— Что с тобой, Муся?
— Бедненький… — только и сказала она.
— Кто бедненький? Этот бедненький? — указывая рукой на двери, за которыми остался Боря.
— Бедненький, — рыдала Муся.
— Муся, что случилось? Кто бедненький?
— Он покончил с собой… — непрерывно рыдая, невнятно бубнила она. — Он покончил с собой из-за меня. Выпрыгнул с крыши своего дома.
Муся рассказала мне жуткую историю. Бывший наш однокурсник выпрыгнул с крыши своего дома. Завтра будут похороны. И нам надо туда идти. На мой вопрос, кто он, Муся мне не ответила и разрыдалась с такой силой, что я никак не могла ее успокоить. Дав ей снотворное и уложив в постель, я села около нее в кресле. Муся пыталась мне что-то сказать, зевая и при этом рыдая. Из всего этого она выбрала, наконец, самое лучшее решение — поспать. Закрыв глаза, она сразу стала похрапывать. Никогда не подумала бы, что Муся могла так храпеть. Такая красивая девушка и такое устрашающее похрапывание, хотя скорее похрюкивание. Теперь мне стало ясно, почему Муся никогда не оставалась на ночь у своих любовников. Услышав ее сексуальное “хрю-хрю”, все ее парни мигом бы испарились.
Кресло, на котором я сидела, было таким твердым и жестким, что я уселась около постели подруги. Хорошо, что на полу был мягкий коврик. Наверное, слушая такое эротичное “хрю-хрю”, я не заметила, как уснула. И под влиянием этого сексуального похрюкивания мне приснился кошмар. Будто я лежу в постели, а рядом со мной, что говорить рядом, если совсем как раз и не рядом, а прямо-таки на мне — лежит мой нынешний знакомый Борис. Какая же я все-таки оказалась шалавой! По-другому назвать себя я не могла. Как можно было так быстро сдаться и лечь с ним в постель? Уму непостижимо! Он эротично мяукал и, как не странно, облизывал мое ухо, а потом и вовсе принялся сосать мочку моего уха, как будто он был младенец, а ухо — материнская грудь. От этого я быстро открыла глаза и облегченно вздохнула, увидев, что я лежу на полу, а вовсе не в постели в объятиях Бориса. Но на моей груди что-то шевелилось, что-то пушистое и мягкое. Да еще в придачу мяукало и жадно сосало мое ухо. Я на минуту потеряла самообладание и хладнокровие, которым мог позавидовать сам Джеймс Бонд и которые меня еще никогда в моей недолгой жизни не покидали. Я так громко вскрикнула, что от этого крика и мертвец бы в гробу опрокинулся. То странное волосатое чудище, которое еще минуту назад наслаждалось облизыванием моего уха, пропало так быстро, что я не успела даже этого заметить. На своих четвереньках я поползла к двери. Встав на ноги, я нашла включатель и быстро нажала на него. В одно мгновение появился свет, и я взглянула в ту сторону, откуда доносилось тихое «мяу-мяу». Увидев вместо лохматого чудища пушистого котенка, я рассмеялась. Бедное животное испугано мяукало и таращило на меня свои зеленые глазки. Возле него дрыхли еще трое клубочков, которым не помешал ни мой визг, ни свет, ни даже то, что по ним лазил их братик, пытаясь их разбудить.
4
— Ах, ты мой бедненький! — просюсюкала я, шагая к котенку. — Так это ты мое ухо ссал?
Я взяла котенка себе на руки.
— Ах, ты мой маленький! — гладила я котенка по его головке. — Что все спят и тебе не с кем поиграть? — спросила я у малыша. — Какой же ты, однако, красавец! Весь во фраке и с белой бабочкой. Ах, ты мой котеночек! — просюсюкала я, прижимая его к своей груди.
Котенок времени даром не терял и быстро полез снова к моему уху. И еще секунду он бы вцепился в мое ухо своими клыками. Но я ему помешала.
— Ах, вот ты какой быстрый! — погрозила я ему своим пальчиком. — Интересно, ты так же нахально будешь вести себя с кошками, когда вырастешь? Ах, ты стервец этакой!
Котеночек смотрел на меня своими невинными глазками, как будто не понимал, что плохого он сделал. Тогда я догадалась, что малыш хочет кушать и направилась с ним искать его мамочку. Должна же она его накормить. Это ее долг. Ведь она его мама. По каким это причинам я должна исполнять ее материнские обязанности?
— Кис, кис, — искали мы с котенком его маму.
Но ее нигде не было. «Еще осталось одна комната», — подумала я про себя. Открыв двери, я увидела постель и спящего на ней Сергея Петровича, отца Муси, который работал полковником в милиции и поэтому возвращался часто домой поздно. Кошки здесь не было, и я закрыла двери.
— Да! — вздохнула я глубоко, смотря на котенка. — Где же это твоя мамочка затерялась? Неужели, с твоим папой делают тебе еще братиков и сестричек? — поделилась я мыслью с Чернышом.
Он был таким черным, что я подумала и назвала его этим именем. Мы с котенком пошлепали на кухню. На часах было три ночи.
— Что же тебе в три часа не спиться? — спросила я у котенка, роясь в холодильнике. — Еще маленький, чтобы ночью шляться. Молоко будешь пить? Будешь! Куда ты денешься?
Я налила в тарелочку молока, предварительно подогрев его, и положила ее на пол. Малыш прекратил мяукать и принялся хлебать язычком молочко. Вдруг в комнату ввалились остальные трое котенков, оттесняя Черныша.
— Что унюхали запах пареного молока? — спросила я у них. — Ах, какие обжоры!
Неожиданно зазвонил телефон. Кто мог так поздно звонить? Но если уж звонили, значит что-то серьезное. Оставив малышей пить молоко, я направилась на поиски телефона. Хотя где он был, я не знала, потому что была впервые в этой квартире. Но на слух я пришла в зал. Включив свет, я увидела аппарат и быстро взяла трубку.
— Алло, — произнесла я.
Но ответа не последовало. Вместо этого я услышала глубокое дыхание.
— Алло, — повторила я еще раз. — Я вас слушаю. Говорите, пожалуйста.
— Считай, что ты покойница! — услышала я грубый, то ли женский, то ли мужской голос. — Тебе не жить! Слышишь?
«Еще бы не слышать! Зачем так громко орать?» — подумала я, решив, что это каким-то шутникам ночью не спиться. Вот они и решили, если у них сна нету, пусть у кого-то еще он пропадет.
— Слышу, слышу! — ответила я резко. — Как же не слышать! Вы же орете во все горло. Пожалуйста, тише, а то мой муж проснется и вам тогда не поздоровится, что вы его в три часа ночи с постели вытащили. Он у меня, жуть, какой горячий!
— Это из-за тебя мой мальчик покончил с собой, — продолжал вещать грубый голос, несмотря на мои слова. — Поэтому я покончу с тобой. Я скоро приду за тобой. Жди.
Послышались гудки. Я положила трубку. Да уж! Ну и шутнички! Если трубку Муся взяла бы, то она точно от страха описалась бы! Но трубку взяла я, а это значит — не на тех попали! Я выключила свет и пошла на кухню. Котенки уже покончили с молоком и радостно играли друг с другом.
— Идем спать, — сказала я им и потушила свет.
Я пошла в комнату к Муси и легла возле нее. Еще минуты не прошло, как в комнату ввалились котеночки, и попытались взобраться на постель. Но кровать слишком была высока для них, поэтому я вытащила всех котят на постель сама. Они еще немного поиграли, а затем затихли в моих ногах и в ногах Муси, которая так же спокойно и сладко похрюкивала несмотря ни на что.
5
Утром меня разбудил солнечный свет. Казалось, что солнце пыталось проникнуть к нам в комнату. Это было прекрасно просыпаться в объятьях солнца. Но открыв глаза, я увидела, что нахожусь в объятьях не только солнышка, но и Муси, и четырех котенков. Рука Муси придавила мою шею так, что я только удивилась, как она меня не удушила ночью. Черныш времени не терял и уже с самого утра ласкал мое ухо. В свою компанию он пригласил троих собратьев. Двое из них мучили мое левое ухо, а один помогал Чернышу теребить мое правое ухо. В эту минуту проснулась Муся и, подняв голову, и увидев меня в оковах зверушек, расхохоталась до колик в животе.
— Ой, не могу! — хохотала подруга, держась одной рукой за живот, а другой рукой хлопая ладошкой по подушке. — Сейчас тресну от смеха. Евдоша, ты, что ли сегодня им их мамочку заменяешь?
— Да, Муся, — серьезным голосом молвила я. — А что разве не заметно?
— Заметно, — согласилась она и принялась меня освобождать от этих разбойников. — Ах, вы такие маленькие разбойники! — сюсюкала она к ним. — Что же вы тетю Дошу мучите, этакие сорванцы?
— Но почему они именно мои уши выбрали? — недоумевала я, застилая постель.
— Скажи спасибо маме и папе, — ответила мне Муся. — Это они тебя одарили такими большущими локаторами.
— Ты еще издеваешься надо мной, да? Ну, спасибо. Хороша подруга! — обиделась я.
— Евдоша, прекрати дуться. Ты же знаешь меня.
— Да, знаю, какая ты лахудра, — ответила я ей.
— Лахудра? — у подруги брови на лоб полезли.
— Да, лахудра! — подтвердила я. — Я из дома сбежала, а ты надо мною издеваешься. Своих Чернышей мне на уши вешаешь и …
— Ты что от своих предков сбежала? — стала удивляться и радоваться одновременно она. — Да! Вот это круто! Молодец, Доша! Давно пора было это сделать. Теперь у меня будешь жить.
Она открыла тумбочку и вытащила что-то оттуда.
— Вот это тебе, — сказала она мне, запихивая в мой кулак серьги.
— Ах, какие сережки! — обрадовалась я. — И какие большие! В жизни ничего подобного раньше не видела. А зачем мне они? Не думаешь же ты, что я такие надену? Да еще на похороны?