ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Мы с Пиппой сидели на диване, когда входная дверь со щелчком открылась. Мы обе сидели неподвижно, как статуи. Коннер медленно вошел внутрь, его взгляд устремился на меня, как только он появился в поле зрения. Он оставил дверь открытой, что казалось странным, пока он не заговорил.
— Пора идти, Пиппа. Бишоп в холле, чтобы отвезти тебя домой. — Он разговаривал с моей кузиной, но не сводил с меня глаз.
— А что, если она не хочет уходить? — упрямо спросила я.
— Я попрошу Бишопа увести ее.
Рука Пипа сжала мою. — Я же говорила тебе, что это не очень хорошая идея. Прости, детка, но я ухожу. Тебе и твоему мужчине нужно все обсудить.
Логика подсказывала мне, что она была права, и я просила слишком многого, но я все равно чувствовала себя немного преданной, глядя, как она убегает. Дверь с щелчком закрылась за ней, оставив меня наедине со всеми шестью футами с небольшим разъяренного мафиози.
Я даже не была уверена, почему он так рассердился. Я не сделала ничего плохого. Я не нарушила ни одного из его правил, и уж точно никого не сожгла заживо и не передала информацию полиции. По моему скромному мнению, это делало меня почти образцовой женой мафиози. Так почему же под его пристальным взглядом мне стало жарко и чешется кожа?
— Не хочешь рассказать мне, почему ты решила начать пить до того, как взойдет солнце? — спросил он, подбираясь ближе.
— Ты говоришь так, будто это хуже, чем есть на самом деле. — Как будто он никогда не начинал день с неприятностей.
— Насколько я могу судить, это довольно большое отклонение от нормы. Я предполагаю, что это как-то связано с твоим отцом, учитывая твою реакцию, когда ты узнала, что у нас есть план, в котором ты не участвуешь. Я бы сказал, что это прозвучало так, будто ты расстроена тем, что мы посягнули на твои планы. У тебя есть что-то запланированное, о чем я должен знать?
Не в силах больше выдерживать его пронизывающий взгляд, я вскочила с дивана и начала пятиться. — У меня действительно был план. Как я уже говорила тебе, я собиралась уладить дела с отцом. А потом ты должен был вскочить, как чертов рыцарь в сияющих доспехах, и прийти мне на помощь. — Я размахивала руками, с каждым словом приводя себя в еще большее бешенство. — И если ты убьешь себя, мой выбор будет напрасным. Я потеряю вас обоих, разве ты не понимаешь? — Я помедлила и умоляюще посмотрела на него, надеясь, что он одумается.
— Ни капельки. — В отчаянии он скрестил руки на груди и глубоко вздохнул. — Объясни мне, Ноэми. Какой выбор будет напрасным?
— Выбор тебя, — прошептала я. — Я единственная, кто остался у Санте. Я должна была выбрать его, но не смогла, потому что больше всего волновалась за тебя. Если ты вмешаешься, он убьет тебя.
— Твой отец?
— Да. Он убьет тебя и любого, кто попытается его остановить. Вот почему я не могла сказать тебе правду, разве ты не понимаешь? Потому что если бы ты узнал, что задумал мой отец, тебе пришлось бы рассказать Донатису, и тогда ты оказался бы в опасности. Я не могу этого допустить. Я не могу сидеть и смотреть, как тебе причиняют боль. И меня бесит, что мне пришлось выбирать между защитой тебя или брата, потому что так не должно было быть. Я не должна была влюбиться в тебя. Я говорила себе, что никогда не стану такой, как моя мать. Я сказала себе, что не выйду замуж за такого человека, как мой отец. Я знаю, что мне только разобьют сердце, потому что это никогда не должно было быть реальным, и даже если ты говоришь, что это реально, клятва, которую ты дал своей организации, всегда будет на первом месте. Я знаю, как все это работает. Я прекрасно знала, что мне лучше не проявлять заботу о тебе… — Мое дыхание сбилось, раздражение и беспокойство стольких месяцев настигли меня, и я поняла, что мои слова были правдой — я влюбилась в Коннера Рида.
Слезы затуманили мое зрение, когда я наконец подняла взгляд на своего мужа. Он не сдвинулся ни на дюйм, пока я выплескивала свои страхи и неуверенность, извергая все нефильтрованные мысли к его ногам. Я даже не была уверена в том, что именно я сказала, но я знала, что это было не очень хорошо, когда его кипящий взгляд пронзил меня насквозь. Его тело вибрировало от каждого тихого проклятия и яростной мысли, которую он отбивал.
— Если ты думаешь, что я похож на твоего отца, значит, ты ни черта обо мне не узнала. — Его слова гремели и дрожали от вынужденного спокойствия, но каждое из них было пронизано болью. Они прорезали путь в моем сердце, пока я смотрела, как он уходит, оставляя меня безнадежно растерзанной и одинокой.