Пока я жду приговора, не смотрю по сторонам, только прямо.
Судья открывает рот, бросает короткий взгляд на присяжных, а затем возвращает внимание ко мне.
― Жюри присяжных решило, что вы, Дженна Макнелли, виновны в убийстве Уинстона Слейда, ― она делает паузу. ― За это преступление, вы проведете за решеткой срок в двадцать три года.
Я падаю обратно на стул, мой мир рушится вокруг меня.
Слышу аплодисменты и шокированные возгласы. Некоторые люди были за меня, некоторые против. Но моих врагов больше, чем друзей и членов семьи.
Судья продолжает говорить, но я не слышу, не могу поверить, что меня приговорили к жизни за решеткой за преступление, которого я не совершала. Из страха провести много лет за решеткой, я вскакиваю со стула, гнев жжет меня изнутри. Я поворачиваюсь к своему адвокату с обвинением во взгляде.
― Вы плохо старались, ― кричу я.
Уголком глаза, я вижу приближение копов, которых судья попросила увести меня, как преступников, которых я видела по телевизору.
― Ты один из них, да? ― продолжаю я обвинять Престона.
― Нет, Дженна, ― он хватает меня за руку. ― Ты знаешь, что это неправда. Мы подадим апелляцию, ― яростно шепчет он мне в ухо.
Я ему не верю. Никому не верю. Думала, что могу доверять ему. Он казался тем, кому не все равно. Но правда состоит в том, что он появился из ниоткуда и бесплатно предложил мне свои услуги.
Больше ничего не успеваю сказать ему, так как меня хватают сильные руки, а на запястьях щелкают наручники, в миллионный раз за прошедшие два месяца. Я думала, что привыкну к лязгу металла о металл, но этот звук другой. Он похож на смерть. Неотвратимую. Спасения нет.
Трэвис Слейд получил то, что хотел.
Я чувствую себя сломленной, когда меня уводят. Стараюсь не встречаться взглядом со своей семьей. Мне не хватает смелости увидеть страх и боль в их глазах.
Но не отвожу взгляда от Трэвиса и отчетливо вижу его сквозь слезы, одетого в костюм, выглядящего важным и невинным.
― Ты будешь гореть в аду, монстр, ― кричу я, но мой голос подводит. Слова получаются искаженными и невнятными.
Его улыбку я никогда не забуду ― вызывающая мороз, триумфальная, больная.
Перед тем, как я покидаю зал суда, слышу крик матери. Я не поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее. Это чертовски тяжело, а я испытываю слишком сильную боль, чтобы видеть ее собственную.
***
Все происходит слишком быстро. Я нахожусь в оцепенении, пока меня ведут из зала суда обратно в полицейский фургон, в окружении других преступников. В оцепенении пока меня везут в Исправительное учреждение для женщин «Уиллоу Крик», или же «Крик», как называют его охранники.
Женщина, примерно моего возраста, с темными волосами, свисающими грязными сосульками с ее головы, плачет и говорит всем, что она невиновна.
― Мы все невиновны, сука, ― кричит кто-то в ответ, следом офицеры приказывают всем заткнуться.
У меня больше не осталось слез, чтобы плакать. Я чувствую онемение и пялюсь в пространство, даже не замечая людей вокруг меня, игнорирую голоса, потерявшие надежду.
Такое ощущение, что мы едем целый час, но я не уверена. За прошедшую пару месяцев время стало тянуться мучительно медленно. Если несколько минут ощущаются несколькими часами, какими тогда покажутся двадцать три года в тюрьме? Мне будет пятьдесят один, когда меня выпустят, но мой приговор ощущается пожизненным. Моя жизнь кончена.
Мы, наконец, достигаем ворот нашего нового дома, пугающего здания, окруженного кирпичными стенами, и с металлическими воротами. Я не могу дышать, хоть еще даже не вошла.
Нас выводят из фургона, как животных, и ведут через ворота. У меня подскакивает сердце, когда я слышу, как они за нами закрываются, отрезая меня от жизни, которую я знала, от моей свободы.
Повсюду охранники, наблюдают за нами, следят, чтобы мы не сбежали.
Я не смотрю на охранников, следуя за заключенной передо мной, и игнорирую наручники, натирающие мои запястья. Может ли система быть такой прогнившей, что отправила невинного человека в тюрьму? Как много людей за решеткой на самом деле невиновны? Если такое случилось со мной, то может случиться с кем угодно.
Внутри здания нам помогают устроиться, снова обыскивают, вручают тюремную форму и проводят через процесс, через который проходит каждый новый заключенный.
Когда нас, наконец, отводят в наши камеры по тускло освещенному коридору, я хочу зажать уши руками, чтобы не слышать выкрики женщин, которые зовут нас, произносят вульгарности, празднуют прибытие свежего мяса.
Воздух пахнет сыростью и пылью. Мне тяжело дышать, но я продвигаюсь вперед, решительно настроенная не показывать слабость. Это сложно. Чем больше шагов я делаю вперед, тем сильнее по мне бьет реальность.
К тому времени, как мы доходим до входа в камеру, я снова плачу. Как я выживу в тюрьме? Как я смогу прожить каждый день, не сойдя здесь с ума?
― Добро пожаловать в новый дом, ― говорит мне глава тюремной охраны.
Ранее он представился нам как Стор. Наверное, это его фамилия. Он носит козлиную бородку, зачесанные назад волосы и татуировку в виде змеи сбоку на шее. Выглядит как преступник. От этого человека у меня мороз по коже. Я делаю мысленную пометку держаться от него, по возможности, подальше.
Я стою на пороге камеры, рассматриваю грязные цементные стены, заляпанную раковину, унитаз без крышки, грязный пол и единственную койку, заправленную полинялой простыней. Как и я, лампочка на потолке заключена под решетку.
― Заходи, ― рычит он, подталкивая меня вперед. ― Чувствуй себя как дома.
Я шагаю внутрь, и на меня нападает сожаление. Я должна была молча попрощаться со своей семьей. Меня не будет в их жизни двадцать три года. Никакого празднования Рождества, дней рождения или дня Благодарения.
Металлические двери закрываются, и офицер уходит в сопровождении нескольких тюремных охранников.
Женщины в камере напротив моей свистят и зовут меня, спрашивая мое имя.
Я не поворачиваюсь, чтобы на них посмотреть. Может быть, мне стоит быть благодарной, что у меня нет сокамерницы. Никогда не знаешь, кем она может оказаться. Что если они решат поместить в камере убийц?
Иду к койке и сажусь, сцепляю руки на коленях, заставляю себя дышать. В данный момент это единственное, что я могу делать. Но мне тяжело это дается, так что мои руки взлетают к горлу, и я вспоминаю день, когда Уинстон пытался убить меня, как мне удалось выжить. Но действительно ли я выжила? Лично мне кажется, что в ту ночь умерли мы оба.
Я сворачиваюсь калачиком на койке и закрываю глаза, по моему лицу текут слезы, впитываясь в плоскую подушку. Как много слез она впитала? Были ли это слезы невинных или влага вины и страха? Думаю, никогда не выясню. Я знаю, что я здесь, и чувствую, будто умираю.
Глава 4
Трэвис
Я покидаю зал суда изменившимся человеком. Жизнь для меня станет чертовски хороша.
Снаружи здания, репортеры из кожи вон лезут, чтобы добраться до меня. Вспышки камер и вопросы сыпятся со всех сторон. Мне под нос суют микрофоны, пока я пытаюсь выбраться из потной толпы людей.
― Как вы себя чувствуете, мистер Слейд? ― спрашивает блондинка репортер с томным взглядом. ― Должно быть, вы испытываете облегчение, что убийца вашего брата оказался за решеткой.
Может быть, для меня не так уж и плохо насладиться вниманием. Теперь, когда Уинстон мертв, настала моя очередь побыть у всех на виду.
Я поправляю свой шелковый галстук от «Hermès» и останавливаюсь. Вдыхаю запах пота, духов и лака для волос.