Я закрываю глаза, зная, что не должна сдаваться. Она ноет, но на улице жарко и влажно, а в детском саду они выходят на улицу. Ей действительно следует собрать волосы, но она должна посидеть спокойно тридцать секунд и не вертеть головой.
— Нет. Мы пытались три раза, но ты не слушаешься.
Я откладываю расческу и встаю, хватая свою косметичку. Я не пользуюсь большим количеством косметики, в основном потому, что у меня нет времени, а хороший макияж требует времени, да и стоит он дорого. Но я хочу приложить усилия, по крайней мере, в течение первого месяца на моей новой работе.
И как бы мне ни было неприятно это признавать — все на четырнадцатом этаже выглядят такими собранными! Как будто они действительно отвечают за свою жизнь и не мечутся, имея в запасе две минуты, в то время как шестилетний ребенок катается по полу и плачет.
Я рискую потерять минуту драгоценного времени, чтобы сходить в туалет. Когда выхожу из ванной, Полина тоже лежит на полу, обнимая свою сестру.
Я единственный ребенок в семье, поэтому не совсем понимаю связь между братьями и сестрами. Полина покладистая, а Вика гораздо более сорвиголова, но они так похожи во многих других вещах, причем не только внешне.
— Готовы? — спрашиваю я, и они обе поднимают глаза.
— Мамочка, ты можешь сделать прическу моей сестренке? — спрашивает Полина. — Я велела ей сидеть тихо. — Она делает ударение на последних словах, и это чертовски мило.
— Да, но нам нужно поторопиться. Надень свои туфли, пока я уложу ей волосы, пожалуйста.
Полина кивает, и Вика садится. Я быстро собираю ее волосы в хвостик, приглаживая их. Прикрепляю большие белые банты к волосам обеих девочек, хватаю наши вещи и выбегаю за дверь.
Мы добираемся до детского сада точно вовремя, и я поворачиваюсь на своем сиденье, чтобы отстегнуть ремни автокресел девочек.
Вика вскакивает со своего места и выглядывает в окно, думая, как здорово, что у нее есть место для ног, чтобы стоять в этой машине. Полина не двигается, лишь откидывает голову на спинку сиденья.
— Что случилось, детка? — спрашиваю я.
— Я не хочу идти в детский сад.
— Я знаю, но ты должна.
— Почему я не могу остаться с тобой?
О, мое сердце.
— Потому что мне нужно идти на работу.
— Останься дома, — умоляет она, и глаза ее наполняются слезами. — Я буду скучать по тебе.
— Я заеду за тобой, как только смогу, и тогда у нас будут выходные, которые мы проведем вместе. Тебе будет весело, как только ты окажешься внутри детского сада. Ты же любишь своих друзей!
— Я хочу остаться дома.
— Мы уже в машине. Я не собираюсь домой.
— Тогда пойдем с тобой на работу, — пытается она меня уговорить.
— Да! — Вика соглашается. — Можно нам пойти с тобой на работу, мамочка?
— Нет, любимые мои, мне жаль, но вы не можете. На моей работе не пускают детей в здание, — вру я, надеясь, что это поможет. Хотя я не могу себе представить, чтобы Александр когда-нибудь допустил детей в офис. Он такой холодный и надутый… И невероятно красивый.
Что, кстати, несправедливо. Он такой негодяй. Почему у кого-то доброго и заботливого, кто работает волонтером и прижимает к себе спасенных щенков, не может быть его внешности?
Я подъезжаю к дверям, и Эльвира, одна из работниц детского сада, встречает нас с удивленным лицом:
— О, Дарья. Я не знала, что это вы. Новая машина? — спрашивает она и помогает Вике спрыгнуть вниз.
— Ах, хотелось бы. Она принадлежит моему начальнику, — говорю я, чувствуя, что проще оставить все, как есть. Говорить, что у меня есть служебная машина, — немного чересчур, а объяснять, что мне дали надежную машину для поездок, чтобы я могла быть в полном распоряжении Александра, — слишком унизительно. Эльвира протягивает руку Полине, которая обхватывает себя руками и качает головой.
— Что случилось, Полиночка? — спрашивает Эльвира. Она так хорошо ладит с детьми, и они ее тоже любят. Это одна из немногих вещей, которые заставляют меня чувствовать себя лучше, когда я привожу их сюда каждое утро.
— Я скучаю по маме.
Эльвира еще ближе наклоняется к машине.
— У меня есть идея, но ты не рассказывай маме, хорошо? — говорит она шепотом. — Я только что открыла совершенно новую коробку цветных карандашей. Как насчет того, чтобы нарисовать супер-особенную картинку для мамочки?
Полина шмыгает носом:
— Хорошо.
— Спасибо, — говорю я Эльвире, смаргивая собственные слезы. Я еще раз обнимаю и целую каждую девочку перед отъездом. Я так расстроена, что не понимаю, что опаздываю, пока не заезжаю в гараж на работе. Моя старая машина все еще стоит на том же зарезервированном для меня месте, а я подъезжаю к гораздо более близкому, зарезервированному для помощника Александра.
Я буквально бегу к лифту и так быстро, как только могу, пересекаю вестибюль и вхожу в другой лифт. Сейчас восемь пятьдесят четыре, подъем на четырнадцатый этаж занимает около минуты, ну, если мы не будем останавливаться на каждом этаже.
Именно это и происходит. Ладно, не на каждом этаже, но мы останавливаемся на этаже номер пять. И семь. И десять. И двенадцать. Я выхожу из лифта, когда мы добираемся до моего этажа, и врываюсь в офис, не переводя дыхания, пока двери за мной не закрываются. Сейчас восемь пятьдесят семь. Я не опоздала.
— Привет, — говорит Матвей, когда я прохожу мимо.
— Привет, как дела?
— Хорошо. Сегодня пятница. У тебя большие планы на выходные?
Я качаю головой.
— Я провожу время со своими детьми. Так что ничего сумасшедшего, насыщенного событиями, но я с нетерпением жду этого.
— У тебя есть дети? — Он поднимает брови. — Ты так молода. Без обид или чего-то в этом роде, я просто предположил, что мы примерно одного возраста.
— Вероятно, так оно и есть. Мне двадцать пять, и у меня шестилетние девочки-близняшки.
— Близнецы? Ты выглядишь потрясающе для того, кто родил двоих детей.
— Это было шесть лет назад, — смеюсь я, не добавляя, что стресс от того, что я мать-одиночка и не могу сама покупать достаточное количество продуктов, помог мне сбросить вес. Женщины выращивают внутри себя человеческих существ. Кого, черт возьми, волнует, если мы наберем несколько килограммов, у нас появятся растяжки или обвиснет кожа на животах?
Позвольте мне сказать это еще раз: женщины выращивают внутри себя людей. Это не что иное, как чудо, и внешность меркнет в сравнении с ним. Мне снова и снова говорили, как мне повезло, что у меня не появились растяжки, а я горжусь своим шрамом от кесарева сечения. Из меня вышел не один, а два крошечных человечка. Это чертовски круто.
— Ну, тем не менее ты выглядишь потрясающе.