— Плыви-плыви, Крысеныш, не бойся, не утонешь!
В нос попадает жидкость. Нет, я не умею плавать, точнее, не умею дышать под водой. Небольшие пузырьки воздуха вместе с жизнью выходят из открытого в попытке вдохнуть рта. Мужские руки перестали удерживать мою голову. Выныриваю. Откашливаюсь, отплевываюсь, сидя на полу красивой ванной с наливными 3D полами…
— Плыви-плыви, Крысеныш, не бойся…
Мужские пальцы опять схватили за волосы, погрузив мою голову в воду. Попыталась вырваться, вынырнуть, но разве слабому маленькому крысенышу по силам бороться с большой и сильной крысой? Жизнь покидает мое тело танцем из пузырьков воздуха. Один пузырек, второй, третий. Интересно, на каком из них я умру? Нет, он вытащит! Роберт Евгеньевич только пугает, на самом деле он боится потерять свою девочку для битья. Ведь ему надо над кем-то издеваться, он подсел на эти эмоции и больше без них не может. Но мужские руки продолжали крепко удерживать мою голову. Странно, я, кажется, вся погрузилась в воду, и жидкости теперь не маленькая заполненная до краев ванна, а ее много-много… целое море, целый океан, весь мир. Кристи, ты же можешь от него уплыть, и Роберт Евгеньевич не найдет тебя в этой толще воды! Боли и страданий больше не будет! Отчаянно заработала руками, ногами, всем телом, стремясь туда… глубже, дальше, к свету. Я умираю?
Сделала глубокий глоток воздуха и… подскочила с жесткой поверхности тюремной кровати. Сон! Всего лишь сон… Кристи! Это Роберт Евгеньевич умер, а ты живая! Живая! Ну так и живи, Кристина, черт тебя побери! Теперь никто не сможет над тобой измываться! Не сможет?! Муж даже после своей смерти нашел способ мучить меня. Теперь вот ужасными снами. Страх, ненависть перед ним так глубоко засели внутри моего тела и сознания, что не дают нормально жить. Нет, не возьмешь, все равно освобожусь от всей этой грязи и назло ему стану счастливой. Навсегда забуду пятилетний ад, который устроил мне усопший супруг! Я смогу, наполню свою голову новыми воспоминаниями и впечатлениям.
А если меня осудят за убийство мужа? Сколько лет я могу получить? Восемь… девять? Выйду на свободу почти в сорок. Кошмар… Вся жизнь загублена в попытке сохранить чужие тайны. Радует одно, детство у меня было счастливым, да и потом тоже… жизнь подарила немного счастья, немного времени с ним…
Володя… Как сейчас помню наше знакомство. Тогда я была Калашниковой, во всех смыслах этого слова. Красивая, уверенная в своей неотразимости и таланте, дочка обеспеченных родителей, привыкшая, что практически все для нее доступно. В том числе мужчины, стоит только пальчиком поманить. Мы встретились в ночном клубе. Банально. Возможно, но дело в том, что Володя Карпов не относился к категории тех людей, которые там обычно бывают. Он совсем из другой среды, где всего добиваются трудом и своим умом. Такие мужчины, как правило, не тусуются в подобных мажорных заведениях. Просто парни из нашей компании подрались с другими, и хозяин клуба вызвал полицию. Ах, нет, тогда еще милицию. Одним из прибывших оперативников и был Карпов. Я глянула на него и все — пропала. Тушите свет, и, чур, не подглядывать, не подслушивать, оставьте скорее нас наедине! Желательно на всю ночь! Нет — на три ночи! Ах, какой я была тогда восхитительно наглой!
***
— Молодой человек, простите, не расслышала, какое у вас звание?
Зеленые глаза смотрели на меня с неприязнью, пожалуй, даже презрительно. Было видно, что он не очень-то жалует девиц, подобных мне в тот момент: веселых, самоуверенных, в подпитии, отдыхающих в дорогих и престижных клубах. Ему, наверное, больше по нраву занудные домашние клуши. Хотя нет, не совсем так, такие типы предпочитают нежных, женственных, возвышенных девушек, которых хочется оберегать и защищать. Впрочем, на мой взгляд, одни от других не далеко ушли. А вот я могу быть разной, и такой, как ему нравится, в том числе.
— Лейтенант милиции, Карпов Владимир Константинович.
— "Младший лейтенант, мальчик молодой, я хочу потанцевать с тобой», — запела я.
А потом, виляя бедрами, подошла к нему, обхватила руками мужскую шею, прислонившись всем телом, туго упакованным в обтягивающее ярко-зеленое платье. Только Владимир Константинович не был настроен шутить. Молниеносное движение — и вот я уже на "пионерском" расстоянии от такого притягательного мужского торса, а мои руки, как у примерной девочки, вытянуты по швам. Конечно, я попыталась сопротивляться, но куда там, этот бугай выше меня на целую голову, а силищи в нем… более чем много. Он как скала. Однако мысли в моей голове витали совсем не благопристойные, потому что меня безумно волновали удерживающие меня в прилежном положении горячие мужские пальцы. Аж тряхнуло прямо всю! Его сила, суровость показались жутко эротичными. Облизнула вмиг пересохшие губы и ощутила ответную реакцию. Даже несмотря на устроенное Карповым расстояние между нашими телами он на меня среагировал. Женщины всегда это чувствуют. Зрачки зеленых глаз чуточку расширились, взгляд стал другим, напряженным, горячим, а пальцы, кажется, чуть сильнее сжали мои предплечья.
— Я просто лейтенант, — спокойный мужской голос ничем не выдавал почудившееся мне возбуждение.
Неужто правда показалось? Выдаю желаемое за действительное?
— Если я буду называть тебя полковником, отпустишь моих друзей? Они совершенно не виноваты в этой драке.
Усмехнулся.
— Обязательно, после выяснения личностей и дачи показаний.
— И обыскивать будешь? — снова посмотрела в лейтенантские все-таки расширенные зрачки, на поверхности которых застыло изображение моего лица. — Знаешь, у меня есть пистолет и даже какой-то поро…
Договорить не успела, один неожиданный разворот и теперь я прижималась щекой к декоративной штукатурке стены ночного клуба. Мужское колено молниеносно вклинилось между моими ногами, вынуждая расставить их шире. Руки были подняты по обе стороны от головы и тоже прижаты к стене. Попытки высвободиться ни к чему не привели. Куда мне справиться с этим медведем в погонах!
— Не дергайся, — зашипел на ухо старший лейтенант.
Ой, кажется, я доигралась! Пальцы бесцеремонно начали ощупывать мое тело: шею, плечи, груди, ложбинку между ними, потом пошли вниз по женственным изгибам. В движениях нет ничего эротичного, это самый настоящий обыск, но я так сексуально заряжена, что невольно выгнулась, выпятив ягодицы ближе к мужскому туловищу. Наглые руки прошлись по внутренней поверхности моих бедер и легли на трусики. Из моего горла вырвался полустон-полувсхлип. Внизу живота произошел словно толчок, который перевернул кверху дном все внутри меня, заставив промежность пульсировать в ожидании продолжения прикосновений. Кажется, шевельни он там легонько пальцами, и я забьюсь в оргазме.
— Обманывать нехорошо, — раздался возбуждающий мужской шепот на ухо.
— Эй, ментяра, ты чего к ней лапы тянешь!! — заорал Вадик — парень из нашей компании, который интенсивно за мной ухаживал, пытаясь охмурить.
Надо же было ему вмешаться! Эх, Вадик, эти пальцы перевернули не только мои внутренности, но и все представление о мужчинах, любви и сексе. Я, кажется, больше не смогу без них жить!
Мужская рука на моих трусиках, боже… как я и хотела, шевельнулась. Этим движением он словно кости из меня вытащил, превратив в безвольную, мечтающую оказаться с ним наедине, подрагивающую от желания бесформенную субстанцию. Всхлипнула и обернулась, желая увидеть, понять, а как на старшего лейтенанта действует наша близость, но… тут подскочил Вадик и врезал Карпову в глаз.
— Руки от нее убрал!!
Лейтенант ответил точным ударом в челюсть, от которого мой, теперь уже точно бывший, парень упал на пол. Вот тут-то и завязалась настоящая драка, на разнимание которой прибыл еще один наряд блюстителей порядка. Пришлось звонить папе, чтобы помог. Вскоре в каталажке, куда нас загребли, появился папин друг, полковник милиции — Швец Роберт Евгеньевич. Все недоразумения сразу разрешились. Роберт Евгеньевич всегда умел производить впечатление.
На следующий день вечером я стояла у дверей отделения, где трудился Карпов Владимир Константинович. Ждала, когда он закончит дела и пойдет домой. Не могла по-другому! Мне нужно было понять — мощнейшее сексуальное, и не только, притяжение в самом деле существует между нами, или же мне все привиделось под воздействием паров алкоголя? Ведь утром я проснулась другой — влюбленной, с танцующими бабочками в животе, которые постоянно порхали, закручивая небольшие вихри внутри моего тела. От них мне было щекотно, и, наверно, поэтому я постоянно улыбалась. Словно идиотка… Нет, не привиделось! Стоило взглянуть на Карпова, и крылатые бестии устроили в животе целую бурю. Только вот лейтенант милиции, кажется, совершенно не был рад нашей встрече. Смотрел в мою сторону хмуро, даже с неприязнью.
— Привет, — протяжно пропела я, сияя, словно до блеска натертый самовар, и постаралась выдать свою самую обворожительную улыбку под фирменным названием «устоять невозможно».
Складка между густыми бровями Карпова стала только глубже, а радость от лицезрения моей прекрасной физиономии так и не появилась. Похоже, у него в животе полный штиль наблюдается, и никаких завихрений, вызванных полетом прекрасных насекомых, в помине нет.
— Здравствуйте, Калашникова Кристина Сергеевна.
Фыркнула. Как официально! Карпов хотел пройти мимо. Но я вцепилась в его локоть, не давая уйти. Ах, как посмотрел на руку, словно заморозил, нет, обжег! В общем, рука отнялась.
— Лейтенант, скажи, чтобы ты стал со мной разговаривать, мне нужно совершить преступление?
— Попробуй, — ответил он, нервно стряхивая мою онемевшую руку со своего локтя.
— Ты же милиционер и должен предотвращать преступления, а не толкать на совершение новых! Я пожалуюсь твоему начальству!
Карпов обернулся и так улыбнулся, что я, кажется, взлетела на полметра вверх от восторга.
— У меня и так из-за тебя выговор и фингал под глазом.
Но несмотря на его слова, я почувствовала, поняла, лед треснул и пошел крупными глыбами по теплоте взаимного интереса. А я уж постаралась взглядом, прикосновением к его руке добавить жара, чтобы даже самые стойкие льдинки не просто растаяли, а даже превратились в пар…
***
— Швец, на выход!
Как не хочется выныривать из этих счастливых воспоминаний! Затеряться бы там, остаться в них навсегда!
— Сегодня тоже на допрос? — уточнила я у охранницы, а сердце тревожно забилось, неужели мы снова увидимся.
— Радуйся, Швец, свидание тебе разрешили.
Большая комната, куда меня привели, была разделена перегородкой, с одной стороны которой находились родственники, а с другой — подследственные. Перегородка, в свою очередь, дробилась выступающими панелями на отдельные кабинки, в каждой из которых находились стул и телефонный аппарат. По другую сторону стекла меня ждал папа.
Папа… Все это время я делала все возможное, чтобы никто из родных, особенно отец, не догадались о том, как несчастен мой брак. Когда мы приходили в гости к родителям, старалась быть веселой, улыбчивой, выглядеть Кристиной Калашниковой, а не бледной ее тенью. Боялась, что папа или мама обо всем догадаются, поймут о моем вранье насчет "большой любви, долго зревшей в душе", о которой я не решалась никому поведать и которой "не смогла противиться". "Долго зрела" только похоть Роберта Евгеньевича. Еще с подросткового возраста ощущала на себе его липкие, нескромные взгляды.
— Доченька, как ты?
У папы грустные глаза.
— Все хорошо.
— Разве в этом месте может быть хорошо?
Как ни странно, здесь намного лучше, чем последние пять лет моей жизни. Особенно после того, как я узнала, что дело об убийстве Роберта Евгеньевича ведет Карпов. Пусть Володя сейчас очень зол на меня и смотрит презрительно, пусть! Главное, что я теперь хотя бы изредка могу им любоваться!
— Нормально, пап, жить можно. Только очень скучно в одиночной камере. Я думаю попросить, чтобы меня перевели в общую.
Может быть, среди тюремных разговоров других несчастных женщин, я реже буду вспоминать свое вынужденное замужество и перестану ощущать себя израненной птицей, которую всю истыкали прутьями золотой клетки.
— Нет, Кристи, — в глазах отца появился страх, — ты жена крупного начальника полиции, это может быть опасно. Люди, которые сюда попадают, ненавидят тех, кто находится по другую сторону закона. А уж про зависть людскую вообще молчу.
Отчего-то совершенно не страшно, я и так уже вся переломанная. Вряд ли мне будет больнее, чем тогда, когда я, уходя, вырывала вместе с сердцем свою любовь. Или когда муж, подтащив меня к горящему камину, выжигал той самой кочергой, которой его убили, татуировку на моем плече — маленькую рыбку, сделанную в честь большого старшего лейтенанта Карпова. «У моей жены не должно быть татуировок на теле, ты же не зечка какая-нибудь!»
— Доченька, — отец понизил голос, — скажи, зачем ты это сделала? Вы ведь хорошо жили с Робертом?
Папины глаза смотрели с надеждой. Он наверняка подозревал, несмотря на мою игру, что не все так ладно "в датском королевстве". Ведь старые друзья должны догадываться о повадках друг друга. Я понимаю папу, он хочет развеять свои сомнения и не чувствовать себя виноватым. Но у меня нет больше сил жертвовать собой, для того чтобы все другие жили спокойно и сыто.
— Папа, — тоже понизила голос, чтобы рядом сидящие случайно не расслышали, о чем мы беседуем, — будь готов к тому, что все узнают…
Не договорила, но отец меня понял, его глаза потрясенно расширились…
— Дочка, прости….
Подняла вверх руку, призывая его остановиться в своей покаянной речи. Телефоны ведь могут прослушивать. Да и в конце концов, это было прежде всего мое решение.
— А главное, папа, я не убивала Роберта Евгеньевича.
— Почему ты не хочешь поговорить с адвокатом? Он лучший в нашем городе по уголовным делам…
— Потому что твой хваленый адвокат вместо того, чтобы сосредоточиться на доказательстве моей невиновности, хочет выдать меня за умалишенную.
— Ты его в самом деле не убивала? — в голосе отца звучало сомнение.
Если даже папа мне не верит, то что можно говорить обо всех остальных…
— Папа, если бы я решила с ним расправиться, то сделала бы это намного раньше.
Отец кивнул, соглашаясь с моими словами, однако сомнение все равно читалось на его лице. Но продолжать дальше расспросы он, слава богу, не стал.
— Доченька, у меня еще одна неприятная новость. Воспользовавшись отсутствием хозяев, ваш дом обокрали. Ты не представляешь, что они там устроили, даже обои зачем-то сорвали.
Вот оно. Не я одна мечтала выбраться из липкой паутины Роберта Евгеньевича.
— Мы с мамой там немного прибрались, но вообще, конечно, ужас, придется делать ремонт.