Дышать тобой - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 1

Перевод осуществлён TG каналом themeofbooks - t.me/themeofbooks

Переводчик_Sinelnikova

“Там, где есть любовь, есть и жизнь”.

Махатма Ганди

САУНДТРЕК

Hands DownDashboard Confessional

CutPlumb

DistanceChristina Perri

The Wreck Of Our HeartsSleeping Wolf

Past LifeTrevor Daniel feat. Selena Gomez

A Thousand YearsChristina Perri

FlawsBastille

Already GoneSleeping At Last

SparksColdplay

CardiganTaylor Swift

No Sound but The WindEditors

MineBeyonce feat. Drake

The Wolves ( Act I and II )Bon Ivar

Slow LifeGrizzly Bear feat. Victoria Legrand

Come To MeGoo Goo Dolls

ПРОЛОГ

СЕЙЧАС

КАРТЕР

Я отдаю продавцу десять евро, и он возвращает мне столь необходимый мне никотин и сдачу. Как только у меня в руке оказываются сигареты, я покидаю переполненное заведение и выхожу на улицу, чтобы закурить. Я прислоняюсь к стене и проклинаю про себя, что нахожусь в прямой видимости входа в отель. Мне следовало пойти куда-нибудь еще, но в ту минуту, когда я покинул наш гостиничный номер, единственное, о чем я думал, было то, как сильно мне нужно было отравить свою душу другим видом яда, а не тем, которым Валентина так настойчиво пытается меня уничтожить.

После одного вдоха никотинового блаженства я чувствую, как мое тело расслабляется. Я делаю третью затяжку, когда мой взгляд останавливается на внушительной фигуре Куэйда, выходящего из отеля, выглядящего таким же побежденным, как и я. Я слежу за ним, когда он останавливается на полушаге и разворачивается, чтобы направиться обратно в отель. Он на полпути вверх по лестнице, когда снова останавливается и выдерживает минуту, прежде чем вернуться на улицу, раздраженно дергая себя за волосы.

Валентина Росси.

Вот что она с нами делает.

Заставляет нас чувствовать себя королями среди мужчин, а в следующую минуту сминает наши короны своими изящными руками. Я знал, что рано или поздно она окажется в постели либо Куэйда, либо Логана. С первой минуты, как они увидели ее в Париже, они были повсюду вокруг нее. Чего я не понимаю так это, как они могли так легко игнорировать то, что она сделала с нами все эти годы назад? Хотя я наверно понимаю бедняг, которые хотели быть ближе к ней любым возможным способом. Даже когда мы были всего лишь маленькими засранцами препубертатного возраста, она всегда была магнитом, который притягивал нас, маяком, который призывал нас своим светом, как песня сирены. У нас не было ни единого шанса тогда, и я боюсь, что у нас мало шансов сейчас.

Я изо всех сил старался быть осторожным. Я старался не впадать в иллюзию, что мы все можем начать все с чистого листа, как будто она никогда не была инструментом, который разорвал наши души в клочья. К сожалению, с каждым днем я чувствовал, что колеблюсь, желая быть рядом с ней. Прикоснуться к ней. Поцеловать ее. Потребовалась вся моя сдержанность, чтобы не сдаться. Но вид ее обнаженной в постели, обвившей Логана со всех сторон, как двух любовников, которых с самого начала не следовало разлучать, разбил мое сердце пополам, напомнив мне о том, как оно было уже разбито изначально.

Это должен был быть я.

Нет. Это ложь.

Это должны были быть мы.

Я сжимаю окурок сигареты, раковые пары больше не успокаивают меня, когда я смотрю, как один из моих лучших друзей борется с той же болью, что и я. Куэйд уже трижды поднимался по ступенькам отеля только для того, чтобы снова спуститься по ним. Когда он, наконец, набирается смелости уйти с улицы навсегда, не оглядываясь назад, я знаю, в глубине души он жалеет, что не принял другого решения.

Валентина Росси.

Заставляющая нас снова чувствовать себя глупыми влюбленными подростками, неспособными здраво мыслить, не говоря уже о том, чтобы сделать правильный выбор, чтобы выбраться из этой передряги. Мне не нужно разговаривать ни с Куэйдом, ни с Логаном, чтобы знать, что их чувства похожи на мои собственные. Мы все необузданные, отчаявшиеся и злые.

Я блядь так чертовски зол.

Именно поэтому она отправила нам эти письма?

Чтобы вернуть нас всех на свою орбиту, просто чтобы еще раз разбить наши сердца, ведь первый раз был таким чертовски потрясающим? О чем, черт возьми, она думает?

Если Логан был тем, кого она хотела с самого начала, то зачем устраивать весь этот фарс, приглашая нас с Куэйдом присоединиться к ее европейскому приключению? В этом нет никакого гребаного смысла, если только она не выросла холодной озлобленной женщиной, которая получает радость только от того, что видит страдания других.

Неужели?

Неужели жизнь украла девушку, которую я люблю, и заменила ее бессердечной сукой?

— Нет. Это не моя Валентина. У нее всегда было сердце ее отца. Чистое, доброе, — кричит мое сердце, но я так зол, что не хочу ни слышать его бесполезную логику, ни верить в его наивные желания. — К черту это! — Ворчу себе под нос и бросаю сигарету на землю, раздавливая ее каблуком ботинка.

Если мне нужны ответы, есть только один человек, который может мне их дать.

Я бегу на другую сторону улицы, такси сигналит мне за то, что я не был осторожен при переходе дороги ко входу в отель. Я показываю ему оба средних пальца и продолжаю свой быстрый темп. Валентина совсем одна в номере, поэтому это прекрасная возможность потребовать от нее объяснений раз и навсегда. Я завязал с ее играми. Она должна сказать мне, о чем, черт возьми, она думала, призывая нас на свою сторону после десяти лет работы над разлукой. Если это было для того, чтобы поиграть с нашими сердцами, то она никогда больше не увидит меня, и я сделаю своей миссией убедиться, что Куэйд и Логан тоже держатся от нее подальше.

Единственным положительным моментом во всей этой неразберихе было то, что я наконец-то увидел своих друзей после стольких лет. Возможно, я вел себя как полный мудак, когда они были рядом, но это было только для того, чтобы поддерживать свой защитный барьер. Я скучал по ним так же сильно, как скучал по Валентине.

Насколько это хреново?

Они были моей семьей всегда, но без них я забыл, каково это иметь семью вообще, и теперь, когда они вернулись в мою жизнь, я отправлюсь на край Света, чтобы сохранить их. Это то, что я должен был сделать, когда мне было восемнадцать вместо того, чтобы отталкивать их, но тогда я зализывал раны, которые Валентина нанесла нам, обвиняя их в том, что она отвернулась от нас. Я проделал дерьмовую работу, не став тем другом, в котором они нуждались, но, черт возьми, я сделаю это во второй раз. Я защищу их, даже если они готовы пойти в логово гадюки, только чтобы женщина, которую они любят, проглотила их целиком. Они не видят опасности, но после сегодняшнего утреннего зрелища, я думаю, они наконец-то поняли, что эта поездка ничего не даст, кроме как покончить с нами раз и навсегда.

Я не могу этого допустить.

С новой решимостью в теле я нажимаю кнопку лифта, который доставит меня обратно на место преступления. Мой гнев становится сильнее с каждым пролетающим этажом, и когда двери лифта наконец открываются, я чувствую себя человеком, вышедшим на тропу войны. Я иду, кипя от злости, к нашей двери, провожу ключ-картой от номера и врываюсь внутрь, мои ядовитые слова готовы прозвучать, но, когда я переступаю порог комнаты, где находится Валентина, из меня тут же вылетает яростный порыв звукового ветра.

Валентина сидит на полу, обнаженная, как в день своего рождения, голова опущена, она сосредоточена на осколке стекла в своей руке, ее запястье зовет к жертвоприношению. Мои колени опускаются рядом с ней, мои дрожащие руки осторожно отрывают от нее запрещенную вещь, но она даже не замечает моего присутствия.

— Детка, что ты делаешь? — Мой голос хриплый и полный паники при виде того, что передо мной.

Она не смотрит на меня, а просто смотрит на свою пустую руку, как будто все еще видит осколок стекла в своей руке. Я тщательно осматриваю ее тело, чтобы увидеть, не ранена ли она, ее ободранные колени и окровавленные руки говорят мне, что все ее порезы поверхностные.

Слава гребаному богу.

Я осторожно приподнимаю ее подбородок костяшками пальцев, и мое сердце замирает, когда я вижу, что ее великолепные карие глаза с золотистым оттенком остекленели. Такие рассеянные и пустые, я не уверен, что она даже знает, что я с ней в этой комнате.

— Детка, тебе больно, — говорю я, мой голос нехарактерно дрожит в конце.

И снова от нее нет никакой реакции. Это почти так, как если бы ее душа покинула тело, и все, что осталось, это пустая оболочка.

— Валентина... — Снова шепчу я, мои глаза покалывает от отчаяния.

Когда она ничего не говорит, но продолжает смотреть на свои пустые руки, мой желудок скручивается, как будто меня сейчас вырвет.

— Ты ранена, детка. Мне нужно отвезти тебя в больницу.

Конечно, ее рваных ран недостаточно, чтобы требовать поездки в отделение неотложной помощи, но я не поэтому хочу, чтобы ее осмотрел врач. Валентины… моей Валентины, больше нет здесь, со мной, и мне нужно знать, как я могу вернуть ее.

— Н…никаких больниц, — заикается она, ее тело начинает дрожать.

Я испытываю облегчение от того, что к ней возвращается жизнь, но мое нутро все еще настаивает, чтобы я отвез ее к врачу. Я собираюсь возразить, когда ее руки вцепляются в мои, и ее глаза начинают проясняться после тяжелого тумана, в котором они находились. 

— Никаких больниц, — повторяет она, и на этот раз ее слова звучат четче, более настойчиво.

— Никаких больниц, — вторю я, хотя каждая клеточка моего существа умоляет меня не сдаваться.

Мое израненное сердце не сравнится с болью Валентины.

Я осторожно поднимаю ее с пола и направляюсь в ванную, чтобы хотя бы промыть ее раны. Она прижимается головой к изгибу моей шеи, и я понимаю, какая она легкая, как перышко. У девочки, с которой я вырос, были изгибы во всех нужных местах, но женщина в моих объятиях не обладает таким же здоровым сиянием или телом. Я сажаю ее рядом с ванной, и она дрожит в тот момент, когда мое тело больше не успокаивает ее своим теплом. Я сухо сглатываю, впитывая каждый дюйм моей любви. Ее ребра слишком заметны, чтобы я мог их игнорировать. Темные тени под ее глазами и впалые щеки также бросаются мне в глаза сейчас.

Как я мог пропустить эти изменения?

Просто.

Пока я защищал последнюю частичку своей души от ее хватки, я не видел того, что было прямо передо мной, очень хрупкую женщину, цепляющуюся за тонкие нити здравомыслия. Я отгоняю эту ужасную мысль и повсюду ищу аптечку первой помощи. К счастью, я нахожу ее под раковиной и с деликатной осторожностью пытаюсь промыть ее раны. Однако это бессмысленное усилие, когда она продолжает так сильно дрожать.

Так не пойдет.

Я поднимаюсь с пола и наполняю большую ванну, убедившись, что вода достаточно теплая, чтобы согреть ее замерзшие кости. Убедившись, что ванна достаточно полна, я беру свою любовь на руки и осторожно помещаю ее внутрь. С ее губ срывается тихое шипение, когда ее холодное тело соприкасается с теплой водой. Когда она ложится на спину и закрывает глаза, я чувствую себя более беспомощным, чем когда-либо. Это почти так, как если бы я был свидетелем реальной версии Офелии из Гамлета, которая встречает свой безвременный конец в своей водяной могиле. Изображение выжжено в моем мозгу таким образом, что моя собственная рука дрожит, когда я начинаю промывать ее раны.

— Зачем ты заботишься обо мне? — Шепчет она, слезы текут по ее лицу. — Ты ушел.

— Я вернулся, — отвечаю я, изо всех сил стараясь говорить как можно более нейтрально, чтобы она не услышала паники в моем голосе.

— Почему? — Спрашивает она, ее веки медленно открываются, заставляя меня осознать, каких напряженных усилий это для нее стоит.

— Это не имеет значения. Сейчас я здесь.

Она отворачивает от меня голову, чтобы уставиться на стену, облачная дымка снова начинает окутывать ее.

— Валентина! Посмотри на меня, детка, — приказываю я, притягивая ее подбородок к себе.

Она выглядит такой чертовски уставшей. Изможденной.

— Я собираюсь привести тебя в порядок, а потом отнесу в постель, хорошо?

— Хорошо. — Она кивает, но слово звучит так же неуверенно, как она выглядит.

Что же с тобой происходит, детка?

Этот тревожный вопрос застрял у меня в горле, душа меня сомнениями и страхом. Мои тревожные вопросы остаются внутри, когда я беру мочалку и протираю ее кожу, проявляя особую осторожность к ее ранам. Она время от времени вздрагивает, когда я провожу по ним салфеткой, но, по крайней мере, она больше не дрожит. Я мою ее волосы нежно, методично, делая все, что в моих силах, чтобы не требовать ответов. Как только ее плечи расслабляются, а поникший взгляд усиливается, меня сильно поражает дежавю. Воспоминание, наполненное похожей болью, отразилось на ее лице, сказав мне, что ей нужно лечь и отдохнуть, и забыть об окружающем мире. Я вытаскиваю ее из ванны, вытираю полотенцем так тщательно, как только могу, а затем беру один из бесплатных гостиничных халатов, чтобы ей было тепло. Он выглядит смехотворно большим на ее миниатюрной фигуре, и я в очередной раз шокирован тем, насколько слепым я был последние несколько дней, чтобы не видеть, что моя девочка страдает.

Я беру ее на руки и кладу Валентину на кровать, ее тело мгновенно растворяется в ней, подтверждая, что это именно то, что ей было нужно. Я ложусь позади нее и заключаю ее в свои объятия, и она наклоняется ко мне, вздох слетает с ее губ.

— Позволь мне вызвать врача, — умоляю я еще раз, но она только качает головой.

— Никаких врачей.

Я в отчаянии прикусываю внутреннюю сторону щеки, но не настаиваю. Во всяком случае, пока. Когда ей станет лучше, я снова подойду к этой теме. Я должен. То, с чем я столкнулся, проходя через эту комнату, было тем, чего я никогда не думал встретить и за миллион лет. Валентина всегда была бойцом, но женщина, с которой я столкнулся, не могла сопротивляться. Она выглядела потерянной и сломленной, и часть меня точно знала, каково это.

Я целую ее в макушку, моя рука ласкает ее спину, когда она начинает засыпать.

— Не бросай меня, Картер. Не сейчас. Скоро все это закончится, — шепчет она, пронзая мое сердце своим выбором слов.

Я приподнимаю ее подбородок, чтобы она могла посмотреть мне в лицо, но она слишком не в себе, чтобы посмотреть мне в глаза.

— Что это значит? — Хриплю я.

— Не сейчас — сонно бормочет она, погруженная в темноту.

Она кладет голову мне на грудь и через несколько секунд погружается в дремоту. Я прижимаю ее к себе, мои объятия немного слишком крепкие, но я не хочу отпускать ее. Я не уверен, сколько проходит времени, но каждая тикающая секунда насмехается надо мной, что я сойду с ума, если не выясню, что с ней не так.

Неохотно я высвобождаюсь из ее хватки, прилагая огромные усилия, чтобы не разбудить ее. Я иду в маленькую гостиную и немедленно отправляю сообщение Куэйду и Логану, чтобы они тащили свои задницы сюда, НЕМЕДЛЕННО. Пока я жду их прибытия, я выхожу на балкон и курю несколько минут напролет, медленно сходя с ума, пытаясь расшифровать то, на что наткнулся ранее.

Я выкуриваю пятую сигарету, когда Логан и Куэйд появляются одновременно. Логан выглядит разбитым, в то время как Куэйд выглядит так, словно пытался найти ответы, в которых он нуждался, на дне бутылки. Еще даже не полдень, а он уже пьян.

— Я здесь только для того, чтобы забрать свои вещи, — говорит Логан.

— Ты никуда не свалишь, — огрызаюсь я в ответ.

— Если ты написал, чтобы закончить то, что мы начали этим утром, то поверь мне, тебя ждет мир боли, потому что я, блядь, уже проснулся.

— Это должно быть интересно. Давайте возьмите матч-реванш, но на меня не рассчитывайте. Я бы предпочел видеть, как вы, два засранца, занимаетесь этим, чем снова участвовать, — парирует Куэйд, падая на диван и раскидывая руки по подголовнику.

Логан усмехается, но презрение в его глазах направлено на меня, а не на двести фунтов мышц, расслабляющихся на диване.

— У нас есть проблемы поважнее, чем вцепиться друг другу в глотки.

— Да что ты говоришь? — Издевается Куэйд с преувеличенной ухмылкой.

— У меня нет времени на твои игры, Картер, или на твою пьяную задницу, Куэйд. Я собираю свои вещи и первым же самолетом улетаю отсюда. Это была ошибка.

— Ты никуда не пойдешь, — приказываю я с тем же огнем, который дышит внутри него.

— Пошел ты, Картер! — рявкает он, обвиняюще указывая на меня пальцем. — Прошлой ночью все было прекрасно, а твоя гребаная ревность все испортила.

— Я знаю это. — Я скриплю зубами, на самом деле не заинтересованный в том, чтобы снова видеть Вэл в объятиях Логана после того, что выглядело как ночь горячего секса. — Но это не то, почему ты никуда не идешь. — Говорю я, и мой четкий голос начинает дрожать.

Брови Логана хмурятся, но его поза по-прежнему враждебна. Я достаю еще одну сигарету, выкуривая одну за другой, чтобы выбраться из этого кошмара.

— Это комната для некурящих, — издевается Логан.

— Не самая худшая проблема, с которой я сталкиваюсь, — говорю я, все равно закуривая.

— Кончай с этим, Картер. Ты портишь мне кайф. Если вы двое не собираетесь бодаться, то, по крайней мере, сделай интересным то, что тебе до смерти хочется сказать, — произносит Куэйд, его голова теперь откидывается на подушку, глаза закрыты.

— С Валентиной что-то не так.

— Ты первоклассный придурок. Из-за того, что мы переспали, теперь с ней что-то не так? — Логан раздраженно вскидывает руки в воздух.

— Может быть, ты прекратишь это дерьмо с уязвленным самолюбием и просто выслушаешь меня?! — Я срываюсь на крик, теряя самообладание. Тем не менее, это чудо, что с самого начала все было так сдержанно. — Я сказал, что с нашей девочкой что-то серьезно не так!

— Что ты имеешь в виду? Что с ней не так? — Спрашивает Куэйд, выпрямляя голову и внезапно становясь трезвым.

— Когда вы, два жалких придурка, отправились зализывать свои раны, я вернулся в гостиничный номер с намерением снова встретиться с Валентиной. Потребовать ответов о том, почему она хотела, чтобы мы все отправились в это путешествие, когда было очевидно, что она уже сделала свой выбор. — Я скосил глаза на Логана.

— Я не думаю, что она сделала выбор. Я не думаю, что Вэл когда-нибудь сможет выбрать. Ни тогда, ни сейчас, — бормочет Логан, его выпуклая грудь теперь опущена.

Вместо того, чтобы углубляться в это минное поле, я придерживаюсь более срочного. 

— Я вернулся, а Валентина лежала на полу в кровавом месиве с осколком стекла на запястье. Я думаю, она собиралась навредить себе.

— Это невозможно, — дрожит Логан, бросаясь к ней в комнату.

— Она спит, Логан. Оставь ее в покое, но я знаю, что я видел.

— И что ты видел? — Куэйд задает вопросы с тем же страхом в голосе, в котором я тону с тех пор, как вернулся в наш номер.

— Я видел женщину на грани, желающую сдаться.

— Нет. Не Валентина. Мы ее знаем. Она бы никогда так не поступила. Не с нами. — Куэйд отрицательно качает головой.

— Она не та девочка, в которую мы влюбились, Куэйд. Она какая-то другая. Я не могу точно определить, но она изменилась.

— Мы все изменились, — добавляет Логан, в отчаянии проводя пальцами по волосам.

— Что-то не сходится. Мы все это почувствовали, даже если отказываемся в это верить. Валентина что-то скрывает.

— Ты думаешь, она ... она... — заикаясь, отвечает мне Куэйд, не в силах произнести слово “самоубийца”.

— Я не уверен. — Я склоняю голову, изо всех сил стараясь, чтобы образ обнаженной Валентины, находящейся в нескольких секундах от того, чтобы покончить с собой, не врезался в мою память. — Я не думаю, что у нашей Валентины когда-либо были подобные мрачные мысли, но та, с кем я столкнулся несколько часов назад, не была нашей Вэл. Это было почти так, как если бы она была в оцепенении, полностью сбитая с толку окружением.

Устав от моей болтовни, Логан берет свой телефон и начинает бешено печатать на нем.

— Что ты делаешь?

— Ищу врача, который может приехать в отель.

Я преодолеваю расстояние между нами и выхватываю телефон у него из рук.

— Никаких врачей, — говорю я ему извиняющимся тоном. — Она заставила меня пообещать. Не делай из меня лжеца, Логан.

Он делает долгий выдох.

— Итак, что ты предлагаешь нам делать?

— Мы остаемся и разбираемся в этом. Попробуем разобраться в том, что она неохотно рассказывает нам.

— Ты думаешь, она лжет нам? — Спрашивает Куэйд, не скрывая своей обиды.

— Не лжет, нет. Но определенно что-то недоговаривает. — Я прикусываю зубами подушечку нижней губы.

— Мне это не нравится, — говорит Логан, качая головой.

— Ты любишь ее? — Спрашиваю я прямо, и его голова встает на место.

— Да. — Он даже не переводит дыхание, чтобы ответить мне.

— А как насчет тебя? — Я перевожу взгляд на Куэйда.

— Я, блядь, никогда не переставал, — отвечает он так же непоколебимо.

— Тогда мы едины в этом. Мы все любим женщину, лежащую в этой комнате. Это никогда не изменится. Так что, может быть нам блядь пора, это сделать.

— Что ты имеешь в виду? — Спрашивает Логан.

— Она не может выбирать между нами, и прямо сейчас мы были бы глупцами, если бы заставили ее. Нет, пока мы не выясним, что с ней не так, и не поможем ей каким-то образом.

— Что, если ей нужна профессиональная помощь? — Говорит Логан, его разум все еще сосредоточен на идее, что вызов врача для осмотра был бы лучшим вариантом действий.

— Мы перейдем этот мост, когда дойдем до него. Прямо сейчас мы должны выступить единым фронтом. Быть рядом с ней, пока она не сознается. Я не хочу, чтобы она провела ни единой минуты в одиночестве. Это означает дневное и ночное время. Мы будем по очереди теми, кто будет спать рядом с ней ночью, убеждаясь, что о ней позаботились.

— А что, если этого недостаточно? Что тогда? — Куэйд задыхается, его измученное сердце говорит за него.

— Я не знаю. Но прямо сейчас этот план, все, что у нас есть.

— Ладно, решено. Мы остаемся. Верно? — Неуверенно спрашивает Логан.

— А разве мы когда-нибудь поступили бы иначе? — Я приподнимаю бровь, глядя на них обоих, их ответ написан у них на лицах.

Это то, о чем я знал.

ГЛАВА 1

СЕЙЧАС

ВАЛЕНТИНА

Я понятия не имею, где я нахожусь, когда впервые просыпаюсь. Солнце льется из окна на другом конце комнаты, демонстрируя совершенно безоблачный день. Я в гостиничном номере, одна на огромной кровати королевских размеров, которая идеально прилегает к моему ноющему телу.

Ноющее тело ... что…

Внезапно все возвращается на круги своя. Занятие любовью с Логаном, влетает Картер, все они уходят. Разбивающееся стекло. Кровь из порезов на моей коже.

А потом Картер. Картер был здесь, он вернулся.

Раздается одинокий стук в дверь, а затем она со скрипом открывается, и вот он, идет через дверь ко мне.

Он действительно здесь. Это не сон.

— Детка, — выдыхает он, садясь на кровать и заключая меня в объятия. Я хочу жить в его объятиях и никогда не покидать их.

— Я сожалею о том, что произошло, — шепчу я ему в шею. Он ничего не говорит, просто мягко гладит меня по волосам. Я расслабляюсь в нем, ровное биение его сердца дарит мне покой.

Через мгновение он медленно отстраняется, но я могу сказать, что ему не хочется этого делать. Мое сердце замирает, потому что это кажется хорошим знаком, верно? Или он здесь, чтобы сообщить новости сейчас, когда он уходит?

— Логан и Куэйд вернулись, они хотят тебя видеть, — говорит он мне, и я издаю тихий стон облегчения.

— Они действительно здесь? — С надеждой выдыхаю я.

— Да. Но нам нужно поговорить о том, что произошло вчера, — строго говорит он мне. — Ты что-то скрываешь.

— Вчера? — Я в недоумении думаю. Я потеряла почти целый день. Я не могу себе этого позволить.

Я запоздало осознаю, что он только что сказал. 

— Тут не о чем говорить. Очевидно, я была взволнована тем, что произошло, — говорю я ему, защищаясь.

— Валентина…

— Пожалуйста, — обрываю я его. — Пожалуйста, просто забудь об этом. Я скажу тебе, когда буду готова. — На данный момент глупо думать, что я могу ждать до самого конца, чтобы рассказать ему. Но мне просто нужно немного больше времени. Особенно после всего, что произошло вчера. Они останутся, потому что я умираю, а не потому, что они на самом деле этого хотят.

Я этого не хочу. Я никогда не хотела жалости, когда начинала это путешествие. Все, чего я хотела, это их любви.

Картер долго смотрит на меня. У него тени под глазами, как будто он не спал всю ночь, беспокоясь обо мне. И, возможно, так оно и было. Да, скоро мне придется им рассказать.

Только не сегодня.

Раздается еще один стук в дверь, и входят Логан и Куэйд. Их позы напряжены, как будто всех дней нашей поездки до сих пор никогда не было. Куэйд выглядит так, будто его сейчас стошнит, или, может быть, у него похмелье. У меня было достаточно опыта в этом, чтобы распознать это у кого-то другого. Логан просто выглядит несчастным. Как будто он хочет быть где угодно, только не здесь.

— Привет, — застенчиво говорю я, заправляя волосы за уши. Я уверена, что выгляжу ужасно. Когда у тебя вьющиеся волосы, ты не можешь просто лечь спать после ванны, а это именно то, что я сделала. В комнате повисает гробовая тишина, а затем Куэйд крадется ко мне. Не успеваю я опомниться, как он уже стоит на коленях у края кровати.

— Мне чертовски жаль, принцесса, — говорит он сдавленным голосом. — Я здесь, и я никуда не уйду.

Внезапно у меня возникают подозрения.

— Почему? — Спрашиваю я.

Все трое вопросительно смотрят на меня.

— Почему вы здесь? — Я не спеша смотрю на них троих, ища жалости или чего-нибудь действительно такого, что объяснило бы мне, почему сегодня все по-другому, когда они были так уверены, что все было сделано вчера.

Все они беспокойно перемещаются. Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох. 

— Вы нужны мне здесь, потому что вы любите меня, — начинаю я мягко. — Ни по какой другой причине. Если вы здесь не для этого, я хочу, чтобы вы ушли. — Я свирепо смотрю на них всех. Они, очевидно, что-то подозревают, но до тех пор, пока они не знают, что это такое, тогда то, о чем я прошу, не должно быть невозможным.

— Вэл, мы все согласились поделиться… — начинает Куэйд.

— Пока, — перебивает Картер, хотя говорит это без особого энтузиазма, что, честно говоря, является для него заметным улучшением.

Куэйд закатывает глаза. 

— Мы все согласились поделиться. Я не думаю, что мы можем обещать, что все пройдет гладко. Но, выйдя за эту дверь, я почувствовал, что мое сердце разрывается надвое. Я испытывал адскую боль, теряя тебя.

Мои руки дрожат, когда я натягиваю одеяло до подбородка, пытаясь контролировать эмоции, бушующие в моем теле. Я точно знаю, что он имеет в виду. Боль, которую я чувствовала вчера…

Я не думаю, что смогу пережить это снова.

Повисает напряженная тишина.

— Могу я поговорить с Валентиной наедине? — Натянуто спрашивает Логан.

Картер рычит рядом со мной, но неохотно встает с кровати и выходит, бросив на меня взгляд через плечо, который дает мне обещания, которые я отчаянно хочу, чтобы он сдержал.

Куэйд бросает на меня умоляющий взгляд, поднимаясь с колен. Он ставит колено на кровать и склоняется надо мной, покрывая меня глубоким поцелуем, как будто он никогда не хотел останавливаться, как будто он не мог насытиться мною.

Я тихо вскрикиваю, когда он отстраняется, и он одаривает меня своей фирменной ухмылкой, все в нем выглядит более живым и освеженным, чем когда он впервые вошел в комнату.

— Там, откуда это взялось, будет еще много чего, — говорит он, прежде чем шагнуть к двери. Я не вижу взгляда, который он бросает на Логана, но я улавливаю суть по тому, как губы Логана сжимаются, когда они встречаются взглядами.

А потом Куэйд выходит за дверь, и остаемся только Логан и я.

Я нервно ерзаю на кровати, задаваясь вопросом, как я могла быть обнаженной под этим мужчиной еще вчера, а сегодня он с таким же успехом может быть просто незнакомцем. На мне нет ничего, кроме рубашки большого размера, доходящей мне до колен, я бы предположила, что она Картера. Я соскальзываю с кровати, придерживая рубашку, чтобы не задрать ее при движении. Я чувствую себя неловко, но мне нужно быть ближе к Логану. Я не могу выдержать это расстояние. Это всего лишь пара футов, но с тем же успехом это могут быть мили с тем, как он себя ведет.

Он смотрит на меня безучастно. Я вообще не могу сказать, о чем он думает, когда подхожу к нему. Я останавливаюсь всего в футе от него, мой взгляд умоляет его ... о чем угодно.

Внезапно он делает шаг вперед, прижимаясь своими губами к моим, обрывая все слова, которые я могу произнести. Его поцелуй отчаянный. Этим поцелуем он обращается к моей душе, и я изо всех сил стараюсь ответить ему, целуя его в ответ так хорошо, как только могу.

Поцелуй затягивается все выше и выше, пока мне, наконец, не приходится отстраниться и перевести дыхание. Я неуверенно стою на ногах, определенно не оправившись после вчерашнего. Я хватаюсь за его рубашку и быстро отпускаю ее, когда порезы на моих руках отзываются болью. Он прислоняется своим лбом к моему, его глаза закрыты, когда наше дыхание переплетается.

— Мне нужно кое-что знать, — грубо говорит он, очевидно, так же захваченный поцелуем, который мы только что разделили, как и я. — Мне нужно знать, что ты любила бы меня, даже если бы Куэйда и Картера не было на горизонте. Мне нужно знать, что я больше, чем комплексное предложение, что ты видишь во мне. Я не звезда футбола, я не создаю произведения искусства. Я не забавный или загадочный.

Он горько смеется.

— Может быть, я даже больше не знаю, кто я. — Он вздыхает, и мое сердце разрывается от отвращения к самой себе. — Мне просто нужно знать, что ты видишь меня таким какой я есть.

Он держит глаза закрытыми, как будто ему невыносимо видеть мое лицо и то, о чем я думаю. Я замолкаю на мгновение, достаточно, чтобы он начал дрожать, как будто ожидая худшего.

— О, Логан, — наконец говорю я, в моем голосе слышны слезы. — Ты никогда не был комплексной сделкой. Мне жаль, если ты когда-либо чувствовал себя так.

Я отстраняюсь и осторожно беру его лицо в свои руки. Его глаза открываются, и он смотрит на меня с надеждой, и тоска, которую я вижу в его взгляде, смиряет меня.

— Я вижу тебя. Я вижу твое сердце, и я так люблю его. Я вижу мальчика, который позаботился о том, чтобы у меня были тампоны для моих первых месячных, того, кто стоял перед всем нашим классом и читал стихотворение, которое он написал специально для меня. Я вижу мальчика, который всегда был рядом со мной.  Я вижу, какую нежность ты проявляешь только ко мне. Я вижу человека, которым ты стал, который сразу дал мне шанс несмотря на то, что я этого не заслуживаю. Я была бы сломлена, если бы хоть часть тебя изменилась по сравнению с тем, кто ты есть сегодня. Я вижу тебя, Логан Купер, и я никогда не переставала видеть тебя. Я неполноценна без тебя, и это не меняется независимо от кого-либо еще. Я люблю тебя.

— Скажи это еще раз, — грубо говорит он, его глаза загораются страстью, которая воспламеняет мое сердце страстью, таящейся в их глубине.

— Все это?

— Скажи еще раз, что ты любишь меня.

Я нежно целую его в губы. 

— Я люблю тебя, Логан Купер. Я буду любить тебя всю свою жизнь, и так будет всегда, даже после смерти. Я люблю тебя.

Даже смерть не смогла бы заставить меня забыть выражение его лица при моем признании.

Я просто надеюсь, что он вспомнит это после того, как я уйду.

После этого я сплю еще несколько часов, завернувшись в объятия Логана. Когда я просыпаюсь, Куэйд лежит с другой стороны от меня, уткнувшись носом в мою шею. Это было бы идеально, за исключением того, что Картера здесь нет. 

Я выскальзываю из их объятий и на коленях пробираюсь к краю кровати, съеживаясь от боли, которую чувствую. Вчера я пропустила прием лекарств. Этого не должно случаться. Быстро шагая в ванную, я перебираю свои бесконечные бутылочки с таблетками, безнадежно глядя на себя в зеркало. Сегодня никак не скрыть, что я выгляжу больной. Я бледна, мои щеки ввалились, глаза тусклые. Я приглаживаю свои буйные кудри и пощипываю себя за щеки. Сегодня мне понадобится много косметики, чтобы ребята не затащили меня в больницу.

Вздыхая, я накладываю макияж и вношу немного средства в волосы, прежде чем надеть джинсовый джемпер, который я купила прямо перед поездкой. Раньше у меня никогда не хватало смелости надеть такой наряд, но теперь ... три месяца и все такое.

Логан и Куэйд все еще спят, когда я возвращаюсь в спальню, и меня так и подмывает их сфотографировать. Они оба повернуты к тому месту, где я спала, так что находятся всего в нескольких дюймах друг от друга. Это действительно восхитительно. Я достаточно контролирую себя, чтобы сделать всего три снимка, а затем тихо выхожу из комнаты, тихо закрывая за собой дверь, чтобы они могли продолжать спать. Мы все измотаны после того, что произошло.

Картер сидит во внутреннем дворике, глядя на океан и потягивая эспрессо. На столе рядом с ним лежит пачка сигарет. Я съеживаюсь, когда вижу их. Он сказал мне, что курит, только когда испытывает стресс, и, судя по пепельнице, полной окурков, он действительно испытывает стресс.

— Прекрасный вид, — комментирую я, когда он выдыхает струйку дыма. Мы оба смотрим, как дым уносится ветром от нас.

Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня. 

— Да, это так.

Почему-то то, как он это говорит, совсем не звучит банально. Я не думаю, что Картер может выглядеть иначе, чем сексуально и загадочно. Его голос, это экстаз для женщин.

— Хочешь пойти найти то дерево? — Спрашиваю я, выпрямляясь, пока его взгляд изучает мое тело.

— Ты что-нибудь ела? — Отвечает он, приподнимая бровь. Воспоминание о том, как его руки ощущались на моей обнаженной коже, обжигает меня, в то время как его взгляд продолжает пожирать меня. Очевидно, тот факт, что он увидел, что на данный момент от меня кожа да кости, ничего не меняет, потому что он выглядит так, словно хочет проглотить меня целиком.

Я судорожно сглатываю, пытаясь контролировать румянец, который распространяется по моему телу.

— Поем, а потом мы найдем дерево, — предлагаю я, хотя не уверена, сколько еды я смогу проглотить. Я все еще чувствую себя разбитой после всех событий последних двадцати четырех часов, и в сочетании со всеми лекарствами, которые я только что приняла, еда, это последнее, о чем я думаю.

Но я должна поддерживать внешний вид и все такое.

Мы выходим из отеля, и Картер удивляет меня, взяв меня за руку, когда мы идем по мощеному тротуару. Я смотрю на него, но он смотрит прямо передо мной, единственное подтверждение, которое он мне дает, это один раз ободряюще сжимая мою руку.

Мы обедаем в кафе в нескольких кварталах от отеля, которое порекомендовал наш консьерж. Я смогла съесть большую часть своей тарелки с фруктами и половину сэндвича, и это, кажется, смягчает настороженный взгляд Картера.

Мы мало что говорим, кроме комментариев к нескольким наиболее колоритным людям, которых мы видим проходящими мимо кафе. Я заставляю Картера несколько раз улыбнуться в ответ на мои предположения о некоторых занятиях прохожих, что действительно является победой, поскольку улыбки Картера трудно заслужить.

После обеда мы покупаем бутылку вина с местного виноградника и несколько пластиковых стаканчиков в ближайшем гастрономе, а затем отправляемся на поиски дерева. И Картер все еще держит меня за руку.

Мы оба получаем несколько недовольных текстовых сообщений от Логана и Куэйда о том, что их бросили, поэтому я кидаю им их снимок, практически прижавшихся друг к другу в постели, чтобы они заткнулись. Приятно провести это время наедине с Картером. Мои отношения с Логаном и Куэйдом сразу же установились с момента воссоединения, но мы с Картером все еще сильно отстаем.

Или, может быть, не много ... после ванны.

Кассир в гастрономе странно посмотрел на меня, когда я спросила о хорошем дереве, но затем порекомендовал направиться к Авенида де Сервантес. Очевидно, там есть гигантское дерево Хоризия с ярко-розовыми цветами, мимо которого он проходит, возвращаясь домой каждый день.

Мы просто болтаем по дороге, по-прежнему держась подальше от всего серьезного и тяжеловесного, а затем я вижу дерево.

Визжа от восторга, я тащу Картера к нему и плюхаюсь, притягивая его к себе. Дерево великолепно, каждая ветка усыпана потрясающими розовыми цветами, которые пахнут божественно. Я вздыхаю и прислоняюсь к толстому стволу, вдыхая сладкие ароматы, витающие вокруг меня.

— Что с деревом? — Спрашивает Картер, устраиваясь рядом со мной. Я открываю один глаз.

— Разве ты не помнишь?

Он прищуривается, как будто пытаясь сообразить, что я могла вспомнить. Я немного разочарована, что он не может сразу об этом вспомнить. Я думаю, это была забавная вещь, которая казалась важной для одного человека и незначительной для других.

— В теплые дни в школе, когда ты не хотел идти в столовую…

— Что было каждый день, — прерывает он, закатывая глаза.

— Да, так было каждый день, — сухо комментирую я. — В любом случае ... в теплые дни я приходила к тебе пару дней в неделю под дерево на лужайке за школой, мы обедали, и ты фотографировал дерево.

Глаза Картера странно прищуриваются, когда он смотрит на меня. Он потирает грудь, как будто то, что я сказала, причинило ему физическую боль. 

— Так вот почему ты хотела выпить вина под деревом? — Спрашивает он, и его голос звучит странно сдавленно.

Я застенчиво пожимаю плечами. 

— Это было одно из моих любимых воспоминаний о твоем детстве, — тихо говорю я ему, открывая вино и наливая нам обоим по два полных бокала. Это свобода, просто иметь возможность, вот так пить каждый день, никуда не торопясь.

Наступает долгое молчание, пока мы оба потягиваем вино, которое, кстати, восхитительно.

— Я не фотографировал дерево, — выпаливает Картер.

Я вопросительно посмотрела на него. 

— Что?

— Я не фотографировал дерево, — повторяет он, отводя от меня взгляд.

— Тогда что ты фотографировал? — Спрашиваю я, сбитая с толку.

— Тебя, — мягко говорит он, наконец поворачивая ко мне свои прекрасные темные глаза. Розовый лепесток падает с цветов над нами, опускаясь на его волосы, ярко-розовый на фоне их гладкой черноты.

— Ты меня фотографировал? — Я повторяю, не веря. Мы проводили часы у этого дерева каждую осень и весну, пока росли. И он всегда фотографировал.

— Это всегда была ты, — хрипло признается он. — У меня есть тысячи твоих фотографий. Каждый раз, когда я пытался сфотографировать что-то другое, это просто сбивало с толку. Потому что не было ничего такого красивого и интересного, как ты, чтобы фотографировать. Ты была всем, что я видел.

Он делает глубокий вдох.

— Я по-прежнему вижу только тебя.

Я не могу сдержать слез от его слов. До этого момента я не знала, как сильно они мне были нужны. Он притягивает меня ближе к себе, и я прижимаюсь к его груди. Мы сидим так некоторое время, прислушиваясь к звукам парка вокруг нас, его сердцебиение напоминает ровный и успокаивающий барабанный бой у меня под ухом.

Я, наконец, отстраняюсь, как только мне удается контролировать свои эмоции, и делаю огромный глоток вина, в то время как он наблюдает за мной почти нервно.

— Итак, ты был чем-то вроде моего преследователя в старшей школе, — говорю я с озорной ухмылкой.

Он смеется и закатывает глаза, очевидно, испытывая облегчение от моей реакции.

— Мне всегда нравились хорошие романы о преследователях. Хотела бы я знать, что в детстве жила по одному из них.

Он издает дрожащий смешок и делает свой собственный огромный глоток вина. Это вино хорошего сорта, такое, которое вы должны элегантно потягивать, но мы оба пьем его для придания бодрости. Моя мать была бы возмущена.

— Что ж, приятно это знать. Если бы я знал это раньше, это спасло бы меня от ощущения себя подонком в детстве.

— У тебя все еще есть фотографии? — Выпаливаю я, вино, очевидно, ударяет мне в голову, потому что я не хочу знать ответ на этот вопрос.

Я не хочу слышать, что он сжег их в приступе ярости и предательства после того, как я ушла. Наступает еще одно долгое молчание. Раньше между нами четырьмя никогда не было такого рода пауз. Или, по крайней мере, они не были такими тяжелыми.

— Они все еще у меня, — говорит он со вздохом. — Я пытался избавиться от них снова и снова на протяжении многих лет. Думаю, я намеренно остался на задании, чтобы не сидеть в своей квартире и не пялиться на них. Они в коробке из-под обуви в глубоких нишах моего шкафа. И я каждый день злился на тебя за то, что не мог их выбросить.

В этом заявлении есть многое, что нужно распаковать. 

— У тебя все мои фотографии в коробке из-под обуви? — Спрашиваю я, а затем по какой-то причине начинаю смеяться.

И тогда смех переходит в слезы.

Я чувствую, что Картер просто смотрит на меня с беспокойством, как будто я схожу с ума, и, возможно, так оно и есть. Потому что разве это не самая печальная, блядь, вещь, что наша огромная, эпическая любовь была низведена до гребаной коробки из-под обуви за последние десять лет?

Мои руки дрожат, когда я подношу их к лицу, расплескивая вино по ходу движения. Я смотрю, как темная жидкость просачивается в землю.

— Прости, — шепчу я. — Мы потратили впустую столько лет. И это все моя вина.

— Может быть, так всегда и должно было быть, — говорит Картер, снова заключая мое дрожащее тело в свои объятия. — Может быть, нашей истории любви нужно было вырасти, созреть. Возможно, нам нужно было выяснить, кем мы были друг без друга.

— Это такая чушь собачья, — рыдаю я.

Он смеется, и теперь я слышу слезы в его голосе, которые он пытается сдержать. Эта дурацкая коробка из-под обуви. 

— Я знаю. Это абсолютно самая гребаная глупость, которую я когда-либо говорил.

А потом мы оба снова смеемся без причины, и постепенно грусть по потерянному времени проходит, и остается только благодарность за то, что мы вообще здесь, под этим деревом.

Как только мы приходим в себя, Картер наливает нам обоим еще по огромному бокалу вина, а затем мы разговариваем. И мы говорим, и говорим. Он рассказывает мне о своих путешествиях по всему миру. Он рассказывает мне о некоторых ужасных вещах, которые он видел, но он также рассказывает мне о моментах, которые дали ему веру в человечество. Он рассказывает мне о своей жизни в Нью-Йорке и своих коллегах. Он рассказывает мне о нескольких случаях, когда он видел своего брата Алекса за эти годы, и о разговоре, который у них состоялся на похоронах его бабушки Перл два года назад. Он рассказывает мне о том, кем Картер Хейз стал за последние десять лет, и я впитываю все это. Каждое его слово для меня.

К тому времени, когда солнце садится и в воздухе ощущается легкая прохлада, мужчина, сидящий рядом со мной, больше не незнакомец. Он снова Картер. И я люблю его так чертовски сильно.

Мы возвращаемся в отель, снова держась за руки, оба приятно возбужденные от бутылки, которую прикончили. Логан и Куэйд оба ждут нас, когда мы возвращаемся, загорелые после дневного серфинга. После ужина мы все смотрим фильм, и впервые с тех пор, как мы начали это приключение, нет напряжения, пока мы сидим и смотрим какую-то глупую комедию, которая до сих пор заставляет нас всех смеяться. Я прислоняюсь к Куэйду, положив ноги на колени Логана. Картер сидит на полу передо мной, держа меня за руку. И я не могу вспомнить более прекрасного вечера.

Когда приходит время ложиться спать, я ожидаю, что Картер отведет меня в свою комнату. В старших классах он всегда был более сильным физически, и теперь, когда мы преодолели большинство барьеров между нами, кажется, что следующим шагом будет секс. Но он отправляет меня в мою комнату с Логаном и Куэйдом, просто коснувшись моих губ своими.

Проблема в том, что он думает, что у нас впереди вечность. Целая жизнь, чтобы заниматься любовью.

А это просто неправда.

ГЛАВА 2

ТОГДА

ВАЛЕНТИНА

— Проснись, Вэл. Просыпайся, — прошептанный приказ просачивается в мое подсознание, но я чувствую себя слишком хорошо, чтобы обращать на это внимание.

Мое тело еще больше тает на груди Логана, наслаждаясь его лаской на моей щеке, пока он продолжает уговаривать меня проснуться. Нежность ощущается на моем теле так потрясающе, что я притворяюсь спящей еще немного, просто чтобы Логан мог продолжать так прикасаться ко мне. Я чувствую его дыхание на своей коже, когда он продолжает нежно поглаживать мою щеку костяшками пальцев. Мое сердце трепещет, когда он становится более смелым, проводя подушечкой большого пальца по моей нижней губе. Мне требуется вся моя сила воли, чтобы не ахнуть от восторга или не высунуть язык, чтобы попробовать его на вкус. Но я знаю, что, если бы я сделала что-то настолько дерзкое, Логан немедленно отступил бы.

В отличие от Куэйда или даже Картера, Логан более сдержан в своих привязанностях. Максимум, что я получаю от него, это дружеское объятие или удерживание моей руки в своей. Если мне действительно повезет, иногда он заходит так далеко, что предлагает мне легкую ласку по ложбинке моей спины или поглаживание затылка, но эти более интимные прикосновения редки. По какой-то причине он не инициирует большей близости, чем та, что была между нами, и это убивает меня.

Его палец продолжает скользить по моим губам, зажигая искру в моем животе, лишая меня возможности продолжать притворяться.

— Вэл? Ты не спишь? — Спрашивает он, его тон хриплый и вожделеющий, выпуклость его штанов, упирающаяся в мой зад, только подтверждает его сдерживаемое желание.

Я поворачиваю голову в его сторону, мои ресницы трепещут, в то время как его кристально-голубые глаза ярко сияют на мне. Когда он не отстраняется, продолжая играть с моей нижней губой, я думаю, что он может сломаться и, наконец, дать нам то, чего мы оба хотим.

— Поцелуй меня, — я молча умоляю его глазами.

Поцелуй меня, Логан.

Поцелуй меня.

Но, к моему ужасу, он этого не делает. Вместо этого он подвигается на кровати и подтягивает меня, чтобы я села рядом с ним, прислоняя нас к его изголовью.

— Почему ты настаиваешь на проведении этих романтических марафонов, выше моего понимания. Ты каждый раз засыпаешь, — шутит он, заправляя прядь моих волос за ухо.

— Извини.

Я одариваю его застенчивой улыбкой, в то время как внутри я оплакиваю потерю его более кокетливого прикосновения. Если бы он только знал, как я дорожу этими моментами, возможно, он не так неохотно отдавался бы им. Единственная причина, по которой мне так нравится смотреть фильмы у Логана, заключается в том, что это единственное время, когда он по-настоящему расслабляется и не настаивает на сохранении невидимого барьера между нами. Когда мы одни в его комнате, и он включает свой ноутбук, чтобы мы могли вместе посмотреть старые фильмы, все его тревоги рассеиваются. Он не стремится учиться, чтобы получать хорошие оценки, и не занимается своими ста одной внеклассной работой, чтобы хорошо выглядеть в своем заявлении в колледж.

Он просто Логан.

Милый, заботливый, Логан.

Мой Логан.

Иногда у него не остается времени для этой стороны себя, поэтому мне приходится напоминать ему, что жизнь - это не только поступление в школу Лиги плюща. Он тоже может немного повеселиться. Иногда я задаюсь вопросом, не по этой ли причине он держит меня на расстоянии вытянутой руки. Может быть, он считает меня помехой и именно поэтому отказывается прикасаться ко мне. Или целовать меня. Это мучительно, быть с ним и не иметь возможности делать все, что я хочу.

Но у нас есть это. У нас вечер кино. И пока этого было достаточно, по крайней мере, на данный момент.

— Хочешь, я отвезу тебя домой? — Грубо хрипит он, все еще теребя прядь моих волос.

— Но я не видела конец фильма.

— Ты никогда этого не делаешь, — шутит он.

— Ты хочешь, чтобы я пошла домой? — Я прикусываю нижнюю губу, глядя на него из-под полуприкрытых век, боясь, что он снова меня оттолкнет.

— Нет.

— Тогда я не уйду, — весело отвечаю я, утыкаясь головой в изгиб его шеи.

— Ты уверена, что твой папа не будет возражать? Становится поздно. — Объясняет он, указывая на экран своего телефона и показывая, что мой комендантский час давно прошел.

— Сомневаюсь, что он будет возражать сегодня вечером. У папы свидание. — Моя улыбка становится шире.

— Неужели?

— Да, — я взволнованно пищу.

— Знаешь, большинство дочерей-подростков не были бы так счастливы видеть, что их отец с кем-то встречается. — Смеется он.

— Я не похожа на большинство дочерей. — Я пожимаю плечами, кладу подбородок ему на плечо, просто чтобы еще немного забыться, глядя в светло-голубые глаза Логана.

— Нет, ты не такая. — Он снова хихикает, притягивая меня ближе в своих объятиях, так что моя голова падает ему на грудь. Я чувствую, как бьется его сердце, и так же, как и мое, оно немного неровное. Я закусываю губу, чтобы удержаться от вопроса, почему его бьется так быстро, даже если вопрос вертится у меня на кончике языка.

— Если ты снова уснешь, я не буду тебя будить. Я просто завалюсь на диван внизу и напишу твоему отцу, что ты остаешься ночевать у меня.

Я счастлива, что он не может видеть, как я тут же нахмурилась, поджав губы от его замечания. Я действительно хотела бы, чтобы он спал со мной в постели, но каждый раз, когда я ночевала у него в прошлом, Логан был настоящим джентльменом, предоставляя мне личное пространство.

И я ненавижу это.

Я действительно хочу, чтобы он перестал использовать детскую возню со мной и просто был моим уже.

Я беру его отставленный ноутбук и кладу ему на живот, нажимая на воспроизведение другого фильма Джона Хьюза. В отличие от главных женских ролей в его старых подростковых фильмах, мою личную жизнь так просто не настроишь.

Куэйд и папа все еще играют в футбольный мяч на нашем заднем дворе, пока я достаю из духовки каннеллони со шпинатом, которые папа приготовил ранее днем. Прежде чем эти двое начали свой обычный роман на улице, Куэйд накрыл на стол, так что все, что мне нужно сделать, это приготовить салат, и ужин готов. Как только я все готовлю, я выхожу на улицу, чтобы позвать их, но вместо этого прислоняюсь к кухонной двери и просто любуюсь пейзажем. И папа, и Куэйд смеются над одной из шуток Куэйда, когда он пытается выбить мяч из руки моего отца. Мой отец, однако, не сдается без боя.

— Брось это, старина. Ты же знаешь, рано или поздно я добьюсь своего.

— Приди и получи это, малыш, — насмехается папа.

Оба борются вместе, пока не сбиваются с шага, падают на землю, хихикая, как школьницы. Это согревает мое сердце. Я никогда не спрашивала своего отца напрямую, но я знаю, что он хотел бы иметь большую семью, а не только меня. Особенно пару сыновей вроде Куэйда, с которыми можно было бы возиться. Несмотря на то, что он не кровный родственник, у них обоих сформировалась связь, такая же крепкая, как у отца и сына.

— Ужин стынет, — предупреждаю я с мягким смехом.

Куэйд поворачивает голову в мою сторону, как только слышит мой голос, и одаривает меня одной из своих лучезарных улыбок. Металлические брекеты, украшавшие его рот, давно исчезли. На их месте нет ничего, кроме жемчужно-белых зубов, которые заставляют большинство девушек падать в обморок всякий раз, когда он улыбается им. Но эта конкретная улыбка полностью моя. Он не дарит ее никому, кроме меня.

Куэйд помогает моему отцу подняться на ноги, дразня его пенсионером, и папа дает ему за это подзатыльник.

— Эй, будь паинькой, старина. Знаешь, когда ты по-настоящему состаришься, именно я буду поднимать тебя на руки и менять подгузники, — шутит Куэйд.

— Боже, помоги мне, если это правда, малыш, — подстрекает мой отец. — Просто сжалься надо мной и найми чертову медсестру. Я не хочу, чтобы ты приближался к этой области, — язвит в ответ папа, указывая на свой живот.

— Хорошо. Я найду тебе горячую медсестру. Ту, которая обтирает тебя губкой и кормит с ложечки. — Куэйд хихикает, получая еще один удар в живот от моего отца.

— Просто иди умойся, малыш. — Мой папа закатывает глаза, когда они направляются в мою сторону.

— Как насчет того, чтобы вы оба пошли помылись? — Я оглядываю отца с головы до ног, указывая на его одежду, испачканную травой. — Я поставлю ужин обратно в духовку, пока вы оба не будете готовы.

Папа проходит мимо меня и целует в висок.

— Извини, детка. Я буду всего через пять минут. — Говорит он, прежде чем выбежать, чтобы принять душ и переодеться.

— Ты тоже, Куэйд, — приказываю я, указывая, что его одежда выглядит такой же грязной.

Куэйд ухмыляется мне и ждет, пока мой отец не окажется вне пределов слышимости, прежде чем прижать меня к дверному косяку. За эти годы он стал таким большим, что теперь мне приходится задирать голову до упора, чтобы увидеть его великолепное лицо. Он наклоняется ровно настолько, чтобы его рот оказался у мочки моего уха, одна его близость оставляет за собой след из мурашек.

— Я думал, я тебе нравлюсь грязным? — Говорит он озорным тоном.

Моя кожа мгновенно оживает от его непристойных намеков, и я облизываю губы, чтобы вернуть немного влаги в пересохший рот.

— Иди прими душ, Куэйд. От тебя воняет, — лгу я.

Это не так. Он пахнет землей, солнцем и вообще человеком. Он прикусывает мою мочку, и мои веки закрываются сами по себе. В отличие от Логана, Куэйд не боится одаривать меня любовью. На самом деле, он полная противоположность. Он за то, чтобы оставить меня разгоряченной и возбужденной. Я думаю, ему нравится видеть, как мне больно.

Я отталкиваю его грудь, чтобы увеличить необходимое расстояние, но Куэйд ничего этого не хочет.

— Иди. Папа выйдет с минуты на минуту, — предупреждаю я.

Он стонет, его эрекция упирается в мой живот.

— Я думаю, тебе лучше начать ужинать без меня. Я, вероятно, дольше буду в душе.

Я в замешательстве хмурю брови, и он тянет мою руку, чтобы обхватить свой твердый член поверх спортивных штанов. Никаких запретов вообще. Это Куэйд для меня. Мои щеки краснеют от того, что он имеет в виду, но мои глаза не отрываются от его лесной зелени. Он наклоняется ближе и стонет мне в ухо.

— Это значит либо дрочить мой член до полного подчинения в душе, либо прижать тебя к кухонной стойке. Что скажешь, принцесса? Думаешь, мы сможем по-быстрому потрахаться, пока твой отец не наставил на меня дробовик? Не самый худший способ выйти из дома. — Мне не нужно это видеть, чтобы почувствовать, как его кокетливая улыбка обжигает мне щеки.

— Просто иди уже, — хриплю я, нуждаясь, моя ладонь на его груди.

— Хочешь присоединиться ко мне?

Я хмурю брови, моя угроза глубоко запечатлелась на моем лице.

— Прекрати дурачиться и иди, Куэйд. Я серьезно. — Говорю я ему более решительно, на этот раз изо всех сил толкая его в грудь, чтобы он мог вернуть мне немного передышки. С Куэйдом трудно не затаить дыхание.

Он делает долгий выдох и глубоко вдыхает аромат моих духов, прежде чем поцеловать меня в щеку и отпустить. Наконец-то.

— Я вернусь через десять минут. Не начинай без меня. — Подмигивает он.

Я киваю и притворяюсь, что мне все еще есть чем заняться, хотя на самом деле все, о чем я думаю, это о том, как бы я хотела пойти за ним в ванную и посмотреть, как он гладит себя моими фотографиями.

И отсюда моя дилемма. Логан отказывается прикасаться ко мне, мучая меня своей сдержанностью. Куэйд не может оторваться от меня, мучая меня желанием. И Картер…Картер хочет, чтобы я умоляла его прикоснуться.

Все трое приводят меня в бешенство.

Хуже всего то, что все три парня завладели моим сердцем, и я ничего не могу с этим поделать.

Двадцать минут спустя мы все сидим за нашим кухонным столом, наслаждаясь последним папиным итальянским блюдом.

— Я все еще думаю, что вам следует бросить работу архитектора и стать шеф-поваром, мистер Э. Это восхитительно, — провозглашает Куэйд в перерыве между укусами.

— Спасибо, сынок. Но приготовление пищи, это просто хобби, а не моя главная любовь. — Папа подмигивает мне.

Я улыбаюсь ему и беру еще одну ложку салата, время от времени незаметно задерживая взгляд на широкой фигуре Куэйда. Его каштановые волосы все еще немного влажные после душа, но в остальном он выглядит потрясающе в своем синем Хенли и джинсах. Весь его рельефный пресс на виду, заставляя мои мысли блуждать.

— Ты собираешься куда-нибудь после ужина? — Спрашивает папа, озвучивая животрепещущий вопрос в моей голове.

— Да. Пара парней из команды собираются позже на вечеринку "Возвращение в школу", и я сказал, что присоединюсь, — отвечает Куэйд, беря еще одну порцию вкусных каннеллони.

Я склоняю голову и продолжаю есть, хотя каждый кусочек на вилке вдруг становится не таким вкусным, как раньше.

— Чья вечеринка?

— Трейси Холлис, девочка из моего класса по математике. Ее родители уехали из города на выходные, так что она устраивает вечеринку, — объясняет Куэйд, ни капельки не подозревая о ревности, зреющей во мне.

— Будет ли алкоголь на этой вечеринке? — Спрашивает папа.

— Ага — шутит Куэйд, заставляя моего отца нахмуриться.

— Понятно. Ты собираешься взять свою машину?

— Как еще я мог бы туда попасть?

— Не прикидывайся дурачком со мной, сынок. Если ты берешь свою машину, то я надеюсь, ты достаточно умен, чтобы не пить и не садиться за руль.

Куэйд поднимает глаза от своей тарелки и смотрит в сторону моего отца.

— Не передергивай, старина. Логан тоже едет. Он будет назначенным водителем. Я тоже не собираюсь идти и запивать свой вес алкоголем. Просто выпью несколько кружек пива. Вот и все.

— Хм. Ну, если Логан собирается, тогда мне не о чем беспокоиться. Но все же, если он выпьет, позвони мне, и я заберу вас обоих. Неважно, который час. Договорились?

— Договорились, — отвечает Куэйд, и я не упускаю из виду, как его зеленые глаза смягчаются от заботы моего отца о его благополучии.

Куэйду осталось всего несколько месяцев до его восемнадцатилетия, и, хотя он ведет себя так, как будто он большой человек в кампусе, он все еще несовершеннолетний, которому в первую очередь не следует пить. Как бы папа ни старался быть рядом с ним, он не его настоящий отец, чтобы запрещать ему не пить. Думаю, я должна быть довольна, что он принимает совет отца близко к сердцу, даже если он собирается на дурацкую вечеринку Трейси Холлис.

Куэйд всегда был социальной бабочкой в нашей группе. Ему нравится быть в центре внимания. Ему нравится, когда дети в школе глазеют и восхищаются им. Вам не нужно иметь диплом психолога, чтобы знать, что его мгновенная потребность в одобрении и обожании проистекает из того, что его родители такие придурки. Они никогда особо не присутствовали в его жизни, и их действительно не волнует, что они отсутствующие родители. Так было с тех пор, как я встретила его, и ни его мама, ни папа никогда не пытались исправить этот факт. Бог дал им этого замечательного, добросердечного сына, и все равно им просто наплевать на его счастье.

Но прямо сейчас нарциссические родители Куэйда не причина, по которой я молча топчусь на своем месте. Сама мысль о том, что Логан и Куэйд пойдут на одну из вечеринок Трейси, бесконечно раздражает меня.

До меня дошли слухи. Ее вечеринки всегда заканчиваются тем, что дети перепихиваются в ее разных пустых спальнях. Требуется вся моя вера в Логана и Куэйда, чтобы не спросить, были ли они когда-нибудь с другой девушкой. Но, думаю, если бы я действительно хотела получить ответы, то всегда могла бы пойти на одну из ее вечеринок и убедиться в этом сама. Куэйд даже больше не приглашает меня пойти с ним. Не то чтобы я пошла бы, если бы он позвал.

Может, я и состою в команде поддержки, но я знаю свое место. Большинство девочек в школе смотрят на меня так, словно я нечто, что они хотят раздавить своими высокими каблуками. Меня устраивают их пристальные взгляды и комментарии шепотом за моей спиной. Ну, может быть, и не очень, но, по крайней мере, я к этому привыкла. Именно когда происходят подобные вещи, я становлюсь неуверенной. Когда мальчики, которых я обожаю, уходят от меня разными путями.

Папа и Куэйд продолжают говорить о том или ином, но мой разум слишком затуманен, чтобы поспевать. Все, о чем я могу думать, это обо всех девушках, которые будут на этой вечеринке, которые хотят частичку парней, которым я отдала свое сердце и душу.

Когда мы, наконец, заканчиваем ужин, я все еще в хорошем настроении. Как обычно, папа оставляет нас одних, чтобы немного поработать в своем кабинете, пока мы с Куэйдом приводим в порядок кухню и моем посуду. Так было всегда, и я думаю, что это папин способ дать нам с Куэйдом немного времени побыть наедине под его крышей. После того, как он застукал нас с Картером за поцелуями пару лет назад, моя комната стала запретной зоной для мальчиков. Даже для Куэйда, который фактически живет в нашем доме.

— Ты была тихой весь ужин. Что-то не так? — Спрашивает Куэйд, когда я передаю ему тарелку, чтобы он вытер ее.

Я качаю головой, не желая смотреть ему в глаза.

— Врушка.

Я усмехаюсь, яростно оттирая тарелку.

— Ты злишься на меня или что-то в этом роде?

— С чего бы мне злиться на тебя? Ты сделал что-то, из-за чего я должна злиться?

— Нет.

— Ты собираешься сделать что-то, на что я могу разозлиться?

— Никогда.

— Тогда я не злюсь.

— Ты чертовски похоже на взбешенную, детка, — шутит он, ставя тарелку на столешницу и обнимая меня сзади за талию, положив подбородок мне на плечо. — Ты знаешь, что всегда можешь пойти со мной на одну из этих вечеринок. Я бы с удовольствием привел тебя. Одно твое слово, — шепчет он мне на ухо, точно указывая, почему я расстроена.

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, ненавидя то, как он может так легко прочитать мою ревность. Как бы мне ни хотелось быть с Куэйдом и Логаном сегодня вечером, я не хочу, чтобы о моем субботнем вечере говорили. Я качаю головой, снова отклоняя его предложение, и Куэйд испускает долгий вздох. Он разворачивает меня, моя грудь прижимается к его груди, когда он прижимается своим виском к моему.

— Это просто вечеринка, Вэл. Я не собираюсь делать ничего, что заставит тебя разозлиться на меня. Просто потусуюсь с парнями и немного посмеюсь. Вот и все.

— Обещаешь? — Мой голос срывается.

Он нежно приподнимает мой подбородок костяшками пальцев, чтобы я могла потеряться в его зеленых глазах.

— Ты моя девушка, Вэл. Больше никто, — клянется он, и мои плечи мгновенно расслабляются.

Куэйд единственный, кто открыто говорит о своей любви ко мне. Логан скрывает это, в то время как Картер иногда даже не признает этого. Но не Куэйд. Его чувства ко мне так же прозрачны, как и мои собственные.

Он наклоняется и прижимается своими губами к моим беря мой рот в заложники, мой рот мгновенно открывается для его языка. На протяжении многих лет Куэйд никогда не стеснялся целовать меня. Он делает это часто и при любой возможности, которую только может найти. Я стону ему в рот, когда он углубляет поцелуй. Когда он отстраняется, мои глаза полуприкрыты, в то время как его затуманены похотью и любовью.

— Ты единственная девушка, которую я когда-либо целовал. Единственная, кого я когда-либо захочу поцеловать, — признается он с такой искренностью, что на моем лице появляется улыбка. — Никогда не забывай об этом, принцесса. Хорошо?

— Хорошо, — вздыхаю я, поднимаясь на цыпочки, чтобы получить еще один прощальный поцелуй, прежде чем он оставит меня.

Я просто надеюсь, что однажды он не уйдет навсегда.

Я переворачиваю страницу в своей книге, слова не могут привлечь мое внимание сегодня вечером. Моя голова все еще занята Куэйдом и Логаном, идущими на вечеринку Трейси. Я верю Куэйду, когда он сказал мне, что я единственная девушка, которую он когда-либо хотел. Но я не уверена, что Логан чувствует то же самое ко мне. И эта мысль выводит меня из себя. Я встаю с кровати, когда в соседнем доме загорается свет.

Картер в своей обычной черной одежде, его волосы растрепаны из-под байкерского шлема. В то время как Логан и Куэйд проводят субботние вечера на школьной вечеринке, Картер предпочитает кататься на байке по городу со своей верной камерой в руке. Он такой же отшельник, как и я, и, хотя дети думают, что я странная из-за того, что держусь особняком, его отчужденность придает ему таинственный вид. Я не настолько глупа, чтобы верить, что у Картера не было других девушек. Все они заискивают перед ним, и я слышала достаточно слухов, чтобы знать, что он берет то, что хочет, когда хочет. Я просто никогда не была на том конце, где исполнялось его желание.

Это неправда.

Я была той, кто затормозил нас, и он больше никогда ничего не предпринимал. И я знаю почему. Он хочет, чтобы я сделала первый шаг. Он хочет, чтобы я пришла к нему. Прежде чем я успеваю притвориться, что не заглядываю в его комнату, он ловит меня с поличным. В игру вступает его мрачная ухмылка, и, если бы он только знал, как я превращаюсь в лужицу, когда он так на меня смотрит.

Он берет свой телефон, и я делаю то же самое.

Когда я отвечаю на звонок, он ничего не говорит, только дышит в трубку, и это что-то со мной делает.

— Хочешь, я приду? — Наконец он говорит.

— И что будешь делать? — Улыбаюсь я.

— Я не знаю. Отвлеку от того, что тебя беспокоит?

Даже с такого расстояния он все еще видит меня насквозь.

— И как ты это сделаешь?

— Я могу придумать много способов, — говорит он, сидя на подоконнике, его проницательный взгляд не отрывается от моего.

Я сижу на подоконнике перед ним, изо всех сил пытаясь сдержать хриплый смех.

— Просвети меня, — поддразниваю я.

— Валентина, не искушай меня.

— Я не искушаю.

Его смех грубый и мужественный, и мое сердце сжимается от этого звука. Он смотрит вниз, на первый этаж дома, его губы поджимаются в хмурой гримасе.

— Твой папа все еще не спит.

Другими словами, он не придет. Он слишком уважает моего отца, чтобы проникнуть в мою комнату. Поскольку их отношения всегда были немного неспокойными, Картер делает все возможное, чтобы не задевать зверя, которым является мой чрезмерно заботливый отец. Я знаю, что папа заботится о нем так же сильно, как о Логане и Куэйде, но в случае с Картером он чувствует в нем опасность того, кто скорее попросит прощения, чем попросит разрешения.

— Неважно, — добавляет Картер с самодовольной ухмылкой на лице. — Я все еще могу избавить тебя от мыслей, о которых ты слишком много думаешь.

— Правда можешь?

— Да. Но ты должна следовать моим правилам. Ты можешь это сделать?

Заинтригованная, я киваю.

— Иди, возьми свой стул и придвинь его к окну.

— А?

— Никаких вопросов. Просто делай что говорю.

В замешательстве я делаю, как он говорит, и подхожу к своему столу, чтобы подвинуть стул поближе к окну.

— Теперь сядь.

— Я почти закатываю глаза, но, когда я бросаю на него мимолетный взгляд, я вижу, что он тоже сидит в кресле. Мне видны только верхняя часть его груди и лицо.

— Включи громкую связь и положи телефон на подоконник, — приказывает он.

— Папа может услышать, — возражаю я, боясь, что мой отец может подняться наверх и подумать, что Картеру каким-то образом удалось проникнуть в мою комнату.

— Тогда надень наушники, если боишься, — подталкивает он, и я посылаю его, прежде чем положить телефон на подоконник передо мной.

Он издает смешок, и это согревает мои внутренности. Картер почти никогда не смеется, но, когда он смеется, мне кажется, что я наблюдаю, как темные тучи расступаются после шторма, открывая ничего, кроме голубого неба.

— Закрой глаза, Валентина, — шепчет он достаточно тихо, чтобы только я могла слышать его голос.

Нерешительно и неохотно я закрываю глаза, когда он приказывает. Не потому, что я ему не доверяю, а потому, что я предпочла бы быть прикованной к нему взглядом, чем лишиться его. Я ерзаю на своем стуле, когда он дышит в трубку.

Вдох и выдох. Вдох и выдох.

Звук становится песней любовника, блаженно расслабляя все мои конечности, в то время как биение моего сердца становится почти таким же громким, как его нежное дыхание.

— Проведи руками по своим обнаженным бедрам, Валентина, — командует он.

Я делаю, как он говорит, и теперь благодарна, что мои глаза закрыты.

— Нежно, — шепчет он, его тон такой гравийный и густой, что я чувствую, как он целует мою кожу.

— Раздвинь ноги.

Я сухо сглатываю, следуя его команде.

— Потрогай себя поверх трусиков.

Мое бьющееся сердце пропускает удар, когда я слышу, как он ерзает на своем месте.

— Что ты делаешь? — Спрашиваю я, затаив дыхание.

— Что ты должна делать. Я отдал тебе приказ, Валентина. Ты собираешься быть хорошей девочкой и закончить с этим или собираешься делать то, что я говорю?

Я провожу подушечкой большого пальца по передней части своих трусиков и шиплю от чудесного трения, которое это создает. Красный горячий румянец поднимается от пальцев ног до макушки головы, но я не останавливаюсь.

— Сдвинь трусики в сторону, детка. Я хочу, чтобы на твоих пальцах осталось то, что я заставляю тебя чувствовать, даже не прикасаясь к тебе.

Я сглатываю, когда делаю, как он говорит, обнаруживая, что мое нутро влажное и нуждающееся, как он и предсказывал. Я играю со своими складочками, вверх и вниз, пока не нажимаю на свой чувствительный клитор, сначала слегка поигрывая с ним, пока сводящего с ума ритма больше не становится достаточно.

— Представь, что это мой язык пробегает вверх и вниз по твоим складочкам. Мои зубы касаются твоего клитора, заставляя твою киску умолять меня, — ворчит он.

Мои губы приоткрываются при виде образа, который он вложил мне в голову, в то время как мои ноги раздвигаются сами по себе, просто чтобы прохладный воздух пощекотал мою открытую сердцевину.

— Вот так просто, — стонет он.

— Что ты себе представляешь? — Рискну предположить я, мой хриплый голос выдает, насколько я возбуждена.

— Тебя на коленях передо мной, высасывающую меня досуха.

— О… Боже, — мяукаю я, не готовая к такому ответу.

Это что-то делает со мной фантастическое, когда я думаю, что Картер получает удовольствие от изображений своего члена у меня во рту.

— Блядь! — Стонет он. — Я чертовски сильно хочу кончить в твой хорошенький ротик, детка. Но сначала мне нужно, чтобы ты кончила на мой. Оседлай мое лицо, Валентина. Иди за мной, детка.

Его слова впечатываются в мою разгоряченную кожу. Он так далеко, и все же он прямо в этой комнате со мной. Любит меня и сводит с ума от желания.

— Ты такая чертовски вкусная, — продолжает провоцировать он. — Я чувствую твой вкус отсюда. Клубника со сливками. Это опьяняет.

Моя голова откидывается назад, когда я позволяю его словам вести меня над пропастью. Ослепляющий белый свет разрывает меня на части, в то же время я слышу, как Картер издает стон, освобождаясь. Моя грудь вздымается вверх и опускается, когда я возвращаюсь в сознание.

— Открой глаза, Валентина.

Мои веки широко открываются, и я вижу его стоящую фигуру, он заглядывает в мою комнату и видит, как я открываюсь для него, мои соки все еще покрывают мои бедра. Я облизываю губы, когда он накрывает свой все еще твердый член поверх расстегнутых джинсов.

— Сладких снов, детка, — говорит он с кокетливой ухмылкой, а затем завершает одно из самых сексуальных событий, которые у меня когда-либо были, выключая свет в его спальне и вешая трубку.

— Мудак, — бормочу я с довольной усмешкой на губах, следуя его примеру и выключаю свет в своей спальне.

Я падаю на кровать, прижимаю подушку к груди и блаженно засыпаю с мечтами о том, что однажды Картер полюбит меня по-настоящему.

Однажды.

Однажды все мои мечты осуществятся.

Однажды.

ГЛАВА 3

СЕЙЧАС

ВАЛЕНТИНА

Я влюбилась во Флоренцию с того момента, как мы туда попали. Будучи девочкой, я прочитала "Агонию и экстаз" Ирвинга Стоуна, и я стала одержима работами Микеланджело и всегда мечтала когда-нибудь увидеть их. Возможность увидеть вблизи, это сбывшаяся мечта, и это первое, что я забронировала для нас, как только мы оставили наши сумки в отеле.

— У меня такое чувство, будто я ступила на страницы книги по истории, — практически кричу я, когда мы идем по мощеным улицам.

— Ты не чувствовала этого в Париже и Испании? — Спрашивает Логан, обнимая меня за талию и притягивая ближе.

— Это место просто другое, разве ты этого не чувствуешь?

Сегодня я чувствую себя хорошо, мне даже не пришлось принимать некоторые из моих таблеток. В глубине души я задаюсь вопросом, не является ли то, что я испытываю, временным кайфом, который испытывают многие больные раком в конце жизни, но я отбрасываю эту мысль прочь.

— Ладно, кроме того, что ты пялишься на чудовищный мусор Дэвида, что мы делаем во Флоренции, красотка? — Спрашивает Куэйд.

Он ухмыляется мне, когда я закатываю на него глаза. Мы определенно здесь не для этого.

— Мы собираемся повесить наши любовные замки на Понте Веккьо.

Куэйд недоверчиво смотрит на меня. 

— Наши любовные замки? — Он смотрит на Логана и Картера. — Должны ли мы проверить ее температуру? Она, наконец, сошла с ума?

— Аар-аар, — саркастически фыркаю я, но оставляю счастливый поцелуй на губах Куэйда, удивляя всех нас. Я просто так счастлива, что мы здесь, что мы вместе. — Фольклор гласит, что если мы повесим наш замок на мост с нашими инициалами, начертанными на нем, и бросим ключ от замка в реку, то наша любовь будет длиться вечно, — объясняю я, даже не заботясь о том, как смешно это звучит.

Ребята вокруг меня переглядываются, я уверена, им интересно, как их втянули в такое дело. 

— Я думаю, нам нужно купить замок, — говорит Логан, как всегда первым соглашаясь со мной во всем, когда он целует меня в лоб и притягивает ближе к себе.

Логан казался более умиротворенным после нашего разговора, более приспособленным к этим отношениям, которые мы восстанавливаем. Мы больше не занимались любовью, фактически, у нас почти не было физического контакта с тех пор, что случилось. Каждое прикосновение их кожи к моей разжигает пламя, разгорающееся внутри меня. Я отчаянно нуждаюсь в них. Во всех них. И с каждой секундой мое желание растет.

Находясь здесь, в городе, который просто дышит романтикой…Я не думаю, что смогу контролировать себя.

Я разинула рот, когда мы прогуливались по галерее Академии. Даже детские выходки парней по поводу моего предполагаемого вожделения к упаковке Дэвида не могут отвлечь меня от окружающей меня красоты. При виде "Раба Микеланджело" вблизи я чуть не плачу, как и от его флорентийской пьеты. Я ошеломленно разглядываю каждую деталь.

Примерно в это время Куэйд начинает свою скрытую атаку. Поначалу он просто начинает задевать меня немного чаще. Сначала я не понимаю, что он делает, но в третий раз, когда его рука касается моей задницы, я понимаю, в чем заключается его маленькая игра.

Логан и Картер болтают о чем-то впереди нас, поэтому они не знают о намерениях Куэйда. Довольно скоро это становится и моим намерением. Я провожу пальцем по своему декольте, пока мы смотрим на большую вазу, выставленную на подставке, привлекая взгляд Куэйда к моей груди. Проходя мимо, я задеваю его спину, даже если в коридоре нет прохожих. Когда мы выходим и берем мороженое, я обязательно непристойно облизываю его. Это, конечно, привлекает взгляды всех троих, и Логан с Картером подозрительно переводят взгляд с Куэйда на меня. Куэйд даже не пытается скрыть, что он задыхается от вожделения. У него на лице написано, что он бы в мгновение ока затащил меня в угол, если бы ему дали шанс.

И я действительно хочу, чтобы у него был шанс.

Мы стоим на площади Синьории и осматриваемся, когда Куэйд решает, что с него хватит. Я хотела бы отдать должное романтике города, когда солнце садится вдалеке, но, вероятно, дело в том, что я только что в сотый раз за сегодняшний день коснулась его члена. Что бы это ни было, он шепчет что-то срочное Логану и Картер, а затем направляется ко мне. На лице Логана понимающая ухмылка, Картер выглядит огорченным и ревнивым, но, по крайней мере, он не выглядит разъяренным, как ранее в этой поездке. У меня едва появляется шанс помахать на прощание Логану и Картеру, прежде чем Куэйд тащит меня прочь, идя так быстро, что я едва поспеваю.

Я думаю, кому-то не терпится.

Мне тоже.

КУЭЙД

Прямо сейчас я едва могу ясно мыслить. Единственные ясные мысли в моей голове - Валентина. Обнаженная. Сейчас. Мой взгляд сканирует наше окружение, пока мы идем, пытаясь увидеть, есть ли какое-нибудь место, куда я мог бы ее отвести. Я не уверен, что смогу добраться до отеля.

Черт.

— Что ты ищешь? — Спрашивает она, затаив дыхание, и до меня доходит, как быстро я шел. Меня так и подмывает подхватить ее на руки, чтобы мы могли двигаться быстрее, но это, вероятно, привлечет слишком много внимания ... и тревоги. Я не думаю, что кто-нибудь здесь знает, кто я, но они, вероятно, подумали бы, что я похищаю ее, если бы я подхватил ее на руки и начал убегать. Я уверен, что выражение моего лица сейчас тоже немного свирепое.

— Место, где тебя можно трахнуть, — бормочу я, съеживаясь, даже когда слова слетают с моего рта.

Я имею в виду заняться любовью.

Очевидно.

С Валентиной все сводилось бы к занятиям любовью. Даже если это сложно, и грубо. Прижатой к стене.

Блядь.

Она хихикает позади меня, очевидно, услышав меня. И я ухмыляюсь тому факту, что ее не остановили мои грубые выражения. Я никогда не чувствовал ничего подобного. Даже в тот первый раз с ней. Это гребаное отчаянное желание соединиться с ней, быть с ней.

— Я думаю, итальянцы могут неодобрительно относиться к публичной демонстрации наготы, — говорит она, немного запыхавшись.

— Ты нас видела? Мы чертовски сексуальны. Они подумают, что это подарок, — шучу я, хотя теперь, когда я думаю об этом, мысль о том, что кто-то, кроме меня, увидит ее обнаженной, заставляет меня чувствовать себя немного сумасшедшим внутри. Как сумасшедший Халк снаружи.

За исключением, я полагаю, Картера и Логана, неохотно признаю.

— Мы всего в нескольких кварталах от отеля, верно? — В отчаянии спрашиваю я.

Она снова хихикает, и, если уж на то пошло, мой голод усиливается только от того, что я слышу этот звук.

— Да, мы почти на месте. Особенно такими темпами.

Я поворачиваюсь и смотрю на нее с широкой ухмылкой. 

— Должны ли мы соревноваться? Первый получит минет?

В ее глазах появляется странное выражение, и на секунду я беспокоюсь, что она обиделась. Очевидно, я шучу насчет минета.

Вроде того.

Затем внезапно она срывается с места, проносясь мимо меня по направлению к отелю. Она быстрая. На эти длинноногие ноги стоит посмотреть. Сияющий загар, который она приобрела в Испании, только улучшает вид на нее сзади. Но я прямо над ней, прикасаюсь к коже везде, где только могу. Ее хихиканье подстегивает меня. Мы в нескольких минутах от отеля. Я хватаю ее прямо перед тем, как мы подходим ко входу, поворачиваю ее так, что мы смотрим друг другу в глаза. Обычно в ее взгляде большую часть времени, с тех пор как мы воссоединились, скрывается печаль, но не сейчас.

На данный момент есть только необходимость, и это то, с чем я знаю, как работать. Наше дыхание, усиленное бегом, соприкасается между нами, пока не останавливается совсем, когда я прижимаюсь губами к ее рту. У меня нет ни мысли, ни шанса остановиться, и я ни за что не позволю ей передумать. Я облизываю ее рот, как будто она лучше всего, что я пробовал раньше, и это правда. Я опьянен Валентиной, поглощен всем, что связано с ней. Сладкий привкус ванили, клубники и секса захватывает меня.

Это так чертовски хорошо.

Я хочу смаковать каждый кусочек, пока не смогу съесть все… всю ее.

Мои руки удерживают ее в плену у внешней стены отеля. К счастью, сейчас тихо, слава гребаным небесам. Потому что я не могу скрыть свою реакцию на нее, когда мы так близки, и я не стыжусь этого. Она беззастенчиво прижимается ко мне.

— Продолжай в том же духе, принцесса, и все закончится, не успев начаться, — предупреждаю я ее, облизывая мочку уха. Она поворачивает голову так, что наши губы соприкасаются.

— Мы бы этого не хотели.

Ее дыхание обдает мой рот, когда она говорит, и я впитываю все. Фууух, я потерян в ней во всех отношениях. Она вздыхает и поворачивается в моих руках, пока мы не прижимаемся грудь к груди, бедро к бедру. Я придвигаюсь еще ближе, устраняя малейшее представление о разделении. Больше нечего желать от жизни после того, как ее руки поднимутся и сомкнутся на моей шее. Микеланджело, блядь, мог восстать из мертвых и стоять у меня за спиной, а я бы этого не заметил. Моя единственная мысль, затащить ее в постель, или к стене, или куда угодно, где у меня есть шанс войти в нее.

Она смотрит на мой рот с тяжелыми веками. Когда появляется ее язык, обводящий линию ее нижней губы, я теряю всякое чувство времени и готовлюсь погрузиться в нее. Блядь. Я прижимаю свой твердый член к ее животу. Там так хорошо. Как раз в этот момент я слышу неподалеку щебет смеха, и это возвращает меня к тому факту, что я борюсь с любовью ко всему, что есть в моем существовании, у стены самого общественного отеля.

Блядь. Блядь. Блядь.

Пришло время зайти внутрь. 

— Давай воссоздадим этот кусочек рая внутри, принцесса, — говорю я ей, уткнувшись носом в ее горло, даже когда продолжаю покрывать поцелуями самую нежную кожу, которую я когда-либо ощущал.

Она откидывает голову назад и смеется. 

— Это твоя худшая реплика за все время.

Мои пальцы погружаются в ее волосы, удерживая ее на месте, пока я царапаю зубами ее шею. 

— Это работает?

— Да. Но я почти уверена, что ты мог бы сказать что угодно, и я бы завелась прямо сейчас, — признается она тем же задыхающимся голосом, который угрожает свести меня с ума.

Я делаю глубокий вдох, чтобы попытаться взять себя в руки. 

— Хорошо. Нам нужно зайти внутрь. Прямо сейчас, — рычу я, подхватывая ее на руки и маршируя через главный вход.

Люди могут думать, что им, блядь, угодно. Пока копы не помешают тому, что вот-вот произойдет, мне наплевать. Валентина утыкается лицом мне в шею, пока я прохожу через вестибюль. Люди пялятся и шепчутся, но Валентина решает, что сейчас самое подходящее время провести языком по коже на моей шее, так что, честно говоря, мне нужно сосредоточиться на других вещах.

Лифт, это урок самоконтроля, и я чувствую, что заслуживаю олимпийской медали за то, что продержался так долго, не изнасиловав ее. В сотый раз с тех пор, как мы воссоединились, я задаюсь вопросом, как я вообще жил без нее. У меня уходит пятьдесят лет на то, чтобы найти карточку-ключ в кармане, и, наконец, Валентине приходится доставать свою из сумочки, потому что у меня это занимает так много времени. К счастью, она не комментирует тот факт, что все это держится на том, насколько сильно у меня трясутся руки.

Я чертовски люблю эту девушку.

Мы заходим внутрь, и я готов трахнуть ее на полу перед входом, если понадобится. Однако, к моему удивлению, она говорит:

— Поцелуй меня медленно.

И все, блядь, я медленно целую ее. Я прижимаюсь к ее сладкому телу и проглатываю ее ответный стон. Я чувствую себя более чем потрясающе. Она тоже здесь, со мной, ее великолепные золотистые глаза затуманены похотью, а зрачки расширяются. Пульс на ее шее завораживает меня, так как он бьется вместе с быстрым подъемом и опусканием ее груди. Она касается моей щеки, проводит пальцами по моему рту.

— Я хочу, чтобы он был на мне повсюду. Сейчас.

Наши губы приоткрываются в унисон, когда я снова прижимаюсь к ней. Как будто слишком много нужно сказать, и не хватает времени, чтобы вместить все это.

— На этот раз конца не будет. Это будем ты и я. И они. Навсегда. И не важно, куда ты уйдешь…Я найду тебя, и мы будем вместе. Ты меня понимаешь?

Втягивая нижнюю губу в рот, она сосет ее. Черт, мне нужна эта девушка. В этот момент меня не волнует ни то дерьмо, которое произошло в прошлом, ни то, как она разбила мне сердце. Или тот факт, что я безнадежно облажался и мы будем вместе вечно, вероятно, потребует от меня снова и снова умолять ее простить меня.

Все это не имеет значения, потому что прямо сейчас, когда она прижата ко мне, румянец ползет вверх по ее груди, я хочу ее так, как никогда не хотел ни одну другую женщину прежде.

Она кивает, и моя душа словно расслабляется от облегчения.

Ее губа отрывается от того места, где она ее прикусила, и я нахожусь на ней. Я хочу проглотить ее, но вместо этого прикусываю маленькими укусами, медленно и размеренно, чередуя верхнюю и нижнюю части, покусывая, посасывая и оттягивая. Мои губы медленно скользят по ее губам, она приоткрывается для меня в приглашении, и я принимаю. Этим поцелуем я бросаю ей вызов впустить меня, позволить мне быть с ней и заставить ее за один момент почувствовать больше, чем за последние десять лет.

Когда я отстраняюсь, ее губы припухшие, а глаза мягкие. У меня внутри все сжимается, и я снова целую ее, долго и сильно. Мы переплелись языками, руками и ногами. Это почти чересчур, и желание сорвать барьеры и вонзиться в ее тугое, готовое тело сокрушительно. Я хочу услышать, как она выкрикивает мое имя, но я обещал медленно, и я никогда не нарушу данное ей обещание.

Все в ней восхищает. Низкие стоны, которые я улавливаю и отвечаю своими, сладкий вкус ее рта, теплая медовая ваниль и ее тело, прижатое к моему. Сосредоточившись на ее руках, я провожу ими по своей спине, поднимая, а затем загребая под футболку. Она впивается мне в спину и удерживает.

Черт возьми, она понятия не имеет, что она со мной делает. Или, может быть, она знает, и это игра…она играет со мной, пока я не сломаюсь.

Я охотно отдам ей все, если она захочет.

Мой язык проникает глубже в ее рот с намерением опустошить, раздавить и избивать ее чувства, пока она не сможет думать только обо мне. Мой рот, мое тело, все ее и все, что она захочет. Я дам это ей. Я не сдаюсь, облизываю ее губы, а затем погружаюсь глубже, переходя к неглубоким поглаживаниям и легким пощипываниям и обратно. Ее пульс учащен, и он совпадает с моим. Я чувствую это, ее дыхание, приходящее прерывистыми волнами, и вибрацию ее стона. Черт возьми, я тверже, чем когда-либо был. Я хочу быть внутри нее больше, чем сама жизнь, но я продолжаю идти.

Это для Валентины.

Я хочу, чтобы мое имя было в ее сердце, жило и дышало там с каждым ее вздохом.

Я хочу большего.

Ее бедра начинают крошечные фрагментированные движения напротив меня, чтобы найти трение. Я должен прикоснуться к ней.

— Куэйд, — стонет она мне в рот, звук такой сладкий, что мог исходить только от нее.

— Валентина? — Спрашиваю я, желая, нет, нуждаясь услышать, как она умоляет об этом.

Теперь ее очередь пялиться. Ее остекленевшие глаза блуждают по каждому дюйму моего лица и шеи, только чтобы снова скользнуть к моим волосам, за которые она хватается, чтобы удержать меня неподвижно.

— Прикоснись ко мне, — шепчет она, прижимаясь своими бедрами к моим. — Пожалуйста.

— Где?

— Здесь. — Она снова двигает бедрами, и я улыбаюсь, прежде чем завладеть ее ртом, сначала медленно, затем быстрее и глубже, когда моя рука поглаживает ее грудь. Позже будет время поиграть с ее идеальными сиськами. Прямо сейчас мне отдали приказ, и с Валентиной я всегда стремлюсь угодить. Я наблюдаю за ней, пока моя рука скользит по внешней стороне ее бедра, вдоль края ее шорт, шорт, которые дразнили меня весь день, чтобы погладить гладкую кожу прямо там, где, я знаю, меня ждут небеса.

Невозможно оставаться спокойным, это ее вина, вся ее гребаная вина. Если бы она не была такой потрясающей, я мог бы притормозить, но мне нужно почувствовать ее влажную и тугую вокруг меня. Схватив ее за бедро, я тяну, вдавливая свой член в плотное сжатие ее бедер, и она стонет. Музыка для моих ушей. 

— Позволь мне услышать тебя.

Я врываюсь в нее снова и снова, пока она не начинает задыхаться, и я боюсь, что взорвусь, как девственник на первом свидании.

— Я хочу, чтобы ты прикоснулся ко мне, — шепчет она, направляя мою руку именно туда, куда она хочет, и теперь моя очередь стонать. Мне нравится, что она открыта и готова просить о том, что ей нужно.

— Читаешь мои мысли, — шепчу я, прежде чем поцеловать ее. Ничего не сдерживая, я наказываю ее рот. Поцелуй жесткий и глубокий, в то время как моя рука расстегивает пуговицу и молнию ее шорт. Отстраняясь, я смотрю в ее ошеломленные глаза, затем на ее раскрасневшееся лицо и плоский живот. Мы оба наблюдаем, как мои пальцы скользят вниз по ее шортам и мелькают кружева под ними. Ее кожа шелковая, роскошная и предназначена для самых богатых мужчин…предназначена для меня. 

— Блядь, принцесса. — Я опускаю голову к ее волосам, когда мой палец скользит по влажной оболочке ее губ. — Ты самое совершенное, что я когда-либо видел ... что я когда-либо чувствовал.

ВАЛЕНТИНА

Я сошла с ума. В хорошем, отупляющем виде. Куэйд знает, как целоваться, пока не исчезнут все мысли. Я без ума от него, готова к тому, что он сделает со мной все, что захочет. Я бы умоляла, если бы он попросил меня об этом. Когда его рука проникает мне под трусики, реальность того, что мы делаем, поражает меня.

Куэйд здесь. Он на самом деле здесь, со мной. Он больше не сон. Он не воспоминание, к которому я прикасаюсь по ночам. Он прямо здесь. Осознание этого, едва ли не больше, чем я могу вынести.

— Расслабься, — шепчет он мне на ухо. — Ты можешь отпустить себя. Я всегда тебя поймаю. — В его голосе слышатся сексуальные нотки, а затем его пальцы, два из них, проскальзывают в меня, и я теряюсь.

— Твою мать, принцесса. Ты такая влажная и тугая… Я хочу, чтобы мой рот был на тебе.

Я напеваю, потому что потеряла способность говорить.

Я бы позволила ему делать все, что он захочет, потому что мне так хорошо. Расслабляясь, просто чтобы сосредоточиться на ощущениях, я впитываю все его тело, прижатое к моему, когда я покачиваюсь в его руке. Он погружается глубже, обхватывая меня так, что его ладонь трется о мой клитор. 

— О, — наполовину плачу, наполовину стону я. — Куэйд.

Я ищу его рот, и он там, как раз когда мне это нужно больше всего. Накрывая мои губы своими, он вбирает в себя каждый прерывистый вдох и пробормотанное слово. Больше, глубже, быстрее, жестче, а затем повторяется до тех пор, пока я не смогу дышать. Мои руки ищут его запястье, удерживают его, показывая ему путь, втягивая его глубже в меня, потирая и погружаясь глубже, снова и снова.

— Да, о… черт, Валентина, я хочу видеть, как ты кончаешь. Я хочу почувствовать это. —Наши губы соприкасаются, едва касаясь, когда его слова омывают меня. Эта версия Куэйда все еще нова для меня, но ощущение его прикосновения к моему телу такое, словно мы со временем слились воедино.

В этот момент я отпускаю страх и беспокойство о будущем, которого у нас не будет. Здесь только я и Куэйд, к черту все остальное. Мы находим идеальный ритм. Его пальцы имитируют толчок его бедер, двигаясь и проникая глубоко. Наклоняясь вперед, он находит это место, это прекрасное место, где можно снова прикоснуться ко мне. И он находит. Снова и снова ударяя по нему, и в то же время проводя подушечкой большого пальца по моему клитору. Я чувствую, как это начинается, зарождающееся давление распространяется медленно, а затем с нарастающей силой. Мой оргазм нарастает, превращаясь в накатывающую волну. Напрягаясь, мои ноги подтягиваются и замыкаются, когда я раскачиваюсь взад-вперед, сжимаясь вокруг него.

— Да, — тихо восклицаю я. Это напряженно, потрясающе напряженно, и я теряю все из виду, пока взбираюсь на вершину, разрушаю ее и возвращаюсь к реальности на изломанном гребне. Его рука нежно массирует остатки моей кульминации, и это потрясающее ощущение. Наклоняя голову к его шее, я вдыхаю долгими затяжками его богатую, неповторимую мужественность: немного пота, солнца и только его. Теперь он смешан со мной и сексом.

Этот запах мой. Слово “мой” никогда не звучало так хорошо, как с моими мужчинами. Эта мысль неистовствует в моей голове. Это неоспоримая истина. Эти мужчины никогда не будут ни с кем, кроме меня точно так же, как я никогда не была и не буду ни с кем, кроме них.

Я смотрю в великолепные зеленые глаза Куэйда. Они полны благоговения, и я наслаждаюсь его улыбкой. Она начинается с маленькой, дразнящей ухмылки, и она растет, растягиваясь по всему его лицу. Когда он так широко улыбается, на его левой щеке появляется маленькая ямочка. Моим пальцам некуда идти, кроме как к его лицу, пробегая по нижней губе, а затем в эту совершенно очаровательную впадинку.

— Это было сексуально, — ухмыляется он, наклоняясь, чтобы завладеть моим ртом. Это коротко, но в то же время потрясающе. — Я мог бы жить с этим воспоминанием всю оставшуюся жизнь и остаться удовлетворенным. — Он все еще не убрал руку. Я ахаю, когда он скользит глубже, и я сжимаюсь вокруг него. Теперь он у моего уха, покусывает и шепчет:

— Тебе так хорошо рядом со мной, и будет только лучше. Ты готова для меня?

ДА. Ответ, черт возьми, да.

КУЭЙД

Спустя, кажется, годы, мои руки наконец-то на ее идеальной груди. Все еще живя воспоминаниями о том, как ее киска сжимается под моими пальцами, я жажду большего. Я сжимаю и тяну, пока ее всхлипы не перерастают в полномасштабный стон. Тугие кончики впиваются в мою ладонь, когда я сжимаю ее идеально плотно. Я отстраняюсь, и она судорожно глотает воздух. Улыбаясь, когда она шепчет

— Да, — я наклоняюсь, чтобы взять их в себя, распахиваю ее блузку, чтобы обнажить ее груди для моего языка.

Я поглощаю ее, забирая и отдавая все это обратно, чтобы мы могли начать сначала. Ее всхлипы заставляют мой член подергиваться, а ее блуждающие пальцы разжигают мой пульс. Прижимая ее спиной к двери, я выравниваю наши тела. Единственная причина оторвать наши рты друг от друга, смотреть на ее прикрытые веки, на ее губы, разбитые о мои. С преднамеренной концентрацией я перекатываю и вдавливаю в нее свой член. Моя цель идеальна. Ее долгий стон убеждает меня в этом. Я снова отступаю назад и нажимаю глубже, и на этот раз это мое имя, длинное и растягивающееся на вдохе.

— Куэйд.

Я улыбаюсь. Собственнический ублюдок внутри меня радуется тому факту, что она произносит мое имя. Не Картер. Не Логан… Хотя, я слышал его имя совсем немного прошлой ночью.

— Снимай одежду, — приказываю я, хватит ждать. Я ждал этого момента с той секунды, как увидел ее там в этом гребаном идеальном красном платье, стоящей под Эйфелевой башней, как фантазию, на которую, как я думал, у меня никогда не хватит смелости.

Я думал, что вообразил глубину своих чувств к ней, я думал, что стал невосприимчив к чувствам, которые сейчас тяжелым грузом давят на мою голову и, вполне возможно, душат мое сердце.

Будь я проклят, если позволю ей уйти, не испытав того же чувства.

Даже если на это уйдет остаток наших жизней, я буду уверен, что, когда ее глаза откроются, она вспомнит, где я был. Весь в ней.

— Сейчас, — рычу я, когда она не двигается. Ее глаза затуманены намеком на опасение. Этого я не могу понять. Эта девушка самая красивая, которую я когда-либо видел. — Посмотри на меня, принцесса. — Твоя рубашка, это первое, что нужно снять. Ее глаза несколько лихорадочно блуждают по моей груди и рукам, следуя по линии моего пресса к болезненной припухлости спереди моих штанов, ее дыхание учащается, ее соски заостряются, ее грудь поднимается и опускается, пока я потираю себя.

— Ты хочешь это? — Спрашиваю я.

Облизывая губы и кивая, она выдыхает:

— Да.

— Тогда покажи мне себя всю. Я хочу увидеть все, прежде чем прижму тебя к стене, и на столе, и возьму тебя в рот.

Я бесстыдно потираю себя, когда шоу начинается с ее шорт. Бедра Валентины покачиваются, когда она опускает их по своим стройным ногам, задница покачивается, когда они медленно опускаются, оставляя ее в стрингах, которым я хочу поклоняться. Она оборачивается, покачивая задницей и оглядываясь через плечо. Я не могу отвести от нее глаз, я буквально приклеен к каждому движению, а затем она снимает рубашку.

Я стону, когда она обнажена передо мной. Она худая. На мой взгляд, слишком худая, но это не умаляет того факта, что она самое совершенное создание, которое я когда-либо видел.

Слова теряются где-то в моем мозгу, когда она поворачивается, скрестив руки на груди, чтобы защититься от моих любопытных взглядов. 

— Ты великолепна, — выдыхаю я, подразумевая это каждым вздохом своего тела. Опустив руки по швам, она замирает на минуту, пока я насыщаюсь, глядя на нее.

ВАЛЕНТИНА

Я слышу страстное желание в грубых нотках его голоса, я чувствую это в каждом прикосновении его рта к моему, и блуждающий жар его рук и пальцев подтверждает это. Я стою перед ним обнаженная, и его глаза ясно выражают его намерения. Из-под тяжелых век его ясный взгляд блуждает по каждому дюйму моей кожи. 

— Я жду, — шепчу я.

Он ухмыляется. Наклоняясь, я обвиваю руками его шею, так что наши груди соприкасаются. У него перехватывает дыхание, когда мои соски касаются его, и тогда игра окончена. Меня вдавливает сначала в него, а затем в стену. Его рту не хватает самоконтроля, который он демонстрировал до сих пор. Он грабит, крадя мое прерывистое дыхание и издавая всхлипы одновременно с тем, как мои колени слабеют от нападения. Замедляясь ровно настолько, чтобы прикусить мою нижнюю губу, он погружается в нее, а затем высасывает жжение. Мое хныканье, перешедшее в стон, наполняет комнату, и я все еще не смущена. Я охвачена желанием. Отрывая свой рот от его, я хватаю ртом воздух, когда он подтверждает, что я оправдала оба его ожидания.

— Валентина. — Его голос, грубое пятно на фоне шелковистого скольжения его пальцев.

Воздух прохладен на моей коже, когда его тепло исчезает. Достав из кармана презерватив, он надевает его на место. А затем он возвращается, и я оказываюсь в ловушке между его телом и стеной. Я не могу говорить. Единственное, что я знаю, это то, что я жажду его. Мои бедра раскачиваются, чтобы передать сообщение, с которым у моего рта проблемы.

Я сосредотачиваюсь на его бровях, когда я растворяюсь в нем.

— О чем ты думаешь? — Я выдыхаю, не уверенная, почему я должна знать это прямо в эту минуту.

Стон вибрирует в его груди, а затем его рот нависает над моим, не для поцелуя, просто ожидая, пока он смотрит мне в глаза. 

— Ты хочешь знать все?

— Да. Все.

— О том, что я с радостью потеряю себя в тебе навсегда. Я хочу утонуть в тебе, чтобы утро никогда не наступило. Я думаю обо всех вещах, которые я хочу сделать с тобой своими руками, своим языком, своим телом и там, где я хочу тебя. Но это... — Он прижимается к моему входу, открывая мое тело, чтобы принять его. — Я хочу, чтобы это продолжалось вечно. — Две вещи происходят одновременно. Я использую его шею как рычаг, чтобы подпрыгнуть и обхватить ногами его талию. Он опускает голову мне на плечо, чтобы наблюдать, как он продвигается вперед, проскальзывая дюйм за дюймом, медленно, глубоко, и мы пульсируем вместе. Я хватаю его за волосы и мяукаю, когда он растягивает меня, раскрываясь, такой полный, такой хороший. Облегчение от того, что он внутри меня, посылает дрожь по моему позвоночнику, и рябь окутывает его.

Его рот находит мой, и мы целуемся, долгая, влажная имитация его отступления и скольжения обратно, пока деваться больше некуда. Животная потребность берет верх, и я вонзаю ногти в его спину. Я хочу жестко и быстро. К черту это медленное вращение его бедер, раз, другой, с каждым разом погружаясь все глубже.

— Быстрее, Куэйд. — Я не хочу, чтобы он медлил ни секунды. — Да!

И вот это начинается. Он вытаскивает почти до конца, только чтобы вонзиться обратно, снова и снова. Начиная с жестокого темпа, он прижимает меня к стене, и мне некуда деваться, нет выбора, кроме как принять его. Каждый удар глубже предыдущего, и я чувствую его повсюду. Я идеально балансирую между удовольствием и болью. Когда я сыта, он испытывает сладостное пронзительное наслаждение, и тогда я боюсь, что он уйдет, пропуская растяжку, пока он не вернется снова. Это прекрасная отдача. Я теряю себя, требуя того, что мне нужно, чтобы закончить тем, что я хочу. Я хочу момента, когда мир исчезнет, и я ничего не почувствую, ничего, кроме сильного удовольствия, и я готова сделать все, чтобы достичь этого.

Мной овладевает дикая самозабвенность, и я кусаю его за плечо, пока его рычание не вибрирует у моей груди. Я дергаю его за волосы и направляю его рот туда, куда я хочу, везде. Губы, шея, соски, я говорю это вслух и своим телом. Я не позволю ему быть нежным. К черту нежность. Я вынуждаю его быть грубым, или, может быть, он делает это добровольно, в любом случае, мы здесь вместе. Отойдя от стены, он укладывает меня плашмя на диван, мои ноги перемещаются с его талии на его плечи. Он покусывает и посасывает дорожку вдоль моего пульса, когда он поднимается вверх по ноге. От внутренней стороны лодыжки до середины бедра, он наклоняется надо мной, только чтобы посмотреть мне в глаза. Его эрекция скользит на новую глубину. Мой рот приоткрывается от вздоха, который застревает у меня в горле только для того, чтобы с каждым толчком вырываться прерывистым шепотом. Он наблюдает за мной, совсем как Логан ... как будто я для него все. Как будто я единственное в мире существо, достаточно особенное, чтобы заслужить все его внимание.

Я притягиваю его к себе, чтобы облизать и прикусить его губы, чтобы разрядить напряжение проходящее между нами, но он просто продолжает двигаться, подталкивая меня к пропасти. Когда его зубы скользят от моего подбородка к выпуклости груди, я наслаждаюсь сладкой болью. Я хочу, чтобы их следы были на всем моем теле, напоминая мне, что это не сон. Я хочу, чтобы они постоянно напоминали мне о том, какой подарок дает мне время, проведенное с ними.

Погружаясь в изгиб моей шеи, он прокусывает пронзительное жало, и ощущение вспыхивает повсюду. Это превращается в электричество, проходящее по моей ставшей сверхчувствительной коже. Достигнув туманного облака моих мыслей, это воплощается в жизнь. Наши рты воссоединяются, грубо, превращаясь в шторм, в который я с радостью прыгну с головой. Я беру и беру еще немного, эгоистично в погоне за удовольствием, которое, я знаю, ждет меня. Мы изучаем самые глубокие впадины и нежные изгибы тел друг друга.

И затем я начинаю кончать. Выгибаюсь дугой на диване, сладкое покалывание его зубов на моей груди толкает меня за грань разумного, и я чувствую его повсюду. Сжавшись вокруг него, я держусь, несмотря на дрожь, которая ощущается почти болезненно приятно.

Куэйд, Куэйд, Куэйд, повторяю я про себя или вслух. Я не знаю, что именно, да мне и все равно.

— Принцесса, я иду с тобой, — ворчит он. Входя в меня, он толкается дважды, второй глубже первого, и он там. Я чувствую, как он набухает, а затем высвобождается внутри меня.

— Я люблю тебя, — кричит он, кончая, и слеза скатывается по моей щеке от искренности, которую я слышу в его словах.

Он окружает меня, его вес вдавливает меня в диван, и, как и в случае с Логаном, я хочу, чтобы это никогда не заканчивалось.

Почему все идеальное в моей жизни всегда заканчивается?

Я знаю, Куэйд не понимает, почему я кажусь меланхоличной после того, чем мы только что поделились. Я ненавижу себя за это, правда. Вместо того, чтобы радоваться каждому мгновению, я чувствую себя все более опустошенной из-за того, что никогда не смогу испытать это снова, или из-за того, что я упускала это все эти годы. Ревность растет во мне, когда я думаю обо всех женщинах, которым довелось испытать это с ним. Я видела фотографии. Как он мог смотреть на меня так, словно я самая красивая женщина в мире, когда он буквально был с самыми красивыми женщинами в мире?

И почему я думаю об этом сейчас, когда он обнимает меня, а его губы все еще танцуют на моей коже?

— Что случилось, любовь моя? — Шепчет он мне в шею. Я пожимаю плечами, пытаясь удержаться от слез. С моей стороны несправедливо так себя чувствовать. Я была причиной, по которой эти женщины увидели его таким. Я была той, кто все испортил.

Вопрос в том, смогу ли я простить себя до того, как наступит конец.

ГЛАВА 4

ТОГДА

ЛОГАН

— Мистер Купер, вы выполнили задание по поэзии? — Спрашивает мистер Харрис, проводя пальцами по своей длинной белой бороде.

Я склоняю голову, мой взгляд задерживается на бумаге передо мной, и я ругаю себя за то, что не решил написать что-то другое. Это слишком личное стихотворение, слишком интимное, чтобы читать его вслух в классе, полной моих одноклассников. Было глупо даже пытаться написать такую вещь.

— Мистер Купер? Вы сделали задание или нет? — Продолжает он, его тон становится менее терпеливым.

— Да, сделал, — бормочу я, в то время как некоторые другие дети вокруг меня хихикают себе под нос.

— Ну, не держите нас в напряжении, молодой человек. Пожалуйста, подойдите к доске и прочтите это для нас.

Черт! Черт! Черт!

Что мне теперь делать?

Я могу сказать ему, что я все же не готов. Что стихотворение, которое он попросил написать, съела моя собака или что-то в этом роде, хотя на самом деле мне некого винить, или я же могу смотреть в лицо музе и просто выпалить несколько самых личных слов, которые я когда-либо записывал на бумаге.

• «
• 1
• 2
• 3
• 4
• »