— Лин, давай, эту новость пока оставим между нами, — предостерегает Татьяна. Ее васильковые глаза становятся беспокойными. — Сама понимаешь, Наумова… Попозже объявлю.
— Да, — тут же соглашаюсь с тренером.
Это будет наилучшим решением. Я подношу пальцы ко рту и делаю вид, что запираю его на замок. Меня так распирает радость, что хочется скорее поделиться ею с отцом.
— Вот и славно, — кивает головой Татьяна. Она явно довольна. — Только не забудь купить новые пуанты.
На мгновение мой восторг гаснет, словно пламя свечи на ветру. Наш бюджет и так трещит по швам. Это не входило это в планы.
— Да-да, конечно, — спохватившись, делаю хорошую мину при плохой игре.
Татьяна ничего не замечает.
Такое ощущение, что мысленно она уже очень далеко. Тренер бросает взгляд на небольшие наручные часики и удивленно сокрушается.
— Надо же, как время быстро идет! Беги в гримерку, почти все уже ушли, — Татьяна вынимает из небольшой сумочки сотовый и наизусть набирает номер.
— Миша, я освободилась. Через полчасика выйду.
Понимая, что разговор окончен, более не смею отвлекать тетю Таню. С каждым шагом внутри все больше разрастается восторг. Я буду танцевать главную партию!
Вижу, как девчонки уже толкутся у выхода, громко смеясь и бурно обсуждая, как проведут выходные.
— Лин, пока! — машет мне рукой Настя Шипицина.
К ней присоединяется еще пара девочек. Я не могу назвать их подругами, но хорошими приятельницами — точно, ведь ни для кого не секрет, что в балете нет друзей. Попрощавшись с коллегами, спешу в гримерку.
Из раздевалки мне навстречу выскочила раскрасневшаяся Наумова.
Выражение ярости на лице девушки на секунду заставило задуматься, а не слышала ли она наш с Татьяной разговор?
Нет, это просто невозможно.
В тот момент, когда тренер сообщила о своем решении, зал был абсолютно пуст. Проходя мимо, Катька намеренно задела меня плечом так, что я пошатнулась. Хорошо, что успела опереться рукой о стену, иначе падения бы не миновать.
— Ты что, ненормальная?! — зашипела ей вслед, как рассерженная кошка.
Наумова так спешила покинуть академию, что даже не взглянула на меня.
— Придурошная, — проворчала я вслед менее удачливой сопернице.
Переступив порог гримерной, шокировано замерла, когда увидела развернувшуюся перед глазами картину.
Весь пол был усыпан лепестками белых роз. Цветы были не просто испорчены. Кто-то с варварским ожесточением уничтожил все, до последней розы! Некогда зелёные напитанные стебли сейчас были сломанные пополам и валялись в хаотичном беспорядке.
Ощущая, как меня начинает трясти от обиды и злости, я прикусила губу. Какая же она гадина! Завистливая дрянь!
Как только руки поднялись на цветы, в чем они виноваты?! Чтобы хоть как-то успокоится, я принялась развязывать ленты на пуантах. Хотелось кинуться за этой лахудрой и повыдирать ей всю ту паклю, что она зовет волосами, но успокоиться сейчас просто необходимо!
То, что я в скором времени буду играть главную партию, станет для нее самым заслуженным наказанием ЗА ВСЕ.
За бесконечные издевки, подколы и за это тоже. Глаза увлажнились, стоило мне посмотреть на нежные лепестки под ногами.
— Боже! — это восклицание заставило меня вскинуть покрасневшие глаза. — Что здесь произошло?! — всплеснув руками, Татьяна указала на творившийся вокруг беспорядок.
Схватив свой рюкзак, я опустилась на колени и принялась сгребать ладонями остатки роз.
— Ничего.
В балете есть негласное правило: никогда не жаловаться. Никогда и ни на что. Боль, конкуренты, вот такие мерзкие подлые пакостники, как Катька… Нытье и жалобы лишь покажут мою слабость. Свои проблемы я должна решать сама.
— Все в порядке, теть Тань. Сейчас все уберу, — и поднимаю глаза, чтобы убедиться в том, что тренер слышит мой сиплый, слово после простуды шепот.
Татьяна тяжело вздыхает, должно быть, догадываясь, кто виновница произошедшего.
— Сказала все-таки?
Я непонимающе вскидываю глаза, но тут же негромко охаю, когда в палец впивается шип.
— Что? Нет! — возмущаюсь, когда доходит смысл вопроса.
Взгляд Татьяны смягчается, синие глаза смотрят с искренним сочувствием.
— Ладно, ладно, — успокаивает меня женщина, после чего вновь ставит в тупик вопросом: — Букет от Садулаева?
Садулаев? Кто это вообще?
Уже хочу сказать, что букет от Макса, но Татьяна, перефразирует вопрос.
— От Максима?
Врать не хочется, поэтому утвердительно киваю. Все-таки это моя личная жизнь и отчитываться ни перед кем я не обязана.
Садулаев Максим Мансурович — вот значит как.
- Ангелина, может быть тебя подвезти? — спрашивает Татьяна, когда мы выходим на крыльцо.
Я лишь крепче сжимаю в руках сломанные стебли, прежде чем отрицательно мотнуть головой.
— Нет, спасибо. Я хочу пройтись и подышать свежим воздухом, — это наглое вранье, но я не хочу, чтобы у моей слабости были свидетели.
— Хорошо, как скажешь, — Татьяна прячет ключи от академии в сумочке и оживляется, когда на территорию въезжает темно-синяя иномарка. — Ладно, Линочка, побегу. Это за мной.
Автомобиль кажется мне смутно знакомым, но сейчас не до того, чтобы изображать мисс Марпл. Все, что мне надо — это привести мысли в порядок, успокоить проклятые эмоциональные качели. Вялым шагом иду в сторону стоящего неподалеку мусорного контейнера.
По ногам бегут мурашки. Вечерний ветерок неприятно холодит обнажённую кожу. Догадалась же вырядиться в платье! А ведь утром мне казалось, что белое платье из тонкого хлопка — отличный выбор.