— У меня есть опасения, что моя семья связана с торговцами людьми.
Глаза Роуэн расширились, а ее губы разошлись в шоке.
— Когда ты пришла просить меня о помощи, я изучил Веллингтон. Я даже сидел возле его проклятого дома, наблюдая за ним, и тогда я увидел мужчин с оружием, которое, я уверен, было приобретено у моей семьи. Опасные люди с оружием, которого у них не должно быть, входили в дом Веллингтона как желанные гости. Вот почему я вытащил тебя из класса на следующий день, чтобы сказать, что я помогу. Потому что если бы все это было ради того, чтобы добраться до твоего отца, я бы воспользовался возможностью, как только ты вошла в Moxy. Ты была легкой добычей. Но я этого не сделал, потому что не хотел ставить тебя в затруднительное положение. Ты думаешь, я бы женился на ком угодно, чтобы защитить его? Я сделал это для тебя, потому что мне не все равно — кажется, даже больше, чем следовало бы.
Я прошел мимо нее в спальню и захлопнул за собой дверь.
25
Как можно было облажаться столько раз, черт возьми?
Я была настолько сосредоточена на своих проблемах и боли, что даже не подумала о том, что у Кейра могут быть свои проблемы. Бешеный поток эмоций, вырвавшихся на свободу за последнюю неделю, подорвал мою способность мыслить ясно. После долгих лет подавления они вырвались на свободу.
Я чувствовала себя такой неуправляемой. Такой потерянной, черт возьми.
И теперь я причинила боль единственному человеку, который пытался помочь. Человеку, который увидел мою расколотую правду под глянцевой внешностью и все равно хотел меня.
Стыд был слишком силен, чтобы его сдерживать. Я была пульсирующим клубком боли, опутанная цепями своих ошибок.
Я говорила такие ненавистные вещи. Я даже не узнавала себя.
Я хотела только одного — поступать правильно по отношению к тем, кто мне дорог, но я постоянно терпела неудачу.
Все, о чем я могла думать, выходя на улицу — это то, что это должна была быть я. Я должна была быть близняшкой, которая умерла в тот день.
Я заслужила смерть.
В конце концов, это была моя вина.
Только моя вина.
Во всем была моя вина.
26
Уход от Роуэн не помог ситуации, но мне нужно было остыть. Самое неприятное заключалось в том, что она не была истинным источником моего гнева. Я был расстроен на своего кузена за то, что он ввязался в дерьмо, в которое не должен был ввязываться. Я был раздражен на отца за то, что он думал, что мои действия вращаются вокруг проклятого губернатора. Я был в ярости от того, что Роуэн была в опасности. И, возможно, хуже всего, я злился на себя за то, что набросился на нее, когда она уже столько пережила. Я должен был просто радоваться, что она вообще со мной разговаривает, но ее намек на то, что она нужна мне только для того, чтобы получить доступ к ее отцу, задел меня за живое. Мне стало интересно, видит ли она меня вообще.
Я просидел в спальне полчаса, прежде чем справился с эмоциями настолько, что был готов снова поговорить с ней и все уладить. Но когда я вернулся в гостиную, Роуэн там не было.
Я позвал ее по имени, но ответа не последовало.
От волнения у меня на затылке зашевелились волоски, когда я заметил ее на задней веранде.
Черт возьми.
Моросящий дождь вымочил ее до нитки. Я поспешил на улицу, где она сидела на голенях, устремив невидящий взгляд в сторону океана. Все ее тело дрожало от холода.
— Роуэн, детка. Черт, иди сюда.
Я начал поднимать ее, но она вцепилась в мои руки, чтобы остановить меня.
— Н-н-нет, ты д-д-должен знать…
Ее зубы стучали так сильно, что она едва могла говорить.
— Ты можешь рассказать мне внутри. Мне нужно согреть тебя.
Она настойчиво покачала головой, но я проигнорировал ее, подняв на руки. От прикосновения ее холодной кожи к моей у меня свело живот.
Я набрал теплую ванну, стараясь не перегревать ее. Она была такой холодной, что все, что было теплее теплой воды, казалось огнем. Пока ванна наполнялась, я снял с нее промокшую футболку и трусики. Я оставил ее перевязанную руку. Ванна не должна была намочить ее еще больше, чем она уже была.
Роуэн стояла, дрожа, не выражая протеста. Казалось, она была в трансе, и это меня чертовски пугало.
Я никогда не паниковал по любому поводу. Даже когда я был молод, у меня случались вспышки разочарования и гнева, но страх и паника никогда не были проблемой. Это было не про меня. И все же эта женщина, похоже, изменила мою ДНК, заставив меня думать и чувствовать то, о чем я даже не подозревал.
Мои мысли роились в бешеном ритме, не давая возможности сосредоточиться.
Почему она так поступила с собой? Может ли ванна достаточно быстро поднять ее температуру? Откуда, черт возьми, мне знать, наступила ли уже гипотермия?
Нетерпение заскребло под кожей, требуя, чтобы я двигался быстрее.
Я разделся, затем расположился в ванне так, чтобы она сидела передо мной, а мое тело обнимало ее. Я позволил воде наполниться до краев, чтобы покрыть каждый возможный дюйм ее тела. Затем я обнял ее. Я впитывал ее дрожь, желая сделать то же самое со всей болью, которую она носила в себе.
Медленно, ее тело успокоилось и расслабилось в моем.
— Мне так жаль, — прошептала она в тишине. — Я не хотела пугать тебя или драматизировать. Все, с чем, как я думала, я разобралась и спрятала подальше, как будто всплыло на поверхность, как в тот день, когда это случилось, поэтому мне трудно все переварить.
— Не нужно извиняться, — сказал я, приблизив свои губы к ее уху.
— Нет, нужно. Я не имела в виду то, что сказала. Я была зла и обижена.
Я прислонился спиной к водоему, увлекая ее за собой и осторожно зачерпывая воду на ее плечи и грудь.
— Ты когда-нибудь ходила к психологу или говорила с кем-нибудь о ее смерти?
Я хотел задать более подробные вопросы о том, что произошло, но мне казалось, что это слишком рано.
— Нет. Я думаю, что мои родители были настолько потеряны в своем собственном горе, что не были в состоянии справиться с моим. Они едва могли смотреть на меня, не сморщившись и не прослезившись.
Господи, это могло бы погубить ребенка. Я внимательно слушал, пока она продолжала.
— Мама как бы исчезла на некоторое время. Занималась самолечением. Она много спала. Папа с головой ушел в работу. Но иногда я не возражала, потому что, когда я оставалась одна, я могла слышать ее. Поговорить с ней. Наверное, поэтому у меня никогда не было близких друзей. Мне нужна была только Айви.
— В этом есть смысл.
— Может быть, но это также звучит нелепо.