Я беру телефон, вижу надпись на экране и чувствую, как снова к горлу подступает мерзкий ком страха и начинают предательски дрожать руки. Мне надо с ним поговорить. Глупо от него постоянно бегать.
Но я не могу говорить здесь. При Алексее. Я убираю звук телефона.
— Я отойду, — говорю я, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно и спокойно.
— Подожди, — останавливает меня Алексей. — Марин, я..
Он подходит ко мне и берет мою холодную ладонь в свои теплые пальцы.
— Послушай… Я не знаю, как начать… — сбивчиво говорит он. — В общем, я хочу, чтобы ты знала, что всегда можешь рассчитывать на меня. Просто знай — мой дом в твоем распоряжении. Ты можешь здесь оставаться столько, сколько нужно, если тебе потребуется.
— Спасибо. Спасибо большое.
Мне вдруг хочется его обнять, но я останавливаю себя и в глубокой задумчивости иду в гостевую комнату.
Его слова придают мне некую уверенности в будущем разговоре с мужем. Может и правда, стоит попроситься немного пожить у Алексея? Но как это будет выглядит со стороны, если я буду жить в доме моего ученика? В доме с его неженатым отцом…
Слишком много мыслей в голове, я физически не могу обдумать все сразу. Сейчас мне надо решиться на разговор с мужем. Когда я вчера выбежала из дома, мне почему-то казалось, что вся эта история останется в прошлом. Я закрою дверь, убегу и… и все закончится, как дурной сон.
Какая глупость. Проблемы никуда не делись. И даже если я смогла сбежать от них вчера, то сегодня они догнали меня. Можно убегать, можно прятаться или делать вид, что нечего не произошло — но это лишь попытки обмануть себя. Наш брак рухнул. И мне надо признать это. Рухнуло все, во что я верила и создавала эти годы. Мысль об этом разливается физической болью в сердце. Но мне надо собраться. Мне надо быть сильной.
Медленно делаю вдох и выдох. Смотрю на свои дрожащие пальцы. Заставляю себя успокоиться и собраться с мыслями. Беру в руки телефон, и экран загорается снова. Вздрагиваю, и сначала не могу прочесть имя абонента. Это моя свекровь.
Хорошо, начнем с нее.
— Да, Изольда Марковна. — отвечаю я на вызов.
— Мариночка, солнышко! Наконец я до тебя дозвонилась! — слышу голос матери моего мужа.
— Извините, я тут… — оглядываю комнату и пытаюсь подобрать слова, — в магазине и видимо отключила звук у телефона.
— Ох уж эти технологии! А я уже не знаю, что и думать. Все утро вам набирали. Ты не берешь, Глебушка молчит. Сейчас правда ему отец дозвонился. Ну что, дорогуша, ты приготовила выходное платье? Ты завтра должна быть самой красивой и счастливой. — Она делает ударение на последнем слове и растягивает его по слогам.
— Да? — не могу скрыть изумления.
Нечего не понимаю. Что происходит?
— Ой, ну Марин! И ты туда же! Кажется, и Глеб забыл о вашей годовщине, но он-то мужик, ему простительно многое и даже это! Но в жизни не поверю, что ты могла об этом забыть! Что может быть важнее этих милых семейных дат? Три года! Три года вы вместе!
Точно… Завтра у нас в Глебом трехлетие брака, мы действительно созванивались с его родителями и обсуждали их приезд. Для них всегда были важны эти моменты единения семьи и клана, как говорит мой свёкр. Правда, я не очень люблю встречаться с ними. Во всех наших разговорах Изольда Марковна поднимала одну и ту же тему — дети. И я была уверена, что она в очередной раз будет намекать на внуков, как и все разы до этого.
Стоило мне выйти замуж, как моя свекровь стала приставать ко мне чуть ли не каждую неделю с расспросами не тошнит ли меня и не пора ли ей уже покупать ползунки. Сначала ее удивлял мой отрицательный ответ, потом огорчал, под конец злил. Думаю, мой свёкр что-то сказал ей, потому что последний год она почти не спрашивала меня о детях.
Конечно их приезд вылетел у меня из головы. Все последние три недели я была занята совершенно другими мыслями: так боялась, что мои ожидания малыша могут снова сорваться, а после вчерашних событий вообще забыла о завтрашней дате и договорённости.
— Мариночка, а что вы такие с Глебчиком взволнованные, а? — понижает голос свекровь, — может тебе есть чем нас обрадовать с Давидом Григорьевичем? Не говори! — игриво продолжает она. — Если это то, о чем я думаю, скажешь завтра.
Я молчу. Во рту резко делается липко. А ведь я действительно думала, что если все, наконец, получится с ребенком, то можно рассказать об этом на нашей годовщине.
— Ой! — хитро добавляет свекровь, — тут Давид Григорьевич тебя просит. Передаю трубочку.
— Маринка, здравствуй, птичка! — слышу в трубке радостный муж свекра. — Как школа? Не устала к концу рабочего года?
— Нет, все хорошо, Давид Григорьевич. От любимой работы устать нельзя. — Искренне говорю я.
— Это да, это да… Подожди секунду, птичка! — и я слышу его зычный голос, — Изольда! Дай нам с Маринкой пошептаться. — и уже тише в мою сторону, — А теперь скажи мне честно, птичка, что у вас случилось с Глебом?