— «Барин: спите?»
Александр Иванович Дудкин сквозь тяжелое забытье смутно слышал давно, что его теребили.
— «А, барин?..»
Наконец открыл он глаза и просунулся в хмурый день:
— «Да барин же!»
Голова наклонилась.
— «Что такое?»
Александр Иванович сообразил только тут, что протянут на козлах.
— «Полиция?»
Угол жаркой подушки торчал у него перед глазом.
— «Никакой полиции нет…»
Темно-красное прочь ползло по подушке пятно — брр: и — мелькнуло в сознании:
— «Это — клоп…»
Он хотел приподняться на локте, но снова забылся.
— «Господи, да проснитесь…»
Он приподнялся на локте:
— «Ты, Степка?»
Он увидел струю бегущего пара; пар — из чайника: у себя на столе он увидел и чайник, и чашку.
— «Ах, как славно: чаек».
— «Что за славно: горите вы, барин…»
Александр Иваныч с удивленьем заметил, что он не раздет; даже не было снято пальтишко.
— «Ты тут как очутился?»
— «Я тут к вам позашел: забастовка — на оченно многих заводах; полицию понагнали… Я тут к вам позашел, тоись, с Требником».
— «Да ведь, помнится, Требник у меня».
— «Что вы, барин: это вам померещилось…»
— «Разве мы вчера не видались…»
— «Не видались — два дня».
— «А мне думалось: мне показалось…»
Что думалось?
— «Захожу нынче к вам: вижу — лежите и стонете, разметались, горите — в огне весь».
— «Да я, Степка, здоров».
— «Уж какое здоровье!.. Я тут вам чайку вскипятил; хлеб принес; калач-то горячий; попьете — все лучше. А что так-то валяться…»
Ночью в жилах его протекал металлический кипяток (это вспомнил он).
— «Да — да: жар, братец мой, ночью был основательный…»
— «И не мудрено…»
— «Жар во сто градусов…»
— «Ат алхаголю и сваритесь».
— «В собственном кипятке? Ха-ха-ха…»
— «Что ж? Сказывали: у одного алхагольного человека изо рта дымки бегали… И сварился он…»
Александр Иванович усмехнулся нехорошей улыбкой.
— «Допились уж до чертиков…»
— «Были чертики, были… Потому и спрашивал Требник: отчитывать».
— «Допьетесь и до Зеленого Змия…»
Александр Иванович криво вновь усмехнулся:
— «Да и вся-то, дружок мой, Россия…»
— «Ну?»
— «От Зеленого Змия…»
Сам же думал:
— «Эк дернуло!..»