ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Он хотел заняться со мной сексом. Брак — это одно, а секс — совсем другое. Интимная близость предполагает уязвимость и доверие — то, что может вызвать эмоции. Последнее, чего я хотела, это испытывать чувства к Коннеру Риду. Быть замужем за этим человеком было достаточно плохо. Если бы я заботилась и о нем, мое сердце не выдержало бы.
Такие мужчины, как он, как мой отец, не умеют любить. Не так, как я хотела, чтобы меня любили.
Мне нужен был мужчина, для которого жена и дети были бы на первом месте. Я хотела преданности и верности. Коннер никогда не дал бы мне этого, а влюбленность в него только усилила бы разочарование.
В течение следующих четырех дней я сосредоточилась на возведении прочных стен вокруг своего сердца и защите от его манящей внешности. Я знала, что он будет использовать ее, чтобы разрушить мою решимость, но я не могла позволить ему добиться успеха.
Я потратила нелепое количество времени, обсуждая свой наряд на вечер, и в итоге выбрала платье, которое было более сексуальным, чем те, что я носила раньше. Я также решила не слишком тщательно изучать причины такого выбора. Иногда девушке нужно выглядеть особенно сексуально. Это повышало уверенность в себе.
Это была моя легенда, и я придерживалась ее.
Я завила волосы в мягкие волны и погрузилась в косметичку немного глубже, чем обычно. В довершение всего я покопалась в маминой шкатулке и надела ее любимое ожерелье. Маленький колокольчик из белого золота был у ее матери до нее. Надев его, я почувствовала себя ближе к ней. Это была вишенка на моем торте уверенности в себе.
Когда отец увидел мой выбор украшений, в его обсидиановых глазах сверкнула молния, обещая возмездие, если я переступлю черту. Остальные члены моей семьи отреагировали совсем иначе. Пиппа и ее мама мгновенно прослезились и обняли меня.
Тетя Этта и моя мама были близняшками и были невероятно близки. Когда у них родились девочки с разницей всего в несколько недель, было естественно, что мы с Пиппой сами стали похожи на сестер. У нее было две младшие сестры и брат, но я никогда не была так близка ни с одним из них. Поэтому наша разлука в течение последних шести месяцев была особенно трудной. Мне было разрешено всего несколько встреч под присмотром, что означало, что у меня не было возможности рассказать ей правду. Не то чтобы я хотела. Это было почти благословением, что отец держал нас отдельно, потому что она была единственным человеком, который мог бы раскрыть мои секреты. Она бы заставила меня говорить. В буквальном смысле.
В первые дни я бесконечно раздумывала о том, чтобы признаться ей, но это было слишком опасно. Она была ужасна в секретах. Я не могла рисковать.
Когда я увидела ее сейчас, лавина слов ворвалась в мое горло, требуя выхода. Но не только это, меня захлестнули эмоции. Мне было чертовски одиноко в моем доме. От облегчения, что я наконец-то снова увидела ее после всего пары встреч за несколько месяцев, у меня защемило в груди.
Я сопротивлялась натиску. Я не могла сейчас сорваться.
— Ты выглядишь невероятно, Эм, — прошептала Пип, прежде чем отстраниться и посмотреть на меня стеклянными глазами.
— Совсем как Нора, — добавила тетя Этта полным эмоций голосом.
Я покачала головой и снова обняла их, а затем указала на заднюю комнату, которую мы зарезервировали. Когда мы вошли, мое сердце затрепетало при виде моей семьи. Пип и ее отец, мой дядя Джино, а также брат моей матери, дядя Агостино, босс преступной семьи Моретти, и его жена, тетя Азурра. Это был первый раз после смерти мамы, когда мне разрешили приблизиться к дяде, опасаясь, что я расскажу ему о том, что знаю.
Если бы я это сделала, мой отец был бы мертв.
Это было бы простое решение, если бы отец не держал моего брата в качестве залога, используя его против меня. Как сегодня. Отец придумал предлог, чтобы не пускать Санте. Я видела удивление в глазах людей, когда папа объяснил, что Санте не может присоединиться к нам. Им было интересно, что могло удержать его от такого важного вечера, но они не проявляли неуважения к моему отцу, спрашивая об этом.
Я могла бы рассказать. Потребовалась бы всего секунда, чтобы произнести слова, которые сразили бы моего отца наповал. Но как же мой брат? Смогут ли Донатисы спасти его от головорезов моего отца? Может быть. А может, и нет. Я не могла рисковать.
Возможность придет. Я просто должна была быть терпеливой.
Все встречали меня с теплыми улыбками и заметной жалостью в глазах. Я не была уверена, что мой отец сказал всем, чтобы объяснить мое отсутствие на семейных мероприятиях, но это явно было нехорошо.
Закончив круг, я повернулась к ирландской половине комнаты. Эти две группы оставались четко разделенными — деловой альянс не означал, что в ближайшее время кто-то будет вместе отдыхать. Как только мой взгляд обратился к их группе, глаза Коннера остановились на мне. Как будто он ждал. И я поняла, почему, когда увидела в его глазах воспоминания о моих губах, обхвативших палец.
Мои щеки запылали.
Маленькая, но победоносная улыбка прорезала его темную щетину, когда он сократил расстояние между нами. — Ты сегодня выглядишь аппетитно, — пробормотал он, подойдя ко мне и положив руку мне на поясницу.
Был ли в его тоне намек на веселье?
Я не была уверена, но я также не собиралась позволить ему забыть о том, что я его волную. Сладко улыбаясь, я незаметно просунула руку под его пиджак и ущипнула его. Сильно.
Он не отстранился и никак не отреагировал, только слегка засмеялся. Этот звук напоминал теплое виски, вылитое на лед — и то, и другое могло согреть мой живот странным, манящим образом.
— Коннер, пришло время познакомить меня с твоей прекрасной новоиспеченной невестой. — К нам присоединился пожилой мужчина с улыбкой и сине-серыми глазами, такими пристальными, что мне казалось, они могут заглянуть в самые темные уголки меня и выведать каждый мой секрет.
— Конечно, Джимми. Эта красавица — Ноэми Манчини. — Коннер посмотрел на меня. — Ноэми, это Джимми Байрн, мой дядя и крестный отец.
А, печально известный глава ирландской мафии. Неудивительно, что он возвысился до столь уважаемого положения. В его глазах светился такой острый ум, что мне стало интересно, может ли что-нибудь ускользнуть от него.
Я улыбнулась и склонила голову, поскольку это был мой единственный способ выразить должное уважение.
Он наклонился и поцеловал одну щеку, затем другую. — Это честь для меня, юная леди. — Он отстранился и указал на серебряноволосую женщину позади себя. — А это моя прекрасная жена, Бренна.
Я пожала ей руку и мягко улыбнулась, глядя в ее добрые, но настороженные глаза.
— Моя очередь! — пропела другая женщина с головокружительным волнением, пробираясь ближе. — Прости, Джимми, но я так долго ждала этого дня.
Джимми возмущенно вскинул на нее брови, но она проигнорировала его, как могла бы сделать только жена или родная сестра. Это должна была быть мать Коннера, младшая сестра трех братьев Байрнов.
— Ноэми, мне очень приятно. — Красивая пожилая женщина сжала мою руку. — Я Миррен Рид, мать Коннера. А это мой муж, Симус. — Она указала на строгого мужчину, который кивнул в знак приветствия.
Я заставила себя широко улыбнуться, надеясь задобрить этих людей, которые станут моей новой семьей.
— Не беспокойся о том, что ты ничего не говоришь. Коннер все объяснил. Мы просто очень рады, что он освоился и что ты стала частью нашей семьи. — Удивительно, но я почувствовала, что она была искренна. Взглянув на ее мужа, я поняла, что он не в восторге от этой ситуации, но он, к счастью, промолчал.
— Хорошо, ма. Не надо ее пока душить, — сказал Коннер с оттенком добродушного раздражения. — Давайте присядем.
— Конечно. Скоро у нас будет достаточно времени, чтобы узнать друг друга получше, — просияла она и отошла к своему месту за длинным столом.
Шестнадцать мест — одиннадцать заняты моими итальянскими гостями, пять — Коннером и его четырьмя гостями. Немного однобоко, но только потому, что тетя Этта привела Пип и других своих детей. Я была рада, что она это сделала. Мне было необходимо их общество, пока я плыла этим неизведанным курсом.
Коннер указал мне на наши места в центре стола, и мы все расселись по своим местам. Мой отец и Джимми сидели рядом друг с другом напротив нас, Умберто — рядом с отцом, а жена Джимми — рядом с ним. Пип позаботилась о том, чтобы она сидела с другой стороны от меня, что я оценила, но из-за близкого присутствия Коннера, который постоянно отвлекал меня, я не могла сосредоточиться ни на чем, что бы кто не говорил. К счастью, я не сталкивалась с многочисленными попытками завязать со мной разговор, кроме тех, кто сидел в непосредственной близости. И по большей части разговор продолжался без моего участия. Я не заметила, как вспотела. Я с удовольствием воспользовалась возможностью передохнуть и сбежала в туалет.
Как только я встала, Умберто последовал моему примеру. Наши резкие движения привлекли всеобщее внимание, и все разговоры прекратились.
— В туалет, милая? — спросил отец с напускной слащавостью, от которой мне захотелось блевать.
Я кивнула, взяв со стола свою сумочку.
Коннер поднялся на ноги. То, что было простым походом в туалет, вдруг стало похоже на сцену, и я пожалела, что не оставила свою задницу на месте.
— Я с удовольствием провожу ее, — предложил Коннер, глядя на Умберто.
Я еще не принадлежала ему. Это было не его дело — вмешиваться, что вызвало вспышку паники в моих венах. Я перевела взгляд на отца, боясь его реакции. Но, к моему облегчению, он выдавил из себя жесткую, но любезную улыбку.
— Конечно, боюсь, что в последние месяцы я был чересчур заботливым. Уверен, ты можешь меня понять, учитывая обстоятельства. Я уже потерял одного драгоценного члена своей семьи; я не мог допустить, чтобы потерять еще одного. — Его глаза ненадолго вернулись к моим, чтобы убедиться, что я уловила его тонкую угрозу.
Я опустила взгляд, чтобы никто не видел ненависти, кипящей в моих глазах, и отошла от стола. У меня были более насущные проблемы, чем мой засранец отец. Я несколько дней мысленно готовилась к тому, чтобы выстоять против обаяния Коннера, а он уже заставил меня покраснеть от одного его взгляда. Я должна была быть сильной, потому что каждый мой шаг отдалял меня от безопасности свидетелей. Туалет находился на цокольном этаже. Когда мы спустимся вниз по лестнице, мы будем совершенно одни.