Никанор, как и прежде, парировал:
— Ум — хорошо, а два — лучше: ты, вот, математиком — и, как морской конек прыгал он, — вышел; я — вышел, — ерошился едко, — словесником.
С вызовом:
Кто из нас лучше, — так, эдак?
Но брат с кулаками его настигал в полукруге стола; и тогда, гонор сбавив:
— Я думаю, — он удирал от стола: взаверть, скоками.
— Думаю, что — оба лучше!
Дразнился за креслом.
Карьера учителя шла в нисходящей градации: Питер, Варшава, Саратов, Ташкент!
Спор, стремительно вспыхнув, стремительно же обрывался; отспорив, стояли: носами — друг в друга; и гладили бороды с нежным блаженством.
— Так!
— Вот!
И, — как прежде, сперва помолчав:
— Никанорушка, — что же ты думаешь делать в Москве, — брат, Иван, с приседанием.
— Да по финансовой части я думаю, — брат, Никанор, как в окоп, перепрыгнул за кресло: от столика.
— Именно, — что же-с? — выпытывал брат, наступая на кресло: от столика.
— Думаю в банке служить.
В Государственном банке, — не в банке с водой.
И пока Серафима Сергевна не выставила Никанора Иваныча, он, ощетинившись, тыкался.
Был он таков: в коридоре небрежное и запоздалое «мое почтенье-с» услышалось: издали.
Он — зачастил; он — влетел; он — ерошился.
— Тителев думает.
— С Тителевым, полагаем, решили: условились.
Переселение брата, Ивана, из этого дома, — решенное
дело; а — брат: брат, Иван?
С философским спокойствием, с юмором и с пожиманьем плечей разрешился сентенцией раз:
— Не могу, — дело ясное, — лекций читать: рассуди-ка, — ну как я прочту? И суть — в этом, — прошаркал он в угол; и. перевернувшись, пошел из угла:
— Уже — второстепенное дело, где жить: там, так — там; здесь, так — здесь.
Горько — руки — в карманы, а нос — Никанору:
— Скончалась ведь Наденька!
Спины подставив — в углы: из углов; молча строили: диагонали квадрата.
Один огорчался, что Наденьки нет, а другой заключал, что о собственном доме у брата, Ивана, составилось здравое мнение: сиденье в коленях Никиты Васильевича — не сиденье в кресле своем; о возможности жить им вдвоем или даже втроем, если взять на учет Серафиму Сергевну, — закинул он слово; и тут же умолк, потому что заметил волнение.
Это — естественно.
Брат произвел революцию в брате; с приездом его поправленье заметили все; не рысцой, а галопом профессор помчался к осмысленной жизни по дням.
Аналогия вынырнула:
— Права Наденька-с, — что ни скажи: песик Томочка стал человеком.
— Как?
— Бегает?
— Где?
— Здесь?
Кто? Как? Никанор?
— Впрочем, — видя испуг Серафимы Сергеевны, — я — пошутил-с!
Аналогия эта исчезла.
У Девкина встала церковенка.
Ходит девица; и парень — за ней: завитой:
— Расхарошая краля хрестей, почему вы такая лимоночка кислая?
— А отчего вы такой раскурчавый баран?
— Я для вас протувар перемерил… Желаете, — семечки-с?
— Благодарю: чай с изюмом пила… Не трудитесь напрасно: сапог даром сносите.