— Спасибо, что не осуждаешь меня. До этих выходных я не чувствовала такой легкости и спокойствия.
— Ты так говоришь, как будто это из разряда фантастики.
Она пожимает плечами, и легкий румянец приливает к ее щекам.
— Такие мужчины, как ты, могут быть довольно требовательными… особенно по отношению к женщинам на рабочем месте.
— Мне все равно, что у кого между ног, пока они хорошо делают свою работу.
— Но только если они не дрочат в комнате отдыха, верно? — Она корчит гримасу, и мы смеемся. — Но, если говорить серьезно, это… Это… Я хочу сказать, что это восхитительно, но на самом деле именно так и должно быть.
— Никто раньше не называл меня достойным восхищения, так что я собираюсь согласиться с этим.
Она снова смеется и делает еще один глоток вина.
— Хорошо. Я оставлю это без внимания. Но только на этот раз.
Я снова обнимаю ее, и моя рука скользит вниз по ее спине и останавливается на изгибе бедра. Жар разливается по мне, и я снова чувствую, как сжимается мое сердце.
Внезапно ловлю себя на том, что хочу добиться большего. Быть лучше. Я не хочу быть ни в чем похожим на своего отца, и я позволил страху закрыть мое сердце. Легче жить так, как я живу сейчас. Один, но в безопасности. Выживаю, но не живу по-настоящему.
Дарью угостили изрядной порцией того, что она называет лимонами. И все же она так полна жизни, так стремится улыбаться и находить хорошее вокруг себя! Это вдохновляет, и никто раньше не заставлял меня чувствовать себя так.
Я крепче обнимаю Дарью, сердце бешено колотится. Что, черт возьми, ты со мной делаешь, Даша?
Глава 27
— Мне кажется, я все еще пьяна. — Я беру протянутую руку Алекса и выхожу из внедорожника. — Сколько я выпила вина? Бокалов семь?
— Всего два, — говорит он со смехом, направляя меня к коттеджу. — С половиной, если ты хочешь посчитать и те образцы. Ты так легко пьянеешь!
— Я не так уж часто пью, — напоминаю ему. — Хотя ты бы так не подумал, судя по тому, сколько всего я выпила за эти выходные.
— Восполняешь пропущенное. Ты поверишь мне, если я скажу, что не пью так много?
Я поднимаю брови.
— У тебя в кабинете есть бутылка скотча. Это то, что пьют богатые парни во всех фильмах, да?
— Я же не настолько предсказуем?
— Просто ответь — это скотч? — спросила я.
— Да, — признает он. — Но, честно говоря, на вкус он как дерьмо. Но это было дорогое дерьмо, так что я оставил его себе.
— Привет, голубки, — зовет Катя. — Вы можете оторваться друг от друга еще на часик? Я хочу переодеться, выпить кофе и развести огонь.
— Тогда, наверное, я разведу огонь. — Леня целует Катю и обходит крыльцо, чтобы набрать дров. Алекс идет с ним, а мы с Катей заходим внутрь, чтобы переодеться.
— Вы такая гармоничная пара, — говорит мне Катя, и ее слова отрезвляют. — Серьезно, вы такие милые.
— Спасибо. — Я ненавижу лгать.
— Как ты думаешь, когда ты сможешь познакомить его со своими детьми?
Я теряю равновесие, пытаясь расстегнуть туфли, и падаю на землю. Я пьяна, но не настолько, чтобы выболтать правду.
— Эмм, не знаю. Я, правда, не знаю, как со всем этим справиться, — признаюсь я. — Они мало что знают о своем отце — черт возьми, я тоже, — но все, что я рассказала им о нем, — это то, что ему пришлось уехать. Знаю, что однажды мне придется все это объяснить.
— О, милая, это нелегко. И я тоже не знаю, что делать. Может, просто довериться своему чутью?
Я киваю, думая обо всей этой ситуации, и все больше чувствую, что меня вот-вот вырвет. Я ненавижу ложь вообще, еще больше ненавижу лгать своим друзьям и больше всего ненавижу, когда это окончательно сбивает меня с толку.
Алекс — мой начальник.
Не мой парень.
Мы ладим. Заставляем друг друга смеяться. Я искренне верю, что ему нравится мое общество… Но если бы мы не притворялись, то вообще не были бы сейчас вместе.
У меня есть дети, и хотя у Алекса хорошие отношения со своим племянником, не похоже, что он хочет иметь собственных детей. Встречаться достаточно сложно, но встречаться, когда ты родитель-одиночка, еще сложнее. Мне нужно найти кого-то, кому я понравлюсь, и кто понравится мне, и кто совместим с моими девочками.
Если бы я не выпила второй бокал вина после того, как доела свой салат, у меня, вероятно, прямо сейчас случился бы приступ беспокойства. Мои девочки замечательные, и любому бы повезло, если бы они были в его жизни. Найду ли я кого-нибудь, кто тоже так думает? Тот, кто будет встречаться со мной, в некотором смысле будет встречаться не только со мной, но и со всеми нами. Кто, взглянув на меня, не решит, что у меня слишком много багажа, и не вышвырнет нас на обочину?
Наконец-то я снимаю обе туфли. Торопливо поднимаюсь по лестнице, снимаю платье и надеваю лосины, высокие носки, рубашку с длинным рукавом и свитер. Катя достает два одеяла из шкафа в прихожей, и мы выходим на улицу, спускаясь к берегу.
Алекс и Леня все еще пытаются разжечь огонь. Катя подходит, перекладывает дрова в яме для костра и разжигает его за минуту.
— Впечатляет, — говорю я ей и сажусь на песок. Алекс занимает место рядом со мной. На нем нет куртки, и ему, вероятно, холодно. Я накидываю одеяло нам обоим на плечи.
Лена выходит из дома со всем необходимым, чтобы приготовить бутерброды. Мы разговариваем и смеемся, пока жарим хлеб. У меня звонит телефон, и я иду вдоль берега в поисках места с сетью, чтобы поговорить со своими девочками. Они весело провели день в зоопарке, но с нетерпением ждут моего завтрашнего возвращения домой.
Я тоже, дети. Я тоже.
Попрощавшись с девочками, возвращаюсь к костру и занимаю свое место рядом с Алексом. Он укутывает меня одеялом и позволяет своей руке задержаться на моем плече на мгновение дольше, чем нужно. Его прикосновение, нежное, но в то же время сильное, ощущается чертовски приятно. Все по-прежнему разговаривают, а Алекс так хорошо ладит с Катей и Леней, что кажется, будто мы дружим гораздо дольше, чем одни выходные.
Я устала и около полуночи уже едва могу держать глаза открытыми. Моя голова склоняется набок, опускаясь на плечо Алекса.
— Даша? — тихо спрашивает он. — Ты не спишь?
— Нет, — ворчу я.
— Давай я отнесу тебя в постель.
— Нет, я не сплю. Я останусь здесь вместе со всеми.
— Я тоже устала, — говорит Лена. — Я встала в пять, чтобы пробежаться. Обычно я ложусь спать в восемь вечера, — смеется она.