Встреча и близость с Пашей разбередили мой внутренний мир. После смерти Алексея я стала словно заморожена и тихо проживала свою безликую жизнь — ходила на работу, занималась детьми и домом. Хоть между нами и не было чувств, он был моим единственным близким человеком. После его ухода я почувствовала пустоту, которую, как мне казалось, я никогда не смогу заполнить. Я не позволяла себе эмоций. Не разрешала жалеть себя. Запрещала вспоминать прошлое. Я стала жить одним днем и не строила планы. Единственным живым огоньком для меня были дети, ради которых я была готова на все.
И все мои старания в один миг разлетелись на мелкие осколки в ночном поезде «Москва-Санкт-Петербург», когда я увидела Пашу. Внутри меня словно бомба с эмоциями взорвалась, заставившая снова начать чувствовать. А день, который я провела с ним, только усилил эффект.
Проснувшись утром, я ощущала себя сильно разбитой. Словно весь предыдущий день картошку окучивала без отдыха и сна. Паша прислал сообщение, в котором написал, что рад был увидеться и ждет новой встречи. На это сообщение я уже не ответила.
Вместе с физической усталостью и душевной пустотой я ощутила непреодолимое желание поехать на кладбище на могилу мужа. Я не понимала зачем, но чувствовала, что мне нужно поговорить с ним. Будто какая-то невидимая сила тянула меня туда. Я сообщила на работу, что задержусь и, сев за руль своего коричневого кроссовера, отправилась на другой конец города.
Я медленно шла по дорожке кладбища, усыпанной осенней листвой. Был будний день, поэтому людей было мало. Мне навстречу выехал небольшой трактор, в кабине которого сидел мужчина лет шестидесяти, а в открытом кузове весело переговариваясь — два молодых парня. Я отошла в сторону, чтобы уступить им дорогу. Трактор объехал меня и тут же остановился. Парни спрыгнули за землю, достали лопаты из кузова и направились в сторону могил, все так же весело болтая. «Да, такая работа», — вздохнула я про себя и побрела дальше на противоположную сторону кладбища, где были могилы Алексея и свекра.
Под ногами шуршал гравий и опавшие листья. Небо было пронзительно голубым, сквозь кроны деревьев пробивалось яркое осеннее солнце. Если бы я не брела по кладбищу, день мог бы казаться прекрасным. Но для меня он не был прекрасным.
Последний раз я была здесь три недели назад со свекровью. Я ненавидела эти совместные посещения кладбища. В глубине души я, безусловно, понимала чувство матери, потерявшей сына. И даже где-то сочувствовала несчастной женщине. Ровно до тех пор, пока не начинался спектакль с завываниями и лежанием на могиле — каждый раз одно и то же. Этот сценарий, в котором не было ни капли искренности, был известен до мельчавших деталей всем в нашей семье.
Раз в два месяца на протяжении двух лет, прошедших после смерти Алексея, мы сопровождали Антонину Константиновну на его могилу. Мы — это я, мои дети, и младший брат Алексея с женой. И не дай Бог, если у кого-нибудь из нас появлялась причина не поехать. Это же такое неуважение к памяти умершего! А если мы приезжали, то должны были, как минимум сочувственно вздыхать и успокаивать бедную женщину. А лучше всего, конечно, было заливаться вместе с ней слезами.
Можно подумать, что я была жестокая и бесчувственная. Вполне заслуженно. Но я была совсем не такая. Просто мне не нужны были зрители для моих чувств и эмоций. Я привыкла быть безмолвной и послушной тенью моего мужа. На протяжении всех лет нашего брака я не имела право на собственное мнение так же, как и мой муж. Свекровь — властная и даже деспотичная женщина, заставляла всех вокруг следовать ее правилам.
Свекор смотрел в рот жене, а она пользовалась им, как хотела. Сыновья были в полном подчинении и не могли шага ступить без согласования с ней. Все их попытки проявить самостоятельность или волю, пресекались на корню. Единственным, кому удалось чуть подвинуть эту властную скалу, оказался Алексей. Он женился на мне назло свекрови.
И ему даже на какой-то момент показалось, что теперь он может все. Но свекровь, с достоинством выдержав этот удар, стала мстить. Она мстила Алексею через меня. Надо отдать ему должное — он пытался защищать меня. Но Антонина Константиновна была сильнее. В её глазах я была недостойной, избалованной, безрукой и некрасивой женой её идеального сына. Я должна была благодарить её за то, что она вручила мне столь ценное сокровище.
И я благодарила, точнее — покорно терпела все упреки и издевательства. Мне было все равно, что она говорит. После того, как я узнала о том, что Паша женился, я поняла, что никогда не смогу быть счастливой с другим мужчиной. Наш брак с Лешкой только подтвердил это. Мы поженились под влиянием обстоятельств, поэтому я стала воспринимать свекровь как данность и даже не думала ей противостоять.
Наконец, я добралась до участка, где были похоронены Алексей и свекор. Я «поздоровалась» со свекром, дотронувшись рукой до надгробной плиты. Потом подошла к могиле Алексея.
— Ну привет, — я присела на корточки.
У меня было странное ощущение — я боялась смотреть на фото мужа. Отводила глаза и с непонятным усердием стала заниматься очисткой могилы от березовых листьев, которые осыпались с рядом стоящего дерева. Когда с листьями было покончено, я протерла салфеткой мраморную плиту и надгробие, положила искусственные ландыши на могилу и присела на лавочку. Но все еще не могла поднять глаза и посмотреть на портрет Алексея. Вместо этого я уставилась на соседнюю могилу. В ней покоилась актриса одного из питерских театров. Судя по надписи на надгробью, ей было девяносто восемь лет, когда она умерла. Но с фото смотрела очень юная девушка, с белоснежной улыбкой и загадочным взглядом. Что я хотела разглядеть на её фото, что так неотрывно смотрела на него? Я не знала.
Над головой раздались крики чаек. Я взглянула на небо, где кружились несколько птиц. Стало невыносимо грустно от ощущения того, что жизнь и смерть существуют вот так рядом. Беззаботные птицы, голубое небо, яркая осенняя листва — с одной стороны. Тишина, застывшее время и холод мрамора — с другой.
Я сделала над собой усилие и все-таки подняла глаза к портрету Леши. Фото было сделано примерно в то время, когда мы с ним познакомились. Ему было тридцать, он казался беззаботным и строил планы на жизнь. Строил их со мной. Верил в то, что вместе мы сделаем нашу жизнь счастливой. И я верила. Но недолго. Как бы мы ни старались и не притворялись, в конце концов мы оба поняли, что наш брак — это просто завеса от окружающих. Завеса от надоевших вопросов о том, почему он в тридцать лет холост, и почему у меня нет жениха.
Мы познакомились с ним случайно. Леша заехал к нам домой вместе с моим дядей, с которым они работали в одной компании. Дядя, конечно, был вполне условный — Антон, брат моего папы, был старше меня на восемь лет и скорее был братом, чем дядей. Антон и Алексей пробыли у нас около часа. Мы сидели на кухне, пили чай и болтали о какой-то несущественной ерунде. А когда в следующий раз Антон приехал к нам один, моя любимая мама насела на него с расспросами о Леше, который так ей в душу запал, что она уже видела его своим зятем.
Мы с Алексеем пересекались еще несколько раз. Я не сомневалась, что все наши встречи были организованы моим семейством. Мама каждый раз уговаривала меня обратить внимание на «такого хорошего мальчика». Как потом мне признался Леша, примерно такие же разговоры со своей стороны вел с ним Антон.
Однажды Леша позвонил и позвал меня прогуляться. Я согласилась, не раздумывая. На тот момент он был единственным молодым человеком, который меня не напрягал и не раздражал. Мы гуляли до утра и много разговаривали — благо Белые Ночи предоставили такую чудесную возможность. Оказалось, что у нас было много общего — нам нравились одинаковые книги и музыка, а еще мы оба совсем недавно пережили несчастную любовь. А утром, когда мы прощались у моего подъезда, Леша сделал мне предложение. Вот так — внезапно, обыденно, без цветов и кольца, без свиданий и объяснений в любви. Я согласилась, не раздумывая.
Мы поженились, в надежде на то, что сможем заменить друг другу тех, кого мы потеряли. Что со временем, возможно, мы даже сможем полюбить друг друга. Но этого не случилось. Первый год мы честно старались стать друг для друга близкими людьми, но наше прошлое было сильнее нас. И если бы не моя беременность, мы наверняка расстались бы, так и не дотянув до первой годовщины.
Я улыбнулась, вспомнив о детях. Они сильно скучали по папе — Алексей был для них авторитетом и примером. Жаль только, что он не всему успел их научить и не мог больше радоваться их успехам и достижениям.
Внезапно меня охватила такая жалость к Алексею и к себе, что я заревела в голос.
После новости о женитьбе Паши, моя жизнь стала похожа на черно-белое кино — все вокруг было безликим. Я стала безразлична к противоположному полу, мне были неинтересны фильмы и книги о любви. Разговоры подружек о мальчиках, свиданиях, поцелуях, свадьбах и нарядах раздражали меня.
Первое время родители с сочувствием и пониманием относились к таким переменам во мне. Они и сами искренне переживали, ведь относились к Паше уже как к члену семьи. Мама однажды разоткровенничалась и сказала, что они с папой даже начали откладывать деньги нам на свадьбу.
Однако, чем больше времени проходило, тем внимательнее стали ко мне приглядываться родные и друзья. Периодически стали возникать вопросы из серии: «а у Юли мальчик есть?», «а Юля замуж не собирается?», «а вы уже готовы к внукам?». Меня будто лезвием резали, когда я слышала такие вопросы. Но старалась не показывать виду. Мама отшучивалась, как могла. Но однажды все-таки сказала, что так жить нельзя и молодость свою тоже губить нельзя. Пора бы уже, действительно, подумать о замужестве и детях. Ведь я не успею оглянуться, как пролетит время. А рядом со мной не будет ни мужа, ни детей.
Именно тогда в моей жизни появился Лешка.
Его история тоже была непростой. В институте Алексей встретил девушку Маргариту, с которой у них случилась сильная взаимная любовь. Но девушка пришлась не по душе моей будущей свекрови. И, всеми правдами и неправдами, она заставила сына отказаться от неё. А после того, как Леша порвал с Маргаритой, свекровь на протяжении нескольких лет долбала его разговорами о необходимости женитьбы и рождения детей. В их доме началась бесконечная церемония сватовства. Все знакомства, правда, заканчивались безрезультатно. Но Антонина Константиновна не сдавалась и сватовство продолжалось.
Леша был в одном шаге от того, чтобы поругаться с мамой, когда встретил меня. И наши с ним рассыпанные пазлы сложились сами собой в одну картинку: два человека с разбитыми сердцами, уставшие от расспросов друзей и родственников, готовые говорить друг с другом и слушать друг друга. Так, разговаривая и слушая, Леша сделал мне предложение, а я согласилась выйти за него замуж.
Только за многие годы брака, наши отношения так и не ушли дальше дружеского участия. В конце концов, мы устали от дружбы и по молчаливому согласию дали друг другу свободу.
В моей жизни ничего не изменилось. А вот Леша встретил женщину, к которой испытывал чувства. Я узнала об этом случайно, но не решилась завести разговор с мужем и отпустить его. Вместо этого продолжала делать вид, что ничего не знаю. Иногда мне казалось, что он сам хочет мне все рассказать. Но он ничего так и не рассказал.
Когда Леша умер, вскрытие показало, что его сердце было сильно изношено. Сорок четыре года, а сердце как у старика. Свекровь обвиняла во всем меня — что я не любила мужа, ездила на нем, не берегла. Спорить и говорить о том, что помимо меня в его жизни было достаточно людей, которые помотали ему нервы и истрепали душу, я не стала. Не стала я рассказывать ей и о том, что у Леши была другая женщина и что он разрывался между «порядочным семьянином» и «любимым мужчиной». После смерти мужа я продолжала жить с ярлыком «никчемной и неблагодарной жены».
Новый приступ рыданий сдавил горло. «Прости меня, Леш», — протянула я руку и дотронулась до фотографии на памятнике. Слезы катились из глаз, я не могла остановить их. Меня одолело мучительное чувство вины. Я должна была сразу отпустить его, как только узнала о другой женщине. Я должна была заставить его уйти от меня. Чтобы он, наконец, был счастлив.
— Почему ты мне все не рассказал? — спрашивала я у фотографии на черном граните. — Почему не ушел к ней? Зачем мучил себя столько лет? — слезы, не переставая, градом катились из глаз. — Тогда ты был бы жив и не улыбался бы мне с этой дурацкой фотографии.
Я захлебывалась в собственных слезах и проклинала себя за то, что испортила Леше жизнь, подарив когда-то призрачную надежду на счастье, которое так и не смогла ему дать. Я обессиленно упала на могилу, содрогаясь в рыданиях.
— Милая, — за моей спиной раздался тихий женский голос, и чья-то рука осторожно погладила меня по спине.
Я подняла голову и рукой попыталась стереть слезы, которые мешали мне рассмотреть стоящую рядом женщину.
— Не убивайся так, милая, — снова заговорила она. — Ему там, — она подняла газа к небу, — хорошо и спокойно. Ты лучше в церковь сходи и свечку за упокой его души поставь.
Я смотрела на женщину, часто моргая.
— Знаю, что тяжело, — она положила руку мне на плечо. — Сама мужа двадцать лет назад схоронила. И до сих пор сердце разрывается. Но я не плачу. Я за него радуюсь. Ведь он там, с Ним. И ты за своего порадуйся, — она кивнула в сторону Лешиной фотографии.
— Спасибо, — поднялась я и стала копаться в сумке, в поисках платка. — Спасибо большое. Мне стало легче, — я достала платок и вытерла слезы.
— Вот и хорошо, вот и ладно. Но в церковь все равно сходи.
— Схожу, обязательно схожу.
Женщина кивнула головой, попрощалась и ушла. А я постояла еще минуту и направилась к выходу. По дороге домой я размышляла о разговоре с этой женщиной и о том, что нужно сходить в церковь. И понимала, что не смогу это сделать — ведь я столько нагрешила. Я переспала с чужим мужчиной и не любила своего мужа.
Я не была верующей. В церкви была в основном тогда, когда проходила мимо и у меня было свободное время. Из праздников знала только Пасху и Рождество. Но и при всем этом я была уверена, что не смогу переступить порог храма теперь, когда узнала, насколько грязная моя душа.