ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
— Я вернусь через минуту. Берто нужна моя помощь в гараже. — Санте встал с дивана. Мы вместе смотрели последний фильм о Джеймсе Бонде.
Я указала на телевизор, подняв брови.
— Не беспокойся о том, чтобы поставить его на паузу. Не знаю, сколько я пробуду. — Он закатил глаза и вышел из комнаты.
Я решила, что не тороплюсь, и все равно поставила фильм на паузу. Мне было интереснее общаться с братом, чем смотреть сериал. В доме стало как-то особенно тихо после того, как замолчал наполненный взрывами боевик. Так тихо, что я чуть не выпрыгнула из своей кожи, когда раздался стук в входную дверь.
Вернувшись в то время, когда за мной не велось постоянное наблюдение, я вскочила с дивана и поспешила к входной двери, но замерла, прежде чем открыть ее. Отца не было дома, но я знала, что он будет в бешенстве, если узнает, что я открыла дверь, а рядом никого нет. Но опять же, парни были в гараже. Должна ли я была просто игнорировать того, кто пришел? Я не могла крикнуть через дверь, чтобы они подождали.
Я бы могла посмотреть запись с камеры наблюдения в своем приложении, но я была лишена доступа несколько месяцев назад. Я решила рискнуть и заглянуть через занавеску, закрывающую окно рядом с дверью. Я не смогла разглядеть ничего особенного, но этого оказалось достаточно, когда я заметила знакомое кольцо с кельтским узлом на мужской руке, украшенной черной розой. Коннер был здесь.
Не раздумывая, я выскользнула наружу, схватила его за запястье и потащила прочь от входа и за угол, туда, куда, как я помнила, не доставали камеры.
— Что ты здесь делаешь? — шипела я на него в темноте, внезапно осознав, что он мог зайти к моему отцу, а не ко мне. После его неожиданного появления в ресторане за день до этого я беспокоилась, что у него на уме только одно, и это был не бизнес.
— Я не знал, что должен объясняться с тобой. — Он угрожающе наклонился вперед.
Не в настроении пугаться, я скрестила руки на груди и поняла, что на мне нет лифчика под тонкой ночной рубашкой. Я постаралась не показать своего волнения. — Думаю, нет, пока это маленькое правило работает в обе стороны, — надменно ответила я.
Его губы искривились в злобной ухмылке. Он медленно протянул руку к подолу моей пижамной рубашки, покрутил пальцем, пока ткань не закрутилась вокруг пальца, а затем притянул меня к себе. — Хорошая попытка, но нет. Это совсем не то. На самом деле, ты уже должна мне, по крайней мере, одно объяснение. Мне все равно, если ты никогда не заговоришь ни с одной живой душой, но моя мама сказала мне, что ты молчала сегодня на приеме, и я хочу знать почему.
Сказал ли он маме, что я могу говорить? А если бы он сказал, то об этом стало бы известно? Черт. Мне нужно было больше времени.
— Мне просто нужно придумать, как объяснить все отцу. Когда он узнает, что я могу говорить, он захочет узнать, почему я не говорила раньше. Я не хочу, чтобы он делал какие-либо предположения. — Точнее, он захочет узнать, почему я решила заговорить сейчас. Если бы мне удалось промолчать до свадьбы, возможно, я смогла бы тайком рассказать дяде Донати все, что знаю.
Да, а что тогда будет с Санте?
Ух! Мне нужно было придумать план. Отец должен был заплатить за то, что он сделал, но я не могла рисковать потерять брата в процессе. Каждый раз я сталкивалась с одной и той же чертовой проблемой. Что, если я не смогу защитить Санте? Что, если единственный способ остановить отца означал риск потерять брата навсегда?
Я с трудом могла смириться с такой возможностью.
— Что тут объяснять? — спросил Коннер, прервав мой внутренний спор. — Ты переживала смерть матери… если это не сложнее?
Боже, он должен остановиться!
Я чувствовала себя расстроенной и загнанной в ловушку. Вдобавок к моей растущей потребности выплеснуться наружу, слова королевы туалета снова всплыли в моей памяти. Скромная немая. Никогда не удовлетворишь его.
Я подошла на дюйм ближе и вызывающе подняла подбородок. — Иногда люди сложны. Как мужчина, который выбрал немую невесту, предположительно, чтобы не признавать ее существование, но по какой-то причине он продолжает появляться везде, где бы она не была. — Я сделала еще один маленький шаг. Тепло его груди тянулось к моим затвердевшим соскам, ткань моей рубашки задевала его настолько, что пронзала меня до глубины души крошечными молниями.
От ощущения, что я стою перед ним, у меня перехватило дыхание и закружилась голова. Я никогда не смогла бы так противостоять своему отцу, но с Коннером я чувствовала себя смелой. Сильной.
Если бы я проанализировала свое поведение, то, возможно, обнаружила бы, что корень моей уверенности кроется в чувстве безопасности, но я не хотела туда идти. Отношение к Коннеру как к врагу было единственным способом защитить свое сердце от него.
Каждая унция синего цвета исчезла из его глаз, когда он прижал меня спиной к стене, его твердое тело прижалось к моему. — Для человека, который не хотел говорить, у тебя очень много мнений. — Грубые нотки его голоса заскребли по моей коже.
— Для мужчины ты ужасно наблюдателен. — Это был удар ниже пояса, но у меня уже заканчивался запас реплик.
— И для человека, который хочет, чтобы его оставили в покое, ты надела короткую рубашку.
Мои губы открывались и закрывались, как у рыбы, вынырнувшей из воды, когда его грубые кончики пальцев медленно прошлись по моему левому бедру под тканью пижамы до кружевного края трусиков возле косточки бедра. Я не могла вдохнуть больше, чем малейший глоток воздуха. Мои легкие, как и все остальное тело, застыли в концентрации, поглощенные тем, куда дальше могут направиться его пальцы.
Он приподнял эластичный край моих трусиков и просунул под них кончик одного пальца, его глаза блестели от моей задыхающейся реакции. С размеренным спокойствием опытного тактика он медленно провел пальцем вниз по натянутой ткани. Мой разум искрился и метался от неуверенности в том, как далеко он может зайти, но когда он достиг передней части меня, в дюймах от моей щели, он выскользнул из-под голубого кружева и вместо этого оставил след из углей, похожий на хвост кометы, по моему бедру, прежде чем разорвать нашу связь.
— Тебе не следует оставаться одной в темноте с мужчиной, которого ты едва знаешь. — Его голос стал гортанным, сырым и желанным. Звук затронул глубокую боль, которую он разбудил между моих ног.
— Ты предупредишь меня о том же в нашу брачную ночь? Я сомневаюсь, что к тому времени мы будем знать друг друга лучше. — Я хотела звучать грозно, но каждое слово было более задыхающимся, чем предыдущее.
Его ответный взгляд был совершенно диким. — Когда я смогу почувствовать запах твоей киски, капающей от желания? Я так не думаю. А теперь возвращайся в дом, пока я не решил взять то, что уже принадлежит мне.
Его грязные слова терлись о мою кожу и накаляли меня изнутри. Я никогда не слышала, чтобы кто-то говорил со мной с такой грубой непочтительностью, и мне стало стыдно за то, как отчаянно я хотела большего.
Я вихрем отскочила от стены и бросилась обратно к главному входу. Когда я открыла огромную металлическую дверь, в моей голове бушевал циклон эмоций, я застыла на месте, увидев Санте. Он стоял на входе, застыв на середине шага, его сузившийся взгляд скользил от меня к месту над моим плечом. Быстрый взгляд подтвердил, что именно удаляющаяся вдалеке форма Коннера послужила причиной вспышки гнева моего брата. Я захлопнула дверь и поспешила к нему, увлекая его в гостиную, где у меня были ручка и бумага.
Он просто хотел задать мне один вопрос, а ты был занят с Умберто. Я объяснила, мои слова были почти неразборчивы после того, как я поспешила записать их на бумаге.
— Тебе не следовало оставаться с ним на улице одной, Ноэми. Особенно учитывая то, как ты одета. Господи, а если бы он тебя обидел? — Его подростковые эмоции и защитные инстинкты быстро заварили внутри него бурю.
Он станет моим мужем чуть больше чем через неделю. Я отметила это с приливом гнева, а затем укорила себя. Мне нужно было разрядить обстановку, а не устраивать драку.
— Да, а если он воспользовался тобой, а потом отказался от договоренности — что тогда?
Я хотела наброситься на него с яростью, что если он считает Коннера таким мерзавцем, то не должен сидеть сложа руки, пока папа выдает меня за него замуж. Но я знала, что Санте имеет так же мало права голоса, как и я.
Ничего не случилось. Нет причин расстраиваться, хорошо? Я в порядке. Я умоляюще посмотрела на него, а затем указала на гостиную. Когда он просто стоял там, нахмурив брови, я взяла его за руку и потянула к дивану. Он позволил мне тащить его, но с неохотой.
Мы вернулись к нашему фильму, хотя он так и не смог полностью расслабиться рядом со мной. Час спустя нас прервали звуки возвращающегося домой отца. Я села и медленно повернулась, чтобы взглянуть на брата, опасаясь того, что могу обнаружить. Как я и предполагала, суровый разрез его челюсти и резкий изгиб бровей сказали мне все, что я хотела знать. Он планировал рассказать моему отцу о визите Коннера.
Я покачала головой, мелкими отрывистыми движениями, безмолвно умоляя.
Его губы только истончились от покорной решимости, когда он встал. Стук парадных туфель отца отсчитывал секунды, как тиканье бомбы.
— Вы двое и эти боевики. Неужели они тебе не надоели? — ворчал отец, снимая крышку с хрустального графина и наливая себе на два пальца виски.
— Просто убиваю время, — сказал Санте, его голос утратил привычную мальчишескую мягкость. — У нас сегодня был гость.
Глаза отца перешли на моего брата, затем на меня. Я осталась неподвижно сидеть на диване, надеясь, что наконец-то научилась становиться невидимой.
— Приходил Рид. Я пошел с Умберто в гараж, чтобы помочь ему установить новый датчик температуры. — Он сделал паузу, его взгляд ненадолго остановился на мне с отблеском извинения, который быстро сменился суровой решимостью. — Ноэми открыла дверь и поговорила с ним на улице.
Мой отец стал жутко неподвижным. Когда его взгляд переместился на меня, ярость в его глазах лишила его всякой человечности. Мой тошнотворный желудок теперь гневно бурлил, опасно давя на горло.
Забыв о выпивке, отец направился ко мне.
— Ничего не случилось, но я подумал, что ты должен знать. Вот и все, — добавил Санте, как будто внезапный приступ совести заставил его отступить.
Отец полностью проигнорировал его. Когда он подошел достаточно близко, чтобы возвышаться надо мной, он ударил быстро, как змея, схватив меня за запястье и рывком поставив на ноги. — Ты позволила ему дотронуться до тебя? — Раздраженные брызги усеяли мое лицо, на лбу отца вздулись вены. Он был так зол, как я никогда его не видела, и это меня пугало.
Я бешено затрясла головой, кости в моем запястье кричали в агонии, когда он сжимал их вместе.
— Это все, что мне нужно, это чтобы ты все испортила, позволив ему трахнуть тебя перед свадьбой, дав ему повод отказаться.
И снова все, что я могла сделать, это покачать головой и молиться, чтобы он мне поверил.
— Никогда больше не делай этого дерьма, слышишь меня? — Он прижался своей щекой к моей, его следующие слова предназначались только для моих ушей. — Если ты облажаешься, это не будет быстро, как с твоей матерью. Я заставлю тебя пожалеть, что ты вообще родилась. — Он отступил назад, и безумная ярость в его черном взгляде закрепила его убийственное обещание.
Я кивнула сквозь наполненные слезами глаза и отпрянула от него, потребность убежать терзала каждую мою жилку. Наконец он сдался.
Я бросилась вон из комнаты, пропуская по пути Санте, не в силах посмотреть ему в лицо. Я знала, что мое разочарование и обида проступят наружу, но я также знала, что он ни в чем не виноват. Он был всего лишь мальчиком, каким бы мужественным он сейчас не выглядел. Пешка в садистских играх нашего отца.
Когда я была младше, я думала, что ненавижу этого человека за то, что он никогда не присутствовал при этом, но я даже не знала, что такое ненависть. Теперь я близко познакомилась с этим чувством. Ненависть проложила палящую дорожку по моим венам и разорвала меня изнутри. Фаусто Манчини был ядом, решившим уничтожить меня, так или иначе.