11. Жас
— Спасибо за поездку. И за все, что было вчера вечером.
Шон подъезжает на своем темно-синем BMW 328i к обочине, через два дома от дома Белль. Седану больше десяти лет, но этот парень держит его в навязчивой чистоте. Парни и их машины, верно?
— Вы уверены, что не хотите, чтобы я вас куда-нибудь отвез?
— Уверена, — я киваю, опустив тот момент, что Белль, вероятно, не будет рада его видеть. Ей достаточно нравился Шон, пока мы встречались, но она любит Кингстона, и я боюсь, что встреча с Шоном смутит ее.
— По крайней мере, пересмотри вариант с поездкой домой. Нет смысла платить, когда я могу сделать это бесплатно, — он смотрит на рюкзак на моих коленях. — Ты можешь оставить его у меня, и я верну его обратно.
Наверное, это было бы разумно, учитывая, что — Глок у меня завернут в рубашку, которую я надевала прошлой ночью. Он не заряжен, но все же. Мне не нравится идея носить оружие, когда я провожу день с сестрой.
— Да… хорошо. Может, встретимся здесь около пяти?
Шон смотрит мне в глаза.
— Я могу это сделать.
Я мягко улыбаюсь ему.
— Еще раз спасибо, Шо… — движение на улице привлекло мое внимание. — Ах, черт.
Взгляд Шона следует за моим. Его плечи напрягаются, когда он замечает, что Кингстон едет прямо на нас, прожигая дыры в лобовом стекле. Черт возьми, я должна была догадаться, что он появится здесь.
— О, блядь, нет, — Шон практически вырывает ключи из замка зажигания и открывает дверь машины.
— Шон, не надо.
Он усмехается.
— Прости, Жас. Я от этого не отступлю. Этот смазливый ублюдок имеет наглость заявиться сюда.
Я выскакиваю из машины и догоняю его, как раз когда Кингстон догоняет нас. Двое мужчин смотрят друг на друга, враждебность между ними ощутима. На щеке Кингстона подрагивает мускул, а Шон сжимает и разжимает кулаки. Ни один из них не произносит ни слова. Они просто стоят в квадрате, пытаясь убить друг друга взглядом.
Я встаю прямо между ними. Меньше всего мне сейчас нужно, чтобы они бросались друг в друга кулаками, а потом пришлось бы разбираться с тем, кто вызовет полицию. Оба мужчины довольно равны по габаритам, и у Шона есть законная уличная смекалка, но после того, как я увидела, как Кингстон дрался на дне рождения Пейтон, я думаю, что он может нанести реальный ущерб своему противнику.
— Жас, двигайся, — выдавливает Кингстон.
— Не говори с ней в таком тоне, — отвечает Шон.
На губах Кингстона появляется жестокая ухмылка.
— Или что?
Я раскидываю руки по обе стороны, когда они оба делают шаг вперед.
— Вы оба. Прекратите это.
Глаза Кингстона впервые встречаются с моими.
— Так вот с кем ты была всю ночь? — его глаза сегодня ярко-зеленые, почти светятся от напряжения, пока он ждет моего ответа.
Я вскидываю бровь.
— И что, если так?
Его глаза сужаются.
— Тогда у нас будет проблема.
Я усмехаюсь.
— О, у нас уже есть проблема, Кингстон.
Взгляд Кингстона переходит на Шона. Если бы он попытался, то не смог бы выглядеть более невозмутимым.
— Ты можешь идти. Я бы хотел поговорить со своей девушкой наедине.
Шон снова бросается вперед, но останавливается, когда моя ладонь прижимается к его выпяченной груди.
— Пошел ты. Я никуда не собираюсь уходить. И, насколько я понимаю, она больше не твоя девушка, — он отпускает сардонический смешок. — Но не волнуйся, я хорошо позаботился о ней прошлой ночью.
Дерьмо.
Ему просто нужно было пойти и разбудить зверя, не так ли? В одну секунду Кингстон оттаскивает меня с дороги, а в следующую его кулак сталкивается с челюстью Шона. Шон немедленно отвечает, нанося сильный удар примерно в то же место.
— Прекратите! — кричу я. — Кто-нибудь вызовет полицию, идиоты!.
Конечно, они не слушают и продолжают обмениваться ударами. Когда я вижу, что соседи выглядывают через занавески, я понимаю, что нужно покончить с этим побыстрее, пока обоих этих дураков не посадили в тюрьму. Я не настолько глупа, чтобы рисковать своим лицом, поэтому я делаю первое, что приходит мне в голову. Я снимаю туфли прямо посреди улицы и бросаю по одному на голову каждому из них так сильно, как только могу.
— Ой! — кричит Шон, потирая лоб.
— Какого хрена? — Кингстон ворчит в то же время, глядя на один из моих упавших на бетон ботинков.
Я кладу руку на бедро.
— Вы, засранцы, заслужили это.
Ноздри Шона раздуваются, когда он вытирает кровь с губы.
— Ты серьезно швырнула ботинком мне в лицо?
Я закатываю глаза.
— Да, черт возьми, я бросил ботинок тебе в лицо. Хватит быть таким ребенком. Не то чтобы это было больнее, чем кулак, но, очевидно, элемент неожиданности вбил в вас, идиотов, немного здравого смысла.
Шон морщится.
— Это жестоко, детка.
— Назови ее так еще раз и посмотри, что произойдет. Кингстон сплевывает кровь на землю.
Шон выпячивает подбородок.
— Я не боюсь тебя, плайя.
Я вскидываю руки вверх.
— Да заткнитесь вы оба. Если бы вы перестали меряться ч…
— Жас!
Все три наши головы поворачиваются в направлении голоса моей сестры. Она несется к нам по тротуару с огромной улыбкой на лице.
Я присаживаюсь на корточки и раскрываю руки, чтобы обнять ее, как только она окажется в пределах досягаемости.
— Привет, малышка. Я скучала по тебе.
Белль сжимает меня крепче и зарывается носом в мою шею.
— Я тоже по тебе скучала.
Я смотрю на обоих парней через плечо Белль, безмолвно говоря им, чтобы они собрались с мыслями.
Я перебираю пальцами прядь ее распущенных волос.
— Ты расплела косички. Как тебе удалось сделать такие красивые локоны?
Моя сестра кивает.
— Моника работает в салоне красоты. Она берет домой всякие штуки, чтобы попробовать. Она купила мне какое-то новое масло, которое пахнет как солнцезащитный крем, — Белль поднимает прядь своих волос, ожидая, пока я понюхаю. — Видишь?
Я вдыхаю аромат кокоса.
— Ммм, ты пахнешь так вкусно, что хочется съесть, — я игриво щелкаю зубами возле ее шеи, заставляя ее хихикать.
Белль отстраняется и хмурится, когда наконец замечает Шона.
— Что он здесь делает?
Шон смеется над ее обвинительным тоном.
— Привет, коротышка. Давно не виделись.
Белль сжимает кулаки и кладет их на бедра.
— Я не коротышка.
Он протягивает ладони в знак капитуляции.
— Моя ошибка. Ты простишь меня?
Теперь Белль скрещивает руки на груди и хмыкает.
Конечно, Кингстону нравится тот факт, что моя сестра оказывает моему бывшему не слишком теплый прием.
— Привет, малышка.
Улыбка растягивается на ее лице, прямо перед тем, как она бросается в объятия Кингстона. Шон не единственный, кому сейчас не по себе от того, что Белль так обожает Кингстона.
Кингстон стоит с Белль, гордо опираясь на бедро. Он поправляет один из ее локонов и говорит: — Твои волосы действительно выглядят красиво.
— Спасибо, — Белль осторожно прижимает кончики пальцев к уголку его рта. — У тебя клякса на губе.
Кингстон высовывает язык, вытирая капельку крови.
— Не волнуйся за меня, милая. Это совсем не больно.
Мы с Шоном оба качаем головами на очевидную подколку Кингстона.
Я говорю своему глупому сердцу оставаться твердым, когда Кингстон щелкает ее по носу.
— Ты не хочешь сходить сегодня в детский музей?
Ублюдок.
Лицо Белль озаряется.
— Да!
— Вообще-то… Белль, я тут подумала, что мы с тобой могли бы устроить день только для сестер. Может, сесть в автобус, как в старые добрые времена, и поехать в какое-нибудь веселое место?
Ее брови сходятся вместе.
— Но я хочу пойти в детский музей.
— Да, Жас, она хочет пойти в музей, — Кингстон победно улыбается.
Я мысленно отмахиваюсь от него.
— Ну, тогда мы можем поехать в музей на автобусе и все равно устроить день сестер.
— Или я могу отвезти тебя, — предлагает Шон. — Обещаю, что я не буду мешать. Я просто буду твоим шофером.
Белль смотрит сначала на Шона, потом на меня, потом на Кингстона. Кажется, она наконец-то почувствовала напряжение в воздухе. Ее брови нахмурились, когда она потянула Кингстона за рукав, побуждая его подвести ее.
— Ты злишься на меня?
Я качаю головой.
— Конечно, нет, дорогая. Почему ты так думаешь?
— Потому что все выглядят очень злыми, как в тот раз, когда я разлила сок по всему дивану, а папа накричал на меня и заставил лечь спать без ужина.
Мне приходится прилагать огромные усилия, чтобы скрыть свою ненависть к отцу моей сестры. Еще одна причина, по которой мне нужна работа: Чтобы я могла проконсультироваться с адвокатом и узнать, каковы мои шансы получить частичную опеку.
Кингстон опускается на колени.
— Эй, принцесса. Никто не сердится.
Белль указывает на Шона.
— Тогда почему у него тоже кровоточит губа?
Кингстон даже не удостоил Шона взглядом.
— Мы просто дурачились.
Шон использует нижнюю часть своей рубашки, чтобы вытереть кровь. К счастью, рубашка черная, так что, надеюсь, на ней не останется пятен. Он подмигивает, когда ловит мой взгляд на его пресс, который стал гораздо более рельефным, чем раньше. Может, я и не хочу быть с ним, но я точно не слепая. К сожалению, Кингстон тоже ловит мой взгляд, за что получаю свирепый взгляд.
Я отвечаю ему тем же.
— Даже не начинай со мной.
Белль хватает меня за руку.
— Жас?
Я вздыхаю.
— Дорогая, я обещаю, что никто на тебя не сердится. И мы сделаем что-нибудь очень веселое, но сначала мне нужно поговорить с мальчиками по-взрослому. Почему бы тебе не вернуться в дом, а я зайду за тобой через несколько минут?
— Тогда ты, я и Кингстон пойдем в детский музей?
Я ободряюще улыбаюсь ей.
— Мы все уладим, хорошо? Просто возвращайся в дом, и я скоро приду.
Белль вздергивает носик.
— Хорошо.
Никто не произносит ни слова, пока она не возвращается в дом. Как только она закрывает дверь, все ставки отменяются.
— Тебе нужно уйти, — говорит Кингстон Шону.
Шон усмехается.
— Нет, блядь.
Я смиренно опускаю голову. Оба парня смотрят на меня, пока я ныряю в — Бимер Шона и беру свой рюкзак.
— Жас… — начинает Шон.
Я поднимаю руку.
— Я знаю, что делаю, Шон. Спасибо тебе за вчерашний вечер. Я позвоню тебе позже, хорошо?
Он недоверчиво переводит взгляд между мной и Кингстоном.
— Ты сейчас издеваешься надо мной? Ты принимаешь его сторону после того, что он сделал?
Я щиплю переносицу.
— Я на стороне своей сестры. И что лучше для нее сейчас, так это не устраивать сцен и не смущать ее еще больше.
— Мне это не нравится, — Шон поправляет край своей кепки.
— Все будет хорошо, Шон. Я позвоню тебе позже. Обещаю.
Он испускает тяжелый вздох, прежде чем обхватить меня за плечи и притянуть в объятия. Кингстон выглядит убийственно, когда Шон целует меня в макушку, но к черту его. Он не имеет права говорить сейчас ни хрена.
— Если я не получу от тебя вестей сегодня вечером, я приеду туда.
Шон показывает двумя пальцами на свои глаза, потом снова на Кингстона.
— Я слежу за тобой, ублюдок.
Квадратная челюсть Кингстона подрагивает.
— И я за тобой.
Мы с Кингстоном стоим в тишине, пока Шон садится за руль и уезжает. Когда он уезжает, я начинаю идти к — Роверу Кингстона.
— Я не буду говорить об этом здесь. Машина открыта?
Я слышу, как отпираются замки, когда мы подходим ближе.
— Да, открыта.
Я открываю водительскую дверь и бросаю свою сумку через сиденье в грузовой отсек. Когда я вижу вопрос в глазах Кингстона, я говорю: — Я не верю, что ты не уедешь, если сядешь за руль.
Этот засранец ухмыляется, огибая машину, чтобы забраться в нее со стороны пассажира.
— Как скажешь, Жас. Но я держу их у себя, чтобы ты не сбежала, — он подвешивает мои ботинки за шнурки и смеется, когда я безуспешно пытаюсь их схватить.
Я сурово тычу в него пальцем.
— Тебе не нужно быть придурком из-за этого.
— Перестань вести себя как избалованный ребенок, и, может быть я тоже не буду.
— Прошу прощения?! — я отпрянула назад. — Ты чертовски наглый.
— Ты хочешь рассказать мне, что это было за исчезновение? И какого хрена ты пошла к этому мудаку?
Мои глаза сужаются.
— Не притворяйся, что ты еще не разговаривал с Бентли.
— Пошути, — Кингстон протягивает руку. — Скажи мне, что по-твоему ты видела, и я скажу тебе, что ты видела на самом деле. Тогда мы сможем перейти к тому, какой чертовски глупой ты была, что вообще пошл аза кем-то в этот дом.
— Вау, — качаю я головой. — Просто… вау.
— Нечего сказать? — он приподнимает брови. — Отлично. Я начну. Вчера вечером я сделал огромный прорыв в отношениях с отцом. Огромный.
Я хлопаю в ладоши.
— Трахая какую-то телку посреди секс-клуба? Поздравляю.
— Я никого не трахал, — вырывается у него.
Я закатываю глаза.
— Отлично. Отсосавшую у тебя. Неважно.
— Я ни с кем ничего не делал, Жас.
У меня отвисает челюсть.
— Я была там, Кингстон! Я стояла у задней двери и смотрела внутрь. Я видела, как ты засунул язык в горло какой-то голой цыпочке! Прямо перед тем, как она потащила тебя по коридору.
Он на мгновение закрывает глаза.
— Это последнее, что я хотел, чтобы ты увидела, но это нужно было сделать. И больше ничего не произошло.
— Верно, — я складываю руки на груди. — Почему я должна тебе верить? Потому что ты был так честен до этого момента?
Он рычит.
— Я чертовски серьезен, Жас.
— Отлично. Тогда почему бы тебе не рассказать мне, что произошло на самом деле? И почему тебе пришлось целоваться с кем-то рандомным?
— Потому что отец проверял мою преданность. Он расспрашивал меня о тебе… о моих чувствах к тебе. Когда я заверил его, что ему все привиделось, он спросил, как далеко я готов зайти, чтобы доказать свою правоту, — Кингстон потирает челюсть. — Я сказал ему, что сделаю все возможное, чтобы развеять его опасения.
— И его ответом на это было пригласить тебя на оргию?
— Это была не оргия. То есть, технически, наверное, трах происходил в одной комнате, но эти женщины были там не ради удовольствия.
— Что это значит?
— Они работали. Мой отец и Мэдлин управляют проституцией. Настоящей причиной вечеринки Иванова было приглашение гостей в их новую фетиш-комнату. Очевидно, у них есть постоянные клиенты, которым нужны предлоги, чтобы уйти от своих возлюбленных. Или некоторые из них просто получают удовольствие от осознания того, что их супруги находятся рядом, пока кто-то другой сосет их члены, я не знаю. Итак… Алекс, или один из других хозяев, как он их называл, устраивает вечеринку.
— Приглашается достаточное количество людей, чтобы не было заметно, если несколько человек исчезнут на некоторое время. И это не редкость, когда мужчины на таких вечеринках отделяются, чтобы обсудить дела, что, вероятно, и является предлогом, который они используют. Мой отец сказал, что это было лишь одно из многих дел, к которым он приложил руку. У меня сложилось впечатление, что они действуют за спиной твоего отца, поэтому он и не был приглашен.
Я провожу рукой по лицу. К сожалению, все, что Кингстон сказал до этого момента, вполне правдоподобно, учитывая игроков и то, что я видела. Но это все равно не оправдывает его действий.
— Кингстон, это все равно не объясняет девушку, с которой ты был.
— Да, объясняет, Жас. Я уже говорил тебе, что мой отец проверял мою преданность ему. Его способ сделать это — заставить меня переспать с кем-то еще, чтобы доказать, что моя связь с тобой чисто физическая. Честно говоря, я думаю, что он также искал что-то, что могло бы иметь надо мной власть. Не знаю, заметила ли ты, но в каждом углу были камеры. Мой отец сказал, что они были там, если кто-то из его гостей захочет оставить что-то на память, но я думаю, что он использует записи для шантажа. Я не удивлюсь, если он планирует отправить видео, на котором я с той женщиной, тебе, чтобы реализовать свои планы.
— Когда мой отец подозвал ее к нам, и она прямо там упала на колени, я знал, что не могу сказать — нет, но я также не собирался позволять ей прикасаться ко мне. Тогда я спросил, можем ли мы пойти в более уединенное место. Думаю, мой папа собирался возразить, пока не увидел, что Мэдлин практически пускает слюни на мою расстегнутую ширинку. Я не знаю, что у него с ней, но я знаю, что мой папа не любит конкуренции.
Я сжимаю челюсть.
— Поцелуй — это прикосновение, Кингстон. И ты все равно последовал за голой женщиной в комнату, которая, как я предполагаю, была спальней.
Он вздыхает.
— Ты права, я последовал за ней в спальню. Где не было никаких камер. Мой отец заверил меня, что эта комната не снималась, но поскольку его слова ничего не значат, я проверил с помощью своего устройства обнаружения, чтобы подтвердить это.
Я усмехаюсь.
— А что насчет проститутки?
— Как только мы вошли в ту комнату, и я понял, что там все чисто, я набросил на нее одеяло и сказал, чтобы она прикрылась. Что ничего не случится.
— И она была совершенно не против этого? А когда твой отец спросил, что случилось?
— Сначала я планировал просто откупиться от нее, но потом она спросила меня, не гей ли я, и я согласился. Я сказал ей, что боюсь выходить из шкафа, что мой отец никогда не поймет и отречется от меня. Я сыграл на ее симпатии. Попросил ее притвориться, что мы трахаемся, и она согласилась. Мы оставались там некоторое время и издавали соответствующие звуки, чтобы было правдоподобно. Потом я ушел.
— Почему ты так уверен, что это сработало? Что она согласилась на это?
— Потому что она рассказала мне, что ее младший брат был геем, и он был в одной лодке с их родителями. В итоге покончил жизнь самоубийством в четырнадцать лет. Она сказала, что сделает это для него.
— Кингстон, почему я должна верить всему, что ты говоришь?
— Потому что я говорю правду.
Я качаю головой.
— Я видела, как ты смотрел на нее. Как ты ее целовал. Ты выглядел так, будто тебе это нравится.
— Потому что я должен был выглядеть так, будто мне это нравится!
Я рада, что окна закрыты, чтобы заглушить шум, потому что наши голоса становятся все громче.
Слезы наворачиваются на глаза.
— Я не собираюсь быть глупой девчонкой, которая скорее притворится невеждой, чем признает, что ее парень — изменщик.
— Я не гребаный изменщик! — его глаза маниакально блестят. — Я никогда не был изменщиком. Господи, блядь, Господи, Жас. Ты думаешь, мне нравилось целовать эту женщину? Я пытался не блевануть! Мысль о том, чтобы поцеловать кого-то другого, быть с кем-то, кто не ты, вызывает у меня физическую боль! Это все было частью спектакля!
— Откуда мне знать, что этот разговор — не притворство? — я щелкаю пальцем между нами. — Что все, что ты мне сказал, не притворство?
— Потому что если бы ты хоть на секунду вылезла из своей чертовой головы, ты бы увидела правду, которая смотрит тебе в лицо. Тебе просто нужно посмотреть, Жас.
— И что это?
— Что я, блядь, люблю тебя, ясно? Я не хотел этого. Бог свидетель, я боролся с этим, но я не мог остановить это. Я. Блядь. Люблю. Тебя, — Кингстон проводит рукой по своим густым волосам. — Если ты не хочешь верить мне на слово, мой микрофон был включен все время, пока я был в том доме. Прослушай запись.
Я несколько раз моргнула.
— Я не знаю, что сказать, Кингстон.
Моя голова падает обратно на сиденье, и я закрываю глаза, перерабатывая информацию. Я открываю их снова, когда чувствую, как большой палец Кингстона касается моей щеки.
— Жас, — его голос хриплый.
Когда наши глаза встречаются, я вижу, что его глаза тоже наполнены слезами.
— Не отгораживайся от меня.
Я кладу свою руку поверх его.
— Я не хочу, но это чертовски больно. Я не могу просто вычеркнуть из своего мозга воспоминания о тебе с той девушкой.
— Я знаю, детка. И мне чертовски жаль, — Он придвигается ближе и прижимается лбом к моему. — Ты нужна мне, Жас. Мы так близки, но я не могу сделать это без тебя.
Я отстраняюсь и смотрю на свое отражение в зеркале.
— Нам нужно позвать Белль. Она ждет там уже слишком долго.
— Мы в порядке? — Кингстон убирает несколько волос с моего лица. — Потому что я не могу допустить, чтобы ты снова так ушла. Я был напуган до смерти.
Я поворачиваюсь к нему лицом.
— Если ты когда-нибудь снова окажешься в подобной ситуации… тебе нужно найти другой выход, Кингстон. Я не потерплю, чтобы ты прикасался к кому-то еще — даже не целовал — даже если это все для вида. Я не смогу.
— Я клянусь своими гребаными яйцами. Этого больше не повторится.
Я дергаю головой в сторону дома.
— Ну, тогда давай отвезем Белль в тот музей. Мы можем поговорить позже.
Он кивает.
— Хорошо.