ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Мне не нравилось отправлять Ноэми наверх одну, но при виде Мии Дженовезе у меня затрепетала каждая унция интуиции. Она практически вибрировала от нервной энергии. Что-то случилось, и это было не просто угрызение совести.
Я приготовился к тому, что она скажет, и подошел к ней. — Миа, это сюрприз.
Ее улыбка была доброй, но мое внимание привлекли извинения, залегшие в уголках ее глаз. — Коннер, мне очень жаль, что я так появилась, но мне нужно поговорить с тобой кое о чем. О чем-то важном, что ты должен знать. — Она сжала телефон в руке, как будто он был способен перенести ее подальше от гложущих ее угрызений совести.
— Давай присядем. — Я неохотно провел нас в незанятое место для отдыха. Через холл периодически проходили жильцы, но наш разговор никто не мог подслушать. Я сохранял максимально расслабленную позу и позволил ей сказать то, что она хотела сказать.
Она сидела на краешке кресла, ее взгляд метался между мной и телефоном. — Я знаю, что для меня кажется странным приходить сюда. Никогда не бывает подходящего времени для такого разговора, но это гложет меня изнутри.
— Хорошо, я тебя слушаю.
Она втянула глоток воздуха, как бы укрепляя себя. — Я не думаю, что ты много знаешь об обстоятельствах твоего усыновления.
— Только то, что тебе было шестнадцать лет и ты не могла заботиться обо мне, — ответил я без осуждения.
— Моя семья была очень набожной, видишь ли. Когда я не была в школе, я работала волонтером в нашей церкви. Однажды летом наш молодежный директор спросил, не хотели бы мы, ребята постарше, помочь сестринской церкви в проведении каникулярной библейской школы. У них было неожиданно много малышей, и им нужно было несколько дополнительных рук для двухнедельного дневного лагеря. Конечно, я была рада стать волонтером. — Она сделала паузу, пристрастие к сокровенным воспоминаниям смягчило ее черты. — Церковь была Святого Патрика, и именно там я встретила твоего отца.
Если бы я продолжал неподвижно сидеть, меня можно было бы принять за мертвого.
Церковь Святого Патрика была той самой церковью, куда меня принесли новорожденным. Церковь, членами которой были мои приемные родители. Миа Дженовезе собиралась рассказать мне, кто мой отец, и что-то в этом пугало ее.
— Мы были знакомы недолго. Но он был так очарователен, что я быстро и сильно влюбилась. В том возрасте я была так наивна, что не думала, что могу забеременеть до свадьбы. Мои родители были настолько консервативными и правильными, что никогда не говорили со мной о сексе. Я была на целых шесть месяцев вместе с тобой, прежде чем моя мама узнала о моем состоянии. Я была не в курсе. Я была в ужасе, поэтому делала все так, как они мне говорили.
— Следующие три месяца я не выходила из нашего дома. Только на следующий день после твоего рождения я тайком отнесла тебя в церковь вместе с четками моей бабушки. Мои родители договорились с несветским агентством по усыновлению, не желая работать с католическими службами, которые могли просочиться в нашу общину с информацией о том, как я их опозорила. Я чувствовала себя такой бессильной, но единственное, что я могла для тебя сделать, — это привести тебя в ту церковь, где, как я знала, у тебя хотя бы будет семья.
Я мог бы остановить ее прямо здесь и сейчас, мог бы сказать ей, что не хочу ничего знать и оставить это в прошлом, но слова не шли. Я сидел в восхищенном молчании, наблюдая, как передо мной разворачивается крушение поезда.
По ее щеке скатилась слеза.
— Когда я узнала, кем ты стал, ты даже представить себе не можешь, как я была рада за тебя. Знать, что ты не был одинок. — Она вытерла слезу, ее слова стали дрожать. — Я думала, что мы встретимся, ты и я, и тогда я смогу рассказать твоему отцу о тебе. У него была семья, понимаешь, поэтому я хотела сделать это осторожно, но потом… — Ее слова сорвались на всхлип, но она продолжала, как будто лавина правды была слишком мощной, чтобы ее сдерживать. — Как я могла знать, что в ту же ночь… в ту же ночь, когда мы ужинали… — Она зажмурила глаза, горе захлестнуло ее.
В тот же вечер, когда мы ужинали. Это было все, что она хотела сказать, и я знал.
— Дядя Броуди, — вздохнул я.
Миа подняла свои остекленевшие глаза на мои и скорбно кивнула.
Мой дядя Броуди был моим биологическим отцом все это время, но мы никогда не знали. Он никогда не знал, и теперь никогда не узнает.
Суровая реальность врезалась в меня, выбив воздух из легких.
Я думал, что меня устраивало то, как складывалась моя жизнь. С усыновлением и моей семьей. Я думал, что ничто из того, что Миа могла сказать, не изменит прошлого, но я ошибался. Правда изменила все.
— Мне так жаль, Коннер, — прошептала Миа. — У меня не было возможности найти тебя раньше. Я бы сказала тебе, если бы знала, как вы уже близки. Я бы хотела, чтобы ты знал. Последние две недели были мучительными от осознания того, как все разворачивалось. Это было так несправедливо. Я не хотела скрывать от тебя правду ни на минуту дольше.
— Это не твоя вина, — рассеянно пробормотал я, с удивлением понимая, что верю в то, что говорю. Я не винил ее ни в чем. Возможно, ее родителей, но больше, чем кого бы то ни было, мой гнев был направлен на группу людей, которые забрали у меня отца.
Гребаные албанцы.
Они украли у меня шанс когда-либо соединиться с Броуди Байрном как отец и сын. И ради чего? Жалкая попытка запугивания? Я покажу им запугивание. Я сожгу всю их организацию дотла.
Ярость взяла в руки оружие и сокрушила решетку моего контроля.
Вулкан ненависти вспыхнул внутри меня, извергая реки расплавленной ярости по моим венам.
Мне нужно было выбраться оттуда. Я должен был найти выход злобному монстру, кипевшему внутри меня, прежде чем он направит свою жажду крови на невинных.
— Спасибо, что поделилась этим, Миа. — Я встал, мои движения были скованными и нескоординированными. — Я знаю, что было нелегко приехать сюда, и ты не должна чувствовать себя виноватой ни в чем. Усыновление. Броуди. Ни в чем из этого нет твоей вины. — Мне удалось перевести взгляд на нее, пытаясь показать свою искренность, а затем обнять ее. Первое объятие, которое мы когда-либо делили. Она пережила столько же потрясений, сколько и я, если не больше. У меня не было желания увеличивать ее боль. Она не была той, кто заслуживал страданий.
— Спасибо, что выслушал, — сказала она дрожащим голосом, отстраняясь, и на ее тонких губах появилась улыбка. — Я больше не буду тебя беспокоить.
— Это не беспокойство, Миа. Правда. Все это было очень тяжело пережить, но ты никогда не беспокоила.
Еще больше слез набежало на ее глаза, прежде чем она улыбнулась и отступила к дверям.
Достав свой телефон, я набрал номер Бишопа.
— Привет, парень. Я…
Я прервал его, прежде чем он успел сказать еще хоть слово. — Ты уже нашел что-нибудь по этому номерному знаку? — Каждое отрезанное слово кипело агрессией.
— Ну, да. У меня есть адрес, но…
— Дай его мне.
Голос Бишопа протрезвел. — Тебе нужна поддержка? У меня пока нет никакой другой информации об этих парнях. Я не уверен, что это хорошая идея…
— Адрес, — произнес я с достаточной жестокостью, чтобы заставить его замолчать, а затем повесил трубку, как только получил то, что мне было нужно.
Ноэми ждала меня в гостиной, когда я поднялся наверх. Я прошел мимо нее в спальню.
— Мне нужно уйти, — сказал я ей, когда она вскочила, чтобы последовать за мной. — Тебе нужно остаться здесь.
Моя смертоносная интенсивность усилила ее беспокойство.
— Что сказала Миа? — спросила она, ее голос был тихим, как будто она боялась спросить.
— Ничего такого, о чем бы я хотел сейчас говорить. Мне нужно кое-что сделать. — В хозяйском шкафу я достал из потайных отделений свои незарегистрированные пистолеты и надел нагрудную кобуру.
— Это из-за моего отца? Ты же не собираешься с ним встречаться?
Я не был уверен, что натолкнуло ее на эту мысль, но у меня не было возможности обсуждать это дальше. — Я уже сделал это перед свадьбой, — рассеянно сказал я, проверяя патронник каждого оружия и убирая дополнительные обоймы в карманы.
— Что? Ты говорил с ним о том, что он причинил мне боль?
Я схватил достаточно объемную куртку, чтобы прикрыть свое оружие, игнорируя ее вопросы.
— Коннер, — позвала Ноэми более решительно. — Не уходи отсюда, не рассказав мне, что происходит.
Я повернулся к ней лицом, не в силах обуздать дикую природу своего гнева. — Ты собираешься рассказать мне, почему все изменилось с твоим отцом? Почему тебе нужен телефон, чтобы поговорить с братом, или почему, черт возьми, ты молчала шесть чертовых месяцев?. — Я знал, что она еще что-то недоговаривает. Я был бы не против оставить это на потом, если бы она не давила на меня, но у меня не было ни времени, ни терпения на всякую ерунду.
Ноэми поджала губы, за ее широко раскрытыми зелеными глазами появилась заслонка.
То, что она так отстранилась от меня, разозлило меня еще больше, несмотря на то, что это была моя собственная вина, но я все равно не мог остановиться. Мои эмоции взяли верх.
— Я так и думал, — выдохнул я, проходя мимо нее и выбегая из квартиры.