Я бросаю свою сумочку на пол и раскрываю объятия. Полина и Вика вскакивают с дивана и подбегают ко мне.
— Мамочка! — говорят они. Я опускаюсь на колени, когда девочки добегают до меня, и обнимаю их так крепко, как только могу. Я целую каждую из них по два раза и обнимаю еще добрых тридцать секунд, прежде чем выпрямиться.
— Как сегодня прошли занятия в школе, мои любимые?
— Хорошо, — говорит мне Полина.
— Просто хорошо? — Я смеюсь. — Вы узнали что-нибудь новое?
— Нет, — отвечает Вика.
Я смотрю на Таню, сдерживая смех.
— Что ж, это позор.
— Честно говоря, — начинает Таня, поднимая палец, — они ничего не узнали, потому что первый день — это настоящий хаос. Но я думаю, что в этом году у меня отличный класс, и нам будет очень весело, не так ли, девочки?
— Да! — кричат они вместе, и я притягиваю их для еще одного объятия.
— Мы можем досмотреть этот мультик? — спрашивает Полина, переключая внимание с меня на телевизор.
— Я уверена, тетя Таня хочет немного отдохнуть без детей.
— Но она заказала пиццу, а я хочу кушать, — жалуется Вика. — Пожалуйста, мамочка.
— Я действительно заказала пиццу, — говорит Таня. — Я была настроена на здоровое питание в этом учебном году, но мне нужна вкусная и калорийная еда после первого дня.
— Ты не возражаешь, если мы останемся?
— Пожалуйста. Если ты этого не сделаешь, то оставишь меня наедине с очень большой пиццей Пепперони.
— Ну, если ты так ставишь вопрос…
Я встаю и снова улыбаюсь, глядя на своих девочек. Вздохнув, перевожу взгляд на Таню.
— Значит, у тебя был трудный первый день?
— Нет, не было ничего необычного. И я правда думаю, что в этом году у меня хороший класс. Обычно у меня есть один или два трудных ученика, но реальная проблема всегда заключается в родителях. — Она закатывает глаза. — В этом году есть две мамы, которые скорее всего устроят мне весёлую жизнь.
— Ты, вероятно, о женушках богатых и влиятельных, — говорю я и хватаю свою сумочку, убирая ее с пути Бима и Гоги, двух йорков. Я не доверяю им настолько, насколько это вообще возможно.
Таня смеется.
— Я точно знаю, о ком ты говоришь, и да, о них. Одному из их детей действительно рано идти в школу в этом году, но, Боже упаси, если я предложу им отменить его зачисление и посоветую походить в детский сад еще один год. — Она снова закатывает глаза. — Печальная вещь в частных школах заключается в том, что администрации на самом деле наплевать на детей, поскольку они получают деньги от родителей, а эта конкретная семья инвестирует очень много.
— Звучит не очень весело. Мне жаль.
Она машет рукой в воздухе.
— Все в порядке. Через неделю или две у нас у всех будет хороший распорядок дня, и родители задарят меня фирменными кошельками и подарочными картами на шикарный массаж в каком-нибудь элитном салоне.
— Мне следовало стать учителем.
Таня фыркает от смеха.
— Я отвечаю, учителя государственных школ не согласились бы с этим утверждением. Мне просто повезло.
— Точно.
— Хватит о школе. Как прошел твой день?
— Уф. — Я откидываю голову назад и следую за Таней через прихожую. Мы уворачиваемся от девчонок и заходим к ней на кухню. Она белая и яркая, что мне очень нравится. — Я думаю, что ненавижу своего начальника.
— Ты действительно его ненавидишь? — Она недоверчиво поднимает брови. — А что случилось с тем предположением, что он был вовлечен в супертабуированную любовную интрижку или что-то в этом роде?
— Или что-то в этом роде, ага, — фыркаю я и закатываю глаза. — Я думаю, ты, возможно, была права насчет того, что он просто негодяй, без веских на то причин, — говорю я, произнося по буквам нехорошее слово и надеясь, что девочки его не уловят.
— Что-то случилось?
— Он позвонил мне в пятницу вечером после твоего ухода, чтобы узнать, не прислал ли мне кто-нибудь из стажеров по электронной почте что-нибудь о проекте, над которым он сейчас работает.
— Он звонил тебе в пятницу вечером?
— Он сказал, что не заметил, насколько поздно это произошло, и я ему верю. Мы поговорили, как будто по-дружески, и я подумала:
— Эй, а может быть, он не так уж и плох, в конце концов.
Но потом, когда я пришла в офис, он такой:
— Дарья, не говори о фильмах на работе, — говорю я, стараясь передразнивать голос Александра. — Дарья, делай это профессионально. Дарья… Дарья… — Я стискиваю зубы. — Просто то, как он произносит мое имя, похоже на скрежет гвоздей по классной доске. И ты бы слышала, как он разговаривает со стажерами! Я этого не понимаю. Мы довольно долго разговаривали в пятницу, и если бы я не сказала ему, что я голая, мы, вероятно, проговорили бы дольше.
— Подожди, стоп. — Таня поднимает руку. — Ты сказала ему, что была голой?
— Я упомянула, что только что приняла душ, а потом услышала, как зазвонил мой телефон, и испугалась, что это кто-то звонит с плохими новостями.
— Я все еще не понимаю, как это предшествует тому, чтобы сказать ему, что ты голая. Ты надеялась, что он тоже снимет свою одежду?
— Если бы он это и сделал, то я бы все равно не узнала. — Я тяжело вздохнула. — Он сбивает с толку, и мне это не нравится. Потому что он мне не нравится.
— Ты говоришь так, словно он очень горячий и ты этим обеспокоена.
Я корчу гримасу и качаю головой.
— Мамочка? — меня зовет Полина. — Что значит «горячий» и «обеспокоена»?
Я прищуриваюсь, глядя на Таню, а она еле сдерживает смех.