И это всё?
— Ты можешь поехать, куда и когда захочешь, — эти слова звучат гораздо искреннее, чем являются на самом деле. Отпустить её — это вызов, который я недооцениваю. Постоянно говорить себе, что она в безопасности, куда легче, чем просто верить в это.
Ее ухмылка становится шире.
— Она имеет в виду нас обоих.
О, хочет пообщаться?
— Нас? — слабо бормочу я, мягко накручивая её светлые локоны на кулак, пока моя рука не превращается в один сплошной комок волос. — Я не уверен, что это меня касается.
— Что именно?
— Ты, — это так и есть. — Ты — моя главная ценность.
— Ты подумаешь об этом? — спрашивает она, в её топазовых глазах теплиться надежда.
Как я могу отказаться? Но я так долго был одинок, что сейчас не знаю, как это просто общаться. Как это завести нормальный разговор.
— Да, — соглашаюсь я, подталкивая её, чтобы она поднялась, когда я сажусь немного вперёд. Ради неё я сделаю всё, что угодно. — Вставай, нам пора.
— Почему? Куда ты уходишь?
Я встаю на ноги и смотрю вниз на неё, лежащую на диване, и не желавшую вставать с него.
— Мы собираемся кое-куда во вторую половину дня.
— Мы?
— Да, именно, — я беру её за руку и поднимаю на ноги, и прижимаю её к своей груди. Её короткий выдох касается моей шеи, и у меня слабеют колени. Всё происходящие со мной после того, как я встретил Камиллу Логан напоминает один сплошной сердечный приступ и агонию.
— Одевайся, — я целую её, но в то же время не позволяю нам сблизиться окончательно, помня, что, если мой таз коснётся её, мне конец. А мы не можем опаздывать.
В ответ она начинает ворчать, но не сильно и отрывает свои губы от моих, и прищурив глаза на меня, отступает.
— Я не знаю, куда мы направляемся. Что мне надеть?
— Что-нибудь красивое. Для девочек, — я указываю рукой на её голову. — И заплети волосы, с одной стороны, — приказываю я, намереваясь быть таким же требовательным, как и выгляжу. Мне нравятся её причёска. Слегка взъерошенная и милая.
— Макияж? — спрашивает она, чертовски хорошо зная, каков правильный ответ на этот глупый вопрос.
— Ты испытываешь меня?
— Да. Мне нравится, когда ты такой властный, — она посылает мне воздушный поцелуй и разворачивается, направляясь в спальню, в такт покачивая задницей. Эта футболка. Просто и сексуально. Камиллу Логан нельзя игнорировать. И я никогда не планирую этого делать. Мне нужно выяснить, где она их купила. Ей необходимо по меньшей мере ещё семь таких чтобы сменять их по очереди.
Ей нравится, когда я командую? Я могу полностью понять сколько внутренний силы ей потребовалась проявить прежде, чем сказать мне это. Ками Логан, мисс упрямая и независимая, любит, когда я ей командую. Это даже к лучшему. Это не изменится. Она никогда не утратит своей дерзости, и я надеюсь, что этого не произойдёт. Это признание будет очень кстати, когда придёт время.
Улыбаясь, я направляюсь в душ, чтобы привести себя в порядок.
* * *
Я жду, когда паника даст о себе знать. Я вышел из машины, пошёл по улице и простоял в конце дорожки, ведущей к дому, по меньшей мере две минуты. Две минуты молчания, с рукой Ками в моей руке. Я чувствую себя слишком спокойно для такого важного момента. Что происходит?
— Ты в порядке? — Ками смотрит на меня, её рука переплетена с моей. Моя же вторая рука покоится в кармане джинсов.
— Да, — отвечаю я, потому что так оно и есть. Спокойно, уравновешенно и решительно. Всё благодаря женщине, чью руку я держу в своей руке. Я бросаю на неё быстрый взгляд и впитываю ещё немного той уверенности, которой она меня заряжает. — Я никогда не думал, что смогу это сделать.
Она приподнимается на цыпочки и прижимается губами к моей челюсти.
— Ты сможешь сделать всё, что угодно.
Закрыв глаза, я отвечаю на её поцелуй и обнимаю её за тонкую талию.
— Только потому, что ты здесь, — говорю я ей, идя с ней дальше.
Эбби ждёт нас, поэтому я не удивляюсь, когда дверь открывается и она появляется в проёме до того, как мы полностью поднимаемся по тропинке. Сейчас она выглядит более нервно, чем в тот ужасный день, когда всё пошло не по плану. Она улыбается и жестом приглашает нас войти, ободряюще поглаживая Ками по руке, когда мы проходим. Этот жест не остаётся незамеченным моим ангелом. Она сглатывает и смотрит на меня, в её глазах появляются слёзы. Однако она не позволяет им овладеть собой, стряхивая их, как самая храбрая девушка, коей она и является.
— Мы в сад, — говорит Эбби, указывая на столовую рядом с холлом. — Сегодня прекрасный день. Подумала, что было бы неплохо извлечь из этого максимум пользы.
Я киваю, и Ками отпускает мою руку, что заставляет меня на мгновение пошатнуться. Я бросаю на неё неуверенный взгляд, но она просто наклоняет голову в сторону двери, ведущей в столовую, будто говоря мне, что у меня всё получится
Я могу это сделать. Набрав побольше кислорода, я прочищаю горло и медленно пробираюсь внутрь, чувствуя, что на этот раз могу взглянуть на лица, смотрящие на меня с фотографий, развешанных на стенах коридора. Моя маленькая девочка. Она повсюду — позирует, запечатлена играющей, танцующей. Я никогда не видел столь совершенной маленькой малышки.
Мой темп замедляется, когда я сталкиваюсь лицом к лицу с фотографией моей умершей жены, выражение её лица светлое и счастливое. И снова я жду, что на меня нападёт дрожь, но этого не происходит.
Вся ненависть и горечь, которая давила на меня все эти годы, исчезла. Исчезла, как будто её никогда и не было. Я смотрю в глаза женщине, которая уничтожила меня, и не чувствую ничего, кроме грусти и печали. Мы оба совершали ошибки. Мы оба подвели нашу маленькую девочку. Но я единственный, кто остался, кто может всё исправить. Настолько, насколько это вообще возможно. Я передаю ей безмолвное сообщение, глядя прямо в её темные глаза.
Мне очень жаль, Моника.
Я не знаю, слышит ли она это. Будет ли это что-нибудь значить, для неё. Но мне очень жаль. Мне жаль, что я бросил свою маленькую девочку. Я шмыгаю носом, отрывая взгляд от образа моей жены. Звук детского визга доносится до дома, и я выглядываю из-за двери в столовую, видя, что двери во внутренний дворик распахнуты. Я осознаю, что Эбби и Ками маячат где-то у меня за спиной, вероятно, молча желая, чтобы я продолжил идти. Сделав один неуверенный шаг, я вхожу в комнату, увидев перед собой часть сада. Я не вижу Шарлотту, но слышу её. Она оживлённо с кем-то болтает, и я поворачиваюсь к Эбби, чтобы спросить, кто там с ней.
Эбби хихикает.
— Она устраивает чаепитие со своими плюшевыми мишками.
— О, — я демонстрирую принятие и понимание, когда на самом деле нахожусь в полнейшем шоке. Она разговаривает со своими плюшевыми мишками? Устраивает чаепитие? Моё молчаливое недоумение говорит о многом. Я ни хрена не понимаю, как ублажать или развлекать детей, тем более маленькую девочку, которая разговаривает со своими игрушками. Я вдруг начинаю очень нервничать, но заставляю себя двигаться вперёд, прежде чем струсить и убежать в куда-нибудь в горы.
Когда я заворачиваю за угол, то не могу не начать пялиться, немного ошеломленный увиденным. Это не чаепитие, это целый банкет. Садовый стол накрыт, а посередине расставлены блюда с фруктами и пирожными. Несколько бутылок воды разбросаны, а на двух из шести стульев сидят плюшевые мишки. Шарлотта, одетая в очаровательный хлопковый сарафан, её тёмные волосы собраны в высокий хвост, она раскладывает виноград по тарелкам, расставленным перед её медведями.
— Один или два, мистер Пигглс? — серьёзно спрашивает она, поднимая ложку с двумя красными виноградинами наверх. — Два? — спрашивает она, и я смотрю на медведя, как придурок, ожидая его согласия. — Жадный! — хихикает она, опрокидывая ложку на тарелку. Виноградины катятся по кругу, одна оказывается почти на краю тарелки и всё-таки падает с неё. Она замолкает, хватает виноградину рукой и бросает обратно на тарелку. — Нет, вы не можете встать из-за стола, — она машет ложкой перед носом медведя. — Только когда ты съешь весь свой ужин.
Я потерял дар речи. Разворачиваясь, чувствуя себя немного потерянно и глупо, я нахожу глазами Ками и бросаю на неё страдальческий взгляд. Я понятия не имею, что делать, и она это знает, но вместо того, чтобы подойти и помочь мне, она переводит взгляд на спину Шарлотты и ободряюще улыбается мне. Затем Ками смотрит на Эбби, и она понимающе кивает, и они обе разворачиваются и уходят обратно в дом. Я смотрю на всё, открыв рот в ошеломлённом молчании, от того, что они бросают меня, оставляя на произвол судьбы.
Всё равно, что бросить меня на съедение грёбаным волкам! Они исчезают, даже не оглядываясь на меня, чтобы проверить, жив ли я вообще. Я прохожу вперёд весь в напряжении, на лбу у меня выступают капельки пота. Я не подписывался на это.
— Привет.