Жизнь будет трудная; жить с мужиками седыми, — втроем; без мамуси она не жила; не сумеет она!.. —
— Вытаращивая свое черное око, прошел черноусый в шинели, при шпаге; и — дама; — белеет боа, как змеей; веет белыми перьями…
— Нет!
С Леонорою трудности — будут: она — человек раздражительный; то, что сказал на ушко Никанор, ей ломает ось жизни; трагедия — будет.
За сердце схватилась.
И — беглые взгляды; и — руки; она походила на отрока быстрого, когда бежком побежала в танцующий блеск и хрустела серебряным бархатцем; —
— фрр! —
— в кружевные винты ей блиставшие в непереносное счастье и — в космосы света, —
— подняв свою муфту, как щит на руке, защищался им от предчувствия.
Свертом, направо: к мамусе!
Быстрехонько, не раздеваясь, в шубчонке, в шляпенке, — под цветик, под скворушку, — в пестрый диванчик: головкой.
— Мамуся!
— Что, ласанька?
И небольшого росточку серебряная Домна Львовна зашлепала к ней.
— Нет, мамуся, — скажите: как быть?
Села, ручки зажав меж коленок, дыханье тая и прислушиваясь, как старушка, молчала дыханьем: подтянутым ртом и очками.
Головкой ей в грудь: в платье каре-кофейное, с лапками белыми; и подбородком легла на головку малютки старушка, руками ее охватив; и прижала к пылавшему сердцу.
И ей Серафима отрывисто: с пылом:
— Была фельдшерицею…
— Стала сиделкой…
— А думала, — докторшей буду!
Старушка вдавилась в диванчик веселых цветов; и глядели в обои: веселого цвета.
— Дитя мое, — благословляю тебя: труден путь, да велик; обо мне и не думай; я — здесь: с Мелитишей моей; Николашу ты любишь…
И — носом дышала; и после молчания:
— Истина — в этом пути: он — прямой.
И проснувшийся скворчик: «чирик!»
— Ну, а платят — солиднее: дров прикупить, вам на платье, посуду какую…
— Правда и солнце! — сказала, в снега принахмурилась. И грязные космы всклочились.
Дама в ротонде прошла.
И лицо, —
— как раскал — добела — интеллекта, огромного волей.
Чувств — нет!
Ледоперые стекла, сквозь ясное облако. — пурпурные лампочки; пурпурно-снежные пятна ложатся на снеге.
Он — мудрый, а все же — больной.
Кто, какой!
Николаша? Профессор? Иль… — кто же?
Профессору — нет: не понравятся стены.
Скорее бы «это»? —
— И «это» —
— скрипучие ботики: шуба; усы хрусталями; огнец, — а не нос.
Снеговые вьюны рассыпалися; ясная пляска алмазных стрекоз и серебряных листьев ей пырснула в веко: кипела под веком.
— Так вот он какой?
Николаша?
Который из двух, или… трех, или…
— Путаюсь я!
Из глаз — жар; во рту — скорбь: от узрения всех обстоятельств; но в блеск электрический; блеск электрический: блеск золотых волосят.
А мехастая муфта, —
— направо —
— налево, —