— Садись. — Он практически толкает меня в кресло. Затем он беспокоит меня ещё больше, потому что не занимает свою обычную позицию за своим огромным столом, где он король своего замка. Вместо этого он пододвигает кресло рядом со мной и садится, отрываясь от золотого зажима своего галстука. — Ты сегодня выглядишь особенно красиво. — Он берёт прядь моих волос и задумчиво наклоняет голову. — Я так горжусь тобой, дорогая.
— Ты? — осторожно спрашиваю я. В чём дело? Я снова могу взглянуть на Пита и Гранта. Их лица ничего не выражают.
— И я сделаю всё, чтобы обеспечить твою безопасность.
Ох, блин, ублюдок-фотограф сфотографировал меня у бара? Мелькнули ли мои трусики, когда я садилась в такси? Неважно, если это совершенно невинно. Тысячи молодых женщин выходят на вечеринки каждую ночь в году. К сожалению, для меня, папарацци могут заставить всё это казаться таким неопрятным и грязным. После моего заключения в реабилитационной клинике, мне нужно только понюхать бутылку водки или моргнуть, чтобы мне сообщили, что я снова на пути к самоуничтожению. Те дни давно прошли, хотя я всё ещё время от времени борюсь, папе не нужно это знать. Он достаточно невыносим.
— Папа. — Я наклоняюсь вперёд, готовая заявить о своей невиновности, и ещё раз заверить его, что я никогда не планирую возвращаться в эти тёмные места. — Я не…
— Просто послушай меня на минутку.
К моему большому удивлению и, несомненно, к его, я это делаю. Я замолкаю и позволяю ему сказать всё, что у него на уме, потому что моё паучье чутьё говорит мне, что дело серьёзное.
— Я получил кое-что вчера, — говорит он.
— Кое-что?
Он вздыхает, взяв меня за руки, словно демонстрируя поддержку. Мне это не нравится. Ни капельки! Я видела много настроений моего отца, но я не видела этого. Он обеспокоен.
— Сообщение.
— Сообщение? Что за сообщение?
— Угрожающее.
Я чувствую, как в моём животе пробуждается обида, и он это знает. Я стараюсь как можно дальше отстраняться от дел отца. Я усердно работаю, зарабатываю собственные деньги и стараюсь идти своим путём.
Я могла бы рассмеяться. Моему отцу действительно, угрожают. Поэтому у него есть Пит и Грант, находящиеся рядом с ним постоянно. Почему это так беспокоит сейчас?
— И? — спрашиваю я нежно.
— Они угрожали тебе.
Редко бывает, что мне, нечего сказать. Мне не нужно ничего спрашивать. Его слова, плюс его мощный стресс прямо сейчас, когда он держит мою руку, глядя на меня с апологическими (прим. — Аполо́гия — защитительная речь, письмо, сочинение, текст, направленный на защиту чего- или кого-либо. Предполагается, что объект апологии подвергается внешним нападкам. В настоящее время слово «апология» означает чрезмерное восхваление чего-нибудь или кого-нибудь, защиту (обычно предвзятую)) глазами, рассказывает, что он думает, что это серьёзно.
Мой сводный брат, Ти Джей, работает на нашего отца. Он участвует во всех деловых проектах и идёт по стопам папы как хардкорный бизнесмен, хотя он куда более симпатичен, чем мой отец. Все это говорят. Я его очень люблю, но он процветает, будучи сыном одного из самых богатых и влиятельных людей в Лондоне. Он хочет быть частью всего этого. Это сын нашего отца, это точно. Почему ему не угрожают?
Не то, чтобы я этого хотела, никогда, но это имело бы больше смысла.
— Теперь послушай меня, дорогая. — Мой отец действует с осторожностью, вероятно, ожидая, что в любой момент из моего рта вырвется бомба с руганью. Если бы сейчас я могла составить предложение, я бы заорала, но я не могу. Мой разум — в абсолютной путанице. Что это значит? — Это просто пустые угрозы, я уверен, — продолжает он. — Но я всё же принял меры предосторожности. — Его рука поднимается и касается моей щеки, его толстый большой палец успокаивает меня. — Я не могу быть слишком осторожен со своей маленькой звёздочкой, не так ли?
Я просто смотрю на него, и сквозь туман растерянности и шока мне удаётся понять одну вещь. Он знает, что это не пустая угроза.
— Хорошо, — говорю я.
Он не может скрыть своего удивления. Его дочь, которую он открыто называет «вызывающим живым проводом», только что покорилась ему и его мерам предосторожности. Однако после изумления я вижу облегчение, и это только подчёркивает, насколько серьёзным он это считает.
— Хорошая девочка. — Он наклоняется и ласково целует меня в лоб, затем встаёт и требовательно щёлкает Питу пальцем.
— Позовите его.
Я хмуро смотрю на Пита, ловя его резкий кивок большой головы на толстой шее, прежде чем он выходит из комнаты.
Его? Позовите его?
— Что происходит? — спрашиваю я, садясь на своё место, когда мой отец опускается на своё.
Он ничего не говорит и вместо этого начинает стучать по-своему iMac, пристально глядя на экран.
— Грант, приготовь мою машину через полчаса.
— Да, сэр. — Грант уходит, не удостаивая меня взглядом, оставляя меня и папу одного в кабинете. Я не могу вспомнить, когда в последний раз я была наедине с отцом. У него всегда есть или его помощники, или его тупая новая жена, прикреплённая к нему.
Отдыхая в своём кресле, я смотрю на человека через стол, моего отца, и пытаюсь прочитать его. Теперь я не могу. Всё его беспокойство и стресс, похоже, исчезли.
— Папа, ты…
Дверь в его кабинет распахивается, и моя голова поворачивается. Пит практически заполняет дверной проём, его взгляд хмурый. Да что происходит?
Он входит.
— Сэр, — бормочет он, двигаясь в сторону, показывая…
Мужчину.
Вся влага у меня во рту испаряется. Просто пропадает. Тут сухо как в пустыне, и это лишает меня возможности произносить слова, застрявшие на моём языке.
Кто это, чёрт возьми?
Мои глаза горят смесью восторга и любопытства. О, мой бог, он потрясающий — такой высокий, крепкий под этим серым костюмом, но не громоздкий, его длинные ноги немного раздвинуты, стойка широкая. Он выглядит мощным. Сильным. Чертовски вкусным.
Я открываю рот, собирая немного влаги, постоянно сглатывая, пока мои глаза остаются прикованными к его красивому лицу. Его челюсть равномерно обсыпана тёмной щетиной, короткие, не уложенные волосы совпадают с серыми пятнами на висках. И его глаза. Тёмные, тёмно-коричневые, и они смотрят на меня с такой же интенсивностью.
Я пересаживаюсь в кресле, мой разум кричит на меня, чтобы я сказала хоть что-то. Но ничего не работает, кроме моей способности оценить смехотворно хорошего мужика, стоящего на пороге кабинета моего отца.
Он делает несколько длинных шагов ко мне этими длинными ногами. Моя голова поднимается, когда он подходит ближе. Магнетизм его глаз удерживает меня на месте, пока он не встанет надо мной, прямо и серьёзно. Большая ладонь тянется ко мне, и мои глаза падают на неё.
— Джейк Шарп, — говорит он, эти два отдельных слова словно облизывают всю длину моего позвоночника и заставляют его распасться на кусочки. Здесь становится чертовски жарко.
Я схватила его за руку, и, увидев мои тонкие пальцы, окружённые его большими способными, меня охватило странное чувство. Моя рука. Она ощущается в такой безопасности, конечно, это глупо.
Он отпускает мою руку, быстро убирая свою. Мои глаза поднимаются к нему, я просто ошеломлённо хмурюсь, пока он поворачивается к моему отцу.
— Нам пора? — категорически спрашивает он.
Присутствие этого странного человека ощутимо. Это заставляет Пита и Гранта и все их мускулистые мускулы казаться смешными.