Мне нужно выбраться из дома. Его мольбы об освобождении убивают меня, разрывают на миллион кусочков. Я хочу отпустить его. Но не знаю, что будет, если я это сделаю. Не хочу, чтобы с нами еще что-нибудь случилось.
Голова раскалывается, и я уверена, что это из-за того, что она сделала прошлой ночью. Я даже не потрудилась переодеться или посмотреть в зеркало, прежде чем выйти из дома. Просто хотела уйти, чтобы хоть на секунду вздохнуть.
Попытаться побыть одной.
Гравий под ногами хрустит при каждом шаге. С радостью ощущаю боль в подушечках моих пальцев. Она помогает забыть, держать мой разум сосредоточенным на боли, заглушающей все остальное. Я даже не знаю, куда иду, просто пытаюсь убежать.
Начинаю напевать песенку, которую пела мне мама, прежде чем отвернуться от меня. До того, как случились все эти дерьмовые вещи. До Нее, до насилия, до этой жизни.
Тогда моя жизнь была гораздо счастливее.
Эти маленькие моменты — те, за которые я держусь. Те редкие, что я помню. Когда мне говорили, что я — благословение, а не трагедия. Чудо, а не грех. Прекрасный звук, а не уродливый хаос. Ангел, а не дьявол.
Моя грудь начинает болеть, и из глаз текут слезы. Такое чувство, будто сердце вырывают из груди. Я чувствую себя такой слабой. Падаю на колени, земля царапает их при ударе, посылая новую волну боли по ногам. Я пытаюсь дышать этой болью.
Я хочу исчезнуть.
Хочу выбраться из этого тела. Хочу уйти из этой жизни. Хочу убежать из этого ада, в котором живу с тех пор, как она появилась. Я сворачиваюсь в клубок и пытаюсь погрузиться в себя.
Не знаю, где я и как далеко зашла, но здесь достаточно уединенно, чтобы я могла побыть одна. Чтобы поплакать спокойно. Я отдала бы все, чтобы эта жизнь, эта реальность оказалась жестоким кошмаром. Но это не так. Она завладела моим телом, она стала незваным гостем, от которого я не могу избавиться.
И из-за нее я никогда не буду в безопасности. Меня никогда не полюбят. Я никогда не буду нормальной.
Я хочу уйти. Я хочу исчезнуть, хочу умереть.
Глава 24
Монте
Я начинаю принимать свою судьбу. Я здесь уже три дня и не могу сбежать с тех пор, как попытался в первый раз. Мне следовало просто уйти. Бежать как можно дальше и не оглядываться. Но нет. Я хотел быть героем. Я все еще хочу быть героем, который нужен Агонии, но это бессмысленно.
Не могу выбраться. Не могу убежать. Не могу ей помочь.
Остается только спать, но и это у меня не получается. Я устал, но мое тело не отключается. Оно не сдастся. Поэтому вместо того, чтобы спать, я считаю трещинки на потолке. Ведь что еще можно сделать, когда ты, черт возьми, застрял без выхода.
Я сбиваюсь со счета, когда слышу шум снаружи.
— ЭЙ! — кричу я. Надеясь, что, если это какой-нибудь человек, я смогу привлечь его внимание и заставить позвать на помощь. Или, скорее, он убежит. Потому что кто, черт возьми, стал бы звать помощь, если находится на территории чужой собственности. Я бы не стал. Я убежал бы так быстро, как только смог. Это напоминает мне о том времени, когда я был подростком.
Когда мне было пятнадцать, мы с двоюродным братом зашли в заброшенный, как нам казалось дом, и обнаружили, что там живет старая леди, которая больше не может заботиться о своем доме, так что он выглядел запушенным и нежилым.
Застав нас на кухне, она вызвала полицию, держа нас на прицеле дробовика. Мы до смерти перепугались. После того как появились полицейские, они отвезли нас в участок и позвонили моей тете. В ту ночь нас выпороли, как никогда в жизни.
Я не разговаривал с моими родственниками с тех пор, как уехал в колледж. А теперь, возможно, у меня больше никогда не будет такой возможности. Слезы подступают к глазам и начинают катиться по лицу. Я пренебрегал людьми, которые приняли меня после смерти родителей, и, возможно, уже никогда не смогу показать, как благодарен им за это.
Я вытираю лицо рукавом футболки и закрываю глаза. Пара глубоких вдохов-выдохов, чтобы успокоиться. Я не могу плакать, не сейчас. Не тогда, когда мне нужно найти в себе силы остаться в живых.
Адреналин пронзает меня, когда я слышу, как открывается входная дверь. Я готовлюсь, ожидая, кто войдет в эту дверь.
Один шаг. Два. Три. Четыре. Пять.
Дверь спальни открывается, и входит Агония. Все мои чувства на пределе, когда Агония останавливается в ногах кровати. Внимательно смотрит на меня. Я не могу сказать, какого цвета у нее глаза.
Она выглядит такой больной. Сломленной и разбитой. Измученной.
За последние несколько дней я узнал, что она невинная женщина, пойманная в ловушку с демоном внутри ее разума, который контролирует ее. И все же после всего, что сделала ее злая половина, я еще хочу знать все, что только можно об Агонии. Ее любимый цвет. Любимая еда. Чем она любит заниматься в свободное время.
Всё это. Я хочу знать.
Она смотрит на меня, и я вижу, что она плачет. Лицо Агонии опухло и покраснело, мокрое от потока слез, которые, кажется, текут без ее желания.
Может быть, я попробую еще раз. Последняя попытка заставить ее отпустить меня. Использую этот момент слабости против нее. Как раз в тот момент, когда собираюсь заговорить, Агония подходит к комоду и достает что-то из верхнего ящика. Она закрывает ящик и садится рядом со мной на кровать.
У меня похолодело в животе. Но я молчу. Не хочу провоцировать Лору, потому что вижу, что Агония борется с ней в данный момент.
Она поворачивается ко мне и смотрит прямо в глаза.
— Прости меня, Монти. — Агония поднимает руку и приставляет пистолет к моей голове.
Черт! Твою ж мать!
— Нет, не делай этого, Агония. — Я изо всех сил тяну веревку, пытаясь освободиться. Я не хочу умирать. Щелчок посылает озноб по всему моему телу. — Ну же, Агония. Не делай этого, пожалуйста! Позвольте мне помочь тебе! Пожалуйста. Позволь мне спасти тебя!
Я тяну все сильнее и сильнее, пока не чувствую, как по рукам течет кровь.
— Ты не можешь спасти меня, Монте. Я умерла давным-давно.
Потом пистолет выстрелил.
Глава 25
Монте
В ушах стоит звон, в голове стучит. Я боюсь открыть глаза.
Все произошло так быстро. И я не смог помешать этому случиться. Слезы текут ровным потоком, несмотря на то, что мои глаза крепко зажмурены.
Тяжесть тела Агонии на мне заставляет плакать еще сильнее. Я продолжаю тянуть веревки, не так сильно, как несколько секунд назад, но продолжаю пытаться. Боль дает мне возможность сосредоточиться на чем-то, кроме ее безжизненного тела на моем.
Я не понимаю.
Я мог бы помочь Агонии, но она не чувствовала себя достойной помощи из-за того, что жило внутри нее. Я хотел быть ее героем, ее спасительной благодатью. Но она не позволила.
Моя рука, наконец, выскальзывает, но вместо того, чтобы освободить другую, я нахожу руку Агонии и держу ее. Боль пронзает меня, когда шершавая ткань касается места, где веревка перетерла мое запястье. Но мне все равно, я рад этой боли. Любая другая боль, кроме той, что я чувствую в груди.
Три дня.