Место нашей дальнейшей службы даже выглядело скучно – какие-то жухлые деревца, холмики невзрачные, покрытые непонятной убогой травкой – всё как я люблю. Потому что от скуки умирать гораздо легче, чем от работы. От службы увиливать не буду, но и задницу рвать тоже не планирую. Хватит с меня уже подвигов. Зато здесь красотища: есть батальон охраны, у которого есть командир, капитан Седых. И есть рота саперов, у которой что? Правильно, тоже есть командир, лейтенант Вострецов. А я, значит, руководящая и направляющая сила в этом малюсеньком гарнизоне на далекой полузаброшенной сортировочной станции. От первоначальной стоянки «Доры» всего несколько километров.
Еще имелись танкисты, но это совсем не в счет – мы с ними пересеклись буквально на пару часов. Они тут собирали трофеи и выволакивали свое побитое. Два немецких танка – выгоревший Т-3 и почти целый, только с отдельно лежащей башней Т-2. И один наш Т-26 с разбитыми катками с правой стороны. Руководил всем капитан Башкатов, щеголявший, как Щорс из известной песни, обильно забинтованной головой. Он и рассказал, как они вылетели к пушке почти дуриком, завязался скоротечный бой, в результате которого охрана частично побежала, а частично решила быстренько сдаться. Повезло, можно сказать.
Даже следы прошедших боев видны не очень сильно. Вон воронка от мины, там деревце пулей пробито, ветка полуобломанная висит. Ну трава вытоптана местами, квадраты установленных ранее палаток имеются. И всё, пожалуй. Разворотный круг свеженький от железки сделали, как и нитку. На совесть всё, на века прокладывали. Шучу, конечно, если продержится эта железка еще пару лет, то только по сильному везению. Да и что по ней возить? И сотни вагонов не прошло бы, наверное. Поэтому и насыпь хлипенькая, и шпалы – чистая времянка.
«Дора» впечатляла – гигантская платформа с длиннющим стволом и прочей машинерией вокруг. Такая махина! Немцы начали готовить позицию под нее. Успели вырыть траншею длиной метров сто и глубиной местами метров восемь, но, судя по всему, дорыть еще не успели. В стороне сделали еще небольшой участок железки, видать, если надумают стрелять в другую сторону. А что, в нужном месте остановили, застопорили – и стреляй на здоровье. Возле траншеи путь аж трехколейный начали делать, скорее всего, для монтажных кранов, когда всё вместе собирать начали бы. Вернее, ствол-то они вон, почти собрали, из общей длины тридцать с лишним метров двадцать точно есть. Вроде как четыре сотни тонн весит, а всё в сборе – полторы тыщи без малого. Собственно, и место выбрали из-за сортировочной станции, наверное, чтобы удобнее было все сюда свозить и хранить. Наша задача – здесь всё подготовить и сберечь.
В дела охранников я не лез. Оно мне надо? Познакомился, угостил капитана чаем и колбасой – и хватит. Какая там система постов, где скрытые наблюдатели, и прочее – посмотрел, конечно. На всякий случай несколько уточняющих вопросов задал, чтобы не сложилось у Седых впечатление, что мне на всё плевать, а потому можно расслабиться. Нет уж, не дождетесь. И ночные подъемы по тревоге обеспечу, и прочие радости, повышающие градус любви простых бойцов к вышестоящему командованию. Симпатия охранников меня волнует мало, они усиленный паек получают, его надо успеть растрясти, пока задница жиром не затекла.
С саперами и того проще – тем и объяснять ничего не пришлось. Задачу уточню чуть погодя, а пока ребятам и так есть чем заняться – землянки копать, ходы сообщения обустраивать, взрывчатые вещества маскировать и безопасность работ обеспечивать.
Ахметшин поначалу даже не поверил, что попал в такую пустыню. Он тщательно проверил все окрестности, и не нашел ни одной дамы в радиусе пяти километров. Дальше он забираться не рискнул. А когда выяснил, что единственный связист – сорокалетний дядька с щетинистыми рыжими усами по фамилии Черненко, и вовсе сник. Сел, нахохлившись, на солнышке, и начал читать очередную книжку про разбойника из пещер, прикрыв ее сверху наставлением по обслуживанию винтовки СВТ-40. Финалист чемпионата «Самый умный командир Красной армии», как же.
– Ты бы, Ильяз, подумал сначала, что у нас в расположении ни одной СВТ нет. Книгу сюда, – протянул я руку.
– Тащ балковник! – заныл Ахметшин. – Мне там немного осталось…
– Ты сюда загорать приехал? Давай, через час доложить мне о возможности подрыва изделия, необходимом количестве взрывчатки, предложения по неизвлекаемости заряда. Вперед. Я проверю. А пока почитаю, что там Герман опять натворил.
– Генрих, тащ балковник, – поправил меня Ильяз.
– Я ведь, если прикажу, будешь сидеть и руками исправлять, чтобы ни одного Генриха в книге не осталось. Вперед, выполнять приказ!
Зато наш личный особист Евсеев оказался самым въедливым и противным для подчиненных. Ему до всего дело было. А потому до сих пор не вернулся, обеспечивая командованию батальона охраны самые приятные моменты военной карьеры. Ничего, крепче любить будут, когда расстанемся.
Зато вышел Степан Авдеевич из расположения комбата – просто светился от радости. Навел порядок, как же.
– Добрый вы, Петр Николаевич, – сообщил он, едва дошел до меня. – Распустятся ведь. Это же надо, заняли штатные места немецких охранников! Осталось только осветить их получше и табличку покрупнее приделать, «Отборное дурачье сидит здесь!». Ничего, вы своими делами занимайтесь, а я нашу охрану обеспечивать начну.
Особист наш – человек-загадка. С одной стороны – суров без меры, аккуратист, любит, чтобы всё по полочкам. И симпатии ни к кому не проявляет вроде бы. А случилась тогда заморочка со мной – не задумываясь, влез за меня. И скрытный, ничего не рассказывал о себе. Я, правда, и не расспрашивал сильно. Но фотографию он носит, прячет в портсигаре.
– Степан Авдеевич, а у тебя семья есть?
– Конечно. Я же живой человек. И жена, и сыновей двое.
– В Москве?
– Нет, эвакуировали с другими семьями, в октябре 41-го. В Чистополе сейчас.
– Ильяз наш из тех краев.
– Да, его родители сильно помогли. Мы как познакомились, он сразу помощь предложил. А так… весна, голодно, работы нет. Видано ли дело, профессорские жены за счастье считают судомойкой устроиться. Худо там. Надеюсь, кончится здесь, дадут разрешение вернуться.
Надо же, а я и не знал. Ни про семью Степана, ни про помощь от его родни. Хреновый я командир, получается.
Ильяз свои предложения ровно через час и озвучил. Я специально проверил, засек время, когда он понес свое обиженное лицо к этой самой «Доре», надежно укрытой зеленой сетью. Тут, конечно, маскировку тоже менять надо, а то получается, как у охранников – тоже взяли, что от прежних хозяев осталось. Эх, сюда бы маскировочный взвод, с которым мост прятали. Как там командира? Лейтенант Меерсон, Исай Гильевич, гений делать явное незаметным. Как вернемся, надо похлопотать, чтобы ему дали отпуск хоть на неделю, пусть своих поищет в Ленинграде.
В принципе, ничего особо выдающегося нам не предстоит, с точки зрения саперов. Объект только чуть больше привычного, но на то у нас есть всякие умные таблицы и прочая радость. Заложим в ствол заряд, поставим заглушку, если что – взорвем, и после такого надругательства нежная девичья честь Доры не выдержит, останется изделие только на металлолом отправить. Хотя снаружи, возможно, не очень и видно будет. Зато внутри – ремонту не подлежит. А еще, конечно, со всех сторон сюрпризов набросаем. Да и лафет тоже… есть задумочки. Повеселимся.
Ахметшин рассказывал про свои хитромудрые идеи, а я только кивал и угукал. Красиво всё, спору нет. И тут вот так, а с этой стороны по-другому. Прямо хоть на выставку достижений народного хозяйства. Для того, чтобы извлечь заряд, надо сначал потянуть за вторую веревочку, но не до конца, а потом за пятую и седьмую одновременно, и только потом опять вторую, но уже до упора. Как в каком-нибудь фильме про средневековый замок – чтобы открылся тайный ход, надо взять определенную книгу с полки и толкнуть специальный кирпич.
– Вопрос у меня, товарищ лейтенант, – выслушав до конца неимоверный по сложности план, спросил я. – Давайте представим, что мы с вами в результате вражеских действий погибли, или в плен попали. А бумажка, на которой все ходы записаны, осталась в виде закладки в этих самых пещерах, – кивнул я на похождения благородного браконьера, – и никто ее там не нашел, потому что любителей читать нет. На растопку Дробязгин пустил, или на самокрутки растащили. Получится, что задачу нашу мы выполнили только наполовину. Кроме тебя ведь убрать взрывчатку некому. И не пульнет никто из трофейной пушки по канцелярии Гитлера. Поэтому предлагаю использовать простой вариант. С электричеством. Провода прикопаем, замаскируем, возле динамки пост выставим, чтобы в случае чего крутнуть ручку было кому. Под лафет заложим сколько не жалко, а под ствол и того больше.
– А лучше… – начал Ильяз.
– …когда приедут, и заберут эти трофеи. Вот тогда душа моя успокоится, а ты попадешь под кулаки любезной Параски. За что хоть в этот раз? – кивнул я на уже начавшее желтеть правое ухо.
– За дело, конечно, – потер пострадавший орган татарин. – Хотя с другой стороны – ни за что.
– Это как? Ну-ка с этого места подробнее, мне даже интересно стало.
– Да я башёл к связисткам, они обещали книгу дать бачитать, «Лунный камень». Старая книга, до революции бечатали. Но говорят, очень интересная. Я зашел, а они работают. И Леночка говорит…
– Это с которой тебя Параска сняла, когда приехала только?
– Там немного не так было, тащ балковник, – отмахнулся Ильяз. – Но она. Говорит, возьми книгу, вон лежит, возле бередатчика. А я ботянулся, тут Бараска зашла, и так вышло, что она бадумала, что я Леночку за грудь держу. А я книгу хотел достать…
– И где же этот «Лунный камень»? – спросил я, отсмеявшись. – Я тоже не читал.
– Бараска забрала. Сказала, вернет, когда вернусь.
Весь следующий день я пахал как раб на галерах, пытаясь вовремя сделать то, за чем нас сюда и послали. То есть, рыли землю, и таскали песок. Или просто грунт. Благодаря обширным земельным работам наших предшественников, этого добра было в избытке. Жаль только, располагалось это богатство немного не там, где мне хотелось. Конечно, я носилки сам не носил. Хоть какие-то плюсы от моего звания, кроме пайка и денежного довольствия должны иметься? Но указать подчиненным, что и как делать – это уже моя задача. И ведь не доверишь никому – все подчиненные лейтенанты, целых два, умудрились запороть самые простые распоряжения. И были отстранены. Но я им не позволил заниматься строевой подготовкой, или прочими радостями, где у каждого грамотного командира всегда найдется возможность пофилонить. Ахметшин уже знал – кто не справился с основными обязанностями, тот грузит чугуний. У нас тут полная демократия, и оба командира набираются руководящего опыта с лопатами в руках. Вострецов грузит, Ахметшин высыпает. Потом поменяются, чтобы не так обидно было.
Обед, кстати, очень достойный. По сравнению с отдельным саперным батальоном, так вообще ресторан и пир на весь мир. Суп гороховый на говяжьем бульоне, и не концентрат! Картошка плавает, мясо имеется. На второе и вовсе макароны. С подливой, кстати. И это не мне любимому, а всем бойцам. Потому что я под подушкой командирский харч не рубаю. Раз попал в такое место, будь добр. Чайку потом, конечно, я своего посербаю, но это не в счет.
И ужин привезли вовремя. Я даже удивился слегка. Если и почту подвезут, совсем насторожиться надо будет – глядишь платформу под Дорой починят и ее отсюда вывезут.
Но я сюда послан для другого. После ужина сходил проверил, как позицию взрывника оборудовали. Оказалось, всем на загляденье. Ни добавить, ни убрать. Только садись и бди. Остальное завтра доделаем, ерунда осталась. Если честно – марафету немного навести, чтобы перед собой не стыдно было. А готово всё и сейчас уже. Вот маскировка только… Так, по верхам подшаманили чуток, а больше не успели. Но ночью это не очень и важно, а уж завтра развернемся во всю ширь.
После ужина спать захотелось – хоть спички в веки вставляй. Я уже и умывался, и ходил, а рубит с ног, терпеть невозможно. Но ведь как раз на сегодня у нас запланировано первое большое издевательство над личным составом батальона охраны. Подъем по тревоге и выполнение боевой задачи с легкой беготней. Километров пять, не больше. Если бы сам, отложил на завтра, допустим. Но Евсеев вон, стоит уже, копытом землю роет. Нехорошо подводить подчиненного, тем более, что я сам настаивал на проведении мероприятия именно этой ночью.
Мы потихонечку двинулись к охранникам. Чтобы ни у кого соблазна не возникло загодя подготовить подчиненных к внезапной проверке, капитан Седых тоже остался в неведении. Ему тоже сюрприз будет.
Штаб свой и расположение охраняют бойцы хорошо. Нас заметили, выяснили, кто такие, хотя и пароль мы правильно сказали. Но помощник начальника караула по вызову прибыл, и нас проводил куда надо. К тому моменту приступ сонной болезни у меня рассосался, и я с огромным удовольствием скомандовал заспанному комбату учения личного состава, свободного от несения службы.
Собирались долго. Будь это настоящая тревога, половину из них прямо в люле похоронили бы, не отрывая головы от подушки. Расслабились хлопцы. Ничего, дядя Петя и дядя Степа дадут вам жару.
Ну и понеслось. Под глухое ворчание вооружились и помчались на заранее распределенные точки. Расстроенный Седых изображал пастушью собаку – бегал вокруг строя и рычал на бездельников.
Вдруг в эту сладкую для сердца каждого проверяющего картину влезло нечто непредвиденное. Сначала раздался гул самолетов, потом с востока донеслась заполошная пальба. Прибежал запыхавшийся помначкар и доложил о немецком десанте, летящем с небес. А тут и наземные силы подключились в виде немецких артиллеристов, начавших обстреливать наши позиции. Нападение даже ночным не назвать, среди ночи всё неплохо видно, а первые выстрелы раздались и вовсе когда светать начало. Вот не могут гансы отдать нам Дору. Спят и видят захватить обратно.
– Евсеев, здесь командуйте! – я начал раздавать ценные указания тотчас, памятуя о той заварушке у штаба фронта.
Тогда у особиста получилось с нахрапу запихнуть меня в ближайшую щель под предлогом полученных неведомо от кого инструкций. А я прятаться в естественных и рукотворных складках местности не намерен. Меня сюда прислали командовать, а не задницу беречь.
Так что я крупной рысью припустил на свой пост, пока стреляют в стороне. Кажется мне, что основное место – как раз там. Но мы-то зря время не теряли, и всё подготовили. Так что пока охрана будет заходить с флангов, я помчусь напрямую.
А на месте уже развернулся саперный взвод вперемешку с постами охраны. Стреляют, однако. Правда, это с восточной стороны щедро поливают воздух Ленинградской области очередями из пистолетов-пулеметов, тут к нам выдвинулись наземные силы со старыми добрыми «Маузерами». Винтовка надежная и немцу привычная.
Я свалился в первый же попавшийся окопчик, до икоты напугав молоденького красноармейца, пребывающего в том особом отупении, которое часто наступает в первом бою. Особенно, когда рядом с тобой недавно убили напарника, который, возможно, мог бы что-то подсказать. Красноармеец с непонятной целью распотрошил индпакет и пытался с его помощью как-то заткнуть дыру на лице покойного, образовавшуюся вместо левого глаза.
– Ты что тут творишь, боец! – тряхнул я его за плечи. – Где командир твой?
– Так вот… – ткнул он пальцем в покойного. – Командир отделения, сержант Голяков.
– А ты кто?
– Красноармеец второго взвода Лобанов, товаааа…
Ну хоть про себя помнит, не всё потеряно.
– Ротный где?!
– Кажися там… – ткнул он пальцем куда-то наружу. Вроде примерно в ту сторону, где и должен быть при отражении нападения на объект Вострецов.
Я коротко сообщил Лобанову, чем ему надо заниматься до дальнейших распоряжений, схватил трехлинейку сержанта Голякова, и пополз к местному командованию.
Как ни странно, но к Вострецову я попал сразу, не запутавшись. Эх, было бы время, прорыли бы нормальные ходы сообщения, а не это недоразумение в виде стрелковых ячеек. Но немцы нам его не дали. Вот и приходится ползать, подставляя зад под пули.
– Доклад, товарищ лейтенант! – затребовал я, пытаясь отряхнуть бывшую еще совсем недавно чистой и выглаженной форму.
– Из-за внезапности нападения подавлены посты охраны почти на всем периметре. Обороняемся здесь, в основном силами роты. Потери среди личного состава… до взвода…
Хреново дело. Осталось нас тут совсем мало. Сейчас подтащат пулеметы, дождутся, когда совсем развиднеется, и покрошат нас в мелкий салат.
– Готовность к взрыву?
– Пост не отзывается, тащ полковник. Лейтенант Ахметшин в ваше отсутствие принял решение самостоятельно восстановить…
Вострецов еще что-то рассказывал, а у меня в голове складывалась картинка, как Ильяз под обстрелом ползет к той самой яме.
Затарахтел полевой телефон, провода от которого мы вчера разбрасывали по постам. Комроты схватил трубку, послушал, и передал ее мне.
– Лейтенант Ахметшин, докладывает с поста о готовности к взрыву.
И что делать? Отобьемся или взрывать?