— Что делаешь, — делай скорей!
И припомнился вечер, когда Химияклич в Лозанну чесал наутек и когда незначай лоб о лоб с Никанором столкнулись они в коридоре, когда друг, товарищ, «Старик», — в его сердце, как в люльку младенца, вложил: для рабочего дела «открытие» приобрести!
Оно выужено!
И когда б догадался «Старик», из-за бремени болей стенающий, — он усугубил стенания б, он разразился б глухим, проклинающим рявком:
— Предатель!
Открытие — выудить! Но — добровольно: простроенным спором; он — интеллигент с компромиссами!
— К делу!
Из красных квадратов и лап, притопатывая, залихватским щелчком — бросил: в кубовый угол.
— Постойте-е!
Застопорил; вытянув шею:
— Вы спорите же с механическим материализмом! Усы у профессора сделали:
— Ась?
— Ну по адресу!
Замысловато словами забил:
— Энтропия — понятие не социальное!
В синюю синь притопатывал валенком:
— Ваша материя есть переменное разных условий, а вовсе не вещь!
И предметы дрожали, а пятка не шлепала:
— В качестве этом она есть — ничто же!
Подбросились руки к небесного цвета подтяжкам:
— Не ваша материя — наша материя.
Между разрывами дыма оскалился:
— Наша — реальна: «в себе» ваша — в зубы буржую идея.
Профессор боднулся усами:
— Лоренц[109].
— Он — механик.
— Максвелл[110].
— То же самое…
— Прежде всего-с — мировые ученые-с!
— Не диалектики.
— Факты науки, — позвольте-с!
— Без логики — нуль; ну-те; механицисты сидят на бобах, подаваемых идеалистами; с ними материя в прятки играет.
— По-вашему, нет энтропии? — манжетками, как кастаньетами, щелкал из света на тьму Никанор.
Из расплещенных вееров Киерко голову — набок; а руки — разбросом:
— Максвелл, ваш механик, — с поклоном хохочущим, — к чортовой матери слал энтропию.
Из кубовых дымов жилетом малиновым в рукоплескание красочных пятен он бросился:
— Демончик эдакий-де сортирует молекулы; теплая, — щелк: есть, попалась; холодная — в нуль абсолютный лупи; эдак демончик, с рожками, копит энергии где-то: буржуй!
— Это же, — взлаял профессор, — простой парадокс!
— К парадоксу тогда прибегают, когда диалектики нет: просто гиль!
Серафиме же весело: —
— демончик —
— с рожками!
И приседая на юбки, плеснувшие в пол, завизжала, забила ладошами в кольца лиловые; прыгала в юбке, летающей кругом на кубовых кубиках, в желтых пепешинах. И Николай Николаевич ей:
— Перевертыш какой!
Там-то, там-то —
— Иван, брат, оттаскивал брата от Киерки; сам лез на Киерку; Брат, Никанор, — не пускал; а сам — лез:
— Диалектика? — носом запрашивали возбужденные братья.
— Закон диалектики, — рвался профессор, — утоплен под градом поправок, в которых утоплен закон.
— Всякий?