Папа взял колокольчик и позвонил. Через минуту в комнату вошла какая-то девушка в платье горничной.
— Что-то желаете, Лев Борисович? — с заманчивой улыбкой спросила девушка.
— Воды! — простонала я вместо папы. — Много воды!
— И быстрее, милочка! — добавила властным тоном моя мамочка. — Моя дочурка изнывает от жажды!
Горничная ушла. Я взглянула на маму и поняла, что бедная девушка не продержится и дня в нашем доме. Мама жутко ревнива и не потерпит, чтобы какая-то пигалица лукаво улыбалась папе, притом демонстрируя все свои девичьи прелести. Таких девиц моя мамаша выгоняла в три счета. Правда, я никогда не понимала, почему она так жутко ревнует папу, ведь он ни за что не изменит ей, слишком уж он был в нее влюблен.
Через минуту моя вода была доставлена. Я набросилась на стакан и в доли секунды его опорожнила. Мои родители, включая горничную, уставились на меня, как на прокаженную.
— Принеси еще, — попросила я девушку. — Сделай милость.
— Конечно, Евдокия Львовна, — ответила горничная и ушла.
— Евдокия Львовна?! — ужаснулась я тому, как ко мне обратилась девушка. — Что за бред? Кто ее научил так ко мне обращаться?
— Я, милая, — ответила спокойно моя матушка. — В приличном доме обычно прислуга обращается к своим хозяевам и их детям по имени и отчеству. Ты — ведь Евдокия Львовна. Что тебе кажется странным в том, что эта девушка так к тебе обратилась?
— Мама, ты ведь знаешь, как я ненавижу мое полное имя, — взбесилась я. — Ты специально ее научила это делать, чтобы меня дразнить и выводить из себя?
— Да кажется — нет.
— Доша, что с тобой? — удивленно спросил папа. — Ты не заболела?
— Нет, папа, со мной все в порядке, — ответила я, тяжела вздыхая. — Зовите меня с этой минуты Евой, на крайняк — Дошей. Ясно? И еще я забыла мобильный дома. По дороге в метро я не встретила ни одного таксиста. Я прождала в метро еще час на нужный поезд. Добралась последней станции и оттуда пешком под палящим солнцем на огромных каблучищах больше полчаса шла я домой.
— Поэтому мы тебе подарили в день твоего двадцатилетия порше, — услышала я голос мамаши, — но ты, Дошенька, отказалась на нем ездить, объясняя это тем, что ты не хочешь, чтобы другие твои одногрупники чувствовали себя ниже классом!
— Я полностью поддерживаю маму, — вмешался в разговор папа. — Теперь ты сама видишь, почему хорошо иметь свой личный транспорт.
Они были правы на все сто, поэтому я, молча, ушла в свою комнату, чтобы немного поспать, но не успела я насладиться покоем, лежа на постели, как в мою комнату вломилась Муся, вопя во все горло что-то понятное только ей одной.
— Пошли, — услышала я наконец-то, когда она прекратила свои вопли.
— Куда?
— Вниз.
— Зачем?
— Так я же тебе только что объяснила, — уставилась на меня Муся, хлопая непонимающе глазами.
— А я только что проснулась.
Одним словом, она меня все-таки вытащила из мягкой постельки и стащила меня вниз. Мои родители по-прежнему сидели на диване с котятами на коленях, только поменявшись местами. И еще рядом с ними сидел теперь Сергей Петрович. На его коленях лежал Черныш, мурлыкая, как паровоз.
— Садись, Дошенька, около меня, — попросил полковник. — Ведь только благодаля тебе мы смогли засадить эту убийцу за лешетку!
При этих словах я аж села на диван в оцепенении.
— Вы арестовали Ректоршу? — взволнованно задала я вопрос.
— Кого? — не понял полковник.
— Ну, жену ректора Потапенко!
— Да, Доша. Мы ее алестовали и ей тепель светит пожизненно за все ее убийства.
— Значит, отпечатки на открытке совпадают с отпечатками на ноже?
— Да.
61
— Значит, Колиньку и Ларису Ивановну убила эта гадина? — поправив волосы, задала я очередной интересующий меня уже больше недели вопрос.
— Да, это ее лук дело.
Полковник попросил нас не перебивать его, иначе он что-то забудет.
Агнесса Потапенко родилась в семье простых рабочих. Ее отец, Иван Буйков, работал строителем. Он часто подрабатывал на разных шабашках и ему, кроме денег давали еще спирт. Так он втянулся и со временем стал запойным алкоголиком. После работы он всегда приходил под градусом с бутылкой водки. Иван колошматил свою жену, если она к нему лезла с нотациями. А маленькой дочкой он и вовсе не интересовался.
Мать Агнессы тоже не баловала свою дочурку. Девочка ходила в старой, рваной одежде и почти всегда грязная и непричесанная. В детском саду дети ее прозвали Грязнулей. Конечно, денег у бедной женщины на дорогую и красивую одежду для дочери у той не было. Но та всегда могла лишний раз причесать и умыть девочку и залатать рваную одежду, чтобы бедная девочка не была изгоем в обществе.
Когда Агнессе было четыре года, Иван после очередной пьянки с друзьями стал бить жену. Галина, защищаясь, впихнула в мужа кухонный нож. Иван скончался в больнице, а Галину посадили на десять лет. Девочку забрали социальные службы в детский дом.
Агнесса, к сожалению, уже вышла из того возраста, в котором чаще всего семейные пары удочеряли девочек. Родители хотели, чтобы малышки запомнили их, как своих настоящих родителей, поэтому засматривались только на девочек не старше двух лет. Но к большому счастью Агнессы на нее положила глаз Татьяна Игоревна Рыбакова, жена местного бизнесмена. Девочка была чрезвычайно красива с огромными голубыми глазами и долгими, черными, как смоль, волосами. В ее венах текла кровь цыган, которые ее и одарили такими волосами. А голубые глаза у нее были от европейских потомков.
Семья Рыбаковых были бездетными уже долгое время. Обоим супругам уже было перевалило за тридцать пять, и они хотели девочку старше трех лет, которая уже бы могла ходить сама на горшок, есть без сторонней помощи и говорить.
Вениамин Рыбаков быстро оформил документы об удочерении Агнессы, заплатив кому надо и сколько надо, и почти через месяц в их двухэтажном доме наконец появился ребенок.
Девочка походила на ангела с крылышками! Она была тихая, послушная, аккуратная, вежливая и нежная, все время ластилась к своим новым родителям, как маленький котенок. Рыбаковы были безумно счастливы. У их знакомых их собственные дети мало радовали родителей, вечно делая все не так, как их просили о том, или об этом.
Агнессе судьба сделала большущий подарок, избавив ту от ее же родных, испорченных родителей и вместо этого одарив ее новыми папой и мамой. Ведь с отцом-алкоголиком и неряшливой мамашей ее бы ожидало грустное будущее. А вот с Рыбаковыми ей светила светлая, богатая и счастливая жизнь.
В детский садик Рыбаковы не дали Агнессу, посчитали, что ей нужно было время, чтобы освоиться с ее новым домом и родителями. Татьяна наотрез отказалась взять в дом няньку, поэтому сама решила сидеть дома с девочкой, пока та не пойдет в школу. Для этого она даже уволилась с любимого места работы. Но она не жалела о сделанном ею. Татьяна была безумно счастлива в роли матери такой замечательной девочки. Все ее подруги завидовали ей.
— У тебя просто ангелочек, а не девочка! — любила все время повторять ее лучшая подруга Крися. — Нужно было и мне взять ребенка в детдоме! А то намучилась, рожая его, грудь теперь вся обвисла, по телу полно растяжек, живот, как кошмарный сон! При всем этом от него не дождешься ни капли уважения. Что уже говорить о благодарности с его стороны!
— Крися, ты преувеличиваешь, — пыталась Татьяна переубедить подругу. — Твой Андрюша такой заинька! Может, чуть-чуть избалованный. У него это со временем пройдет. В пять лет все детки капризничают, требуют, таким образом, к себе больше внимания от родителей.
На пятилетия Агнессы Рыбаковы устроили большой праздник для девочки, пригласили всех своих друзей и знакомых с их же чадом. Имениннице подарили много подарков. Лучшая подруга Татьяны Крися подарила девочке щенка, перевязанного красной лентой в виде огромного банта. Агнессе собачка очень понравилась, и она вежливо поблагодарила тетю за подарок.
Когда щенка увидели и остальные дети, то все не могли нарадоваться собачке: гладили его все время, играли с ним в “догонялки” и называли его-то Лапочкой, то Бегемотиком.