— Шоколадка где? — спрашиваю, чувствуя, что очень хочется съесть кусочек. Боже, завтра придется отпахать в норматив, чтобы сжечь дополнительные калории.
— Какая? — удивляется он.
— Ну, та, за которой ты ходил в аптеку.
— Забыл, — хмыкает он в ответ.
Я поднимаю руки за голову, видя в отражении зеркала, как Макс судорожно сглатывает, бросая взгляд на аккуратные полушария груди, обтянутые тонким материалом платья.
— Не хочу домо-ой, — эти слова я почти пою.
— Заедем ко мне. Надо кое-какие документы забрать, — не спрашивает, а ставит перед фактом Максим.
Скинув туфли с ног, подтягиваю ноги к подбородку, обхватывая колени ладонями.
— Ага.
Страстно целуя меня, Макс, ни на секунду не отрываясь, умудрился вынуть из заднего кармана джинс ключ-карту.
Мы уже внутри… Дикие поцелуи, большие похожие на покусывания, приводят в такой восторг, что я безропотно позволяю наглым рукам спустить лямочки платья, а затем резко отправить его в короткое путешествие до талии. Щелчок — и лифчик летит куда-то в сторону.
Горячие руки тут же принимаются властно сминать и гладить тёплую плоть. Сладкие стоны срываются с губ. Голова кружится и мне кажется, что я парю. Определенно, последние бокалы были лишние. Хихикнув, запускаю пальцы в прохладный шелк чёрных волос.
Я даже не поняла, как оказалась на кровати.
Макс быстрым движением снимает через голову футболку и бросает ее на пол. Несколько минут он целует меня, буквально вводя в транс. Мне кажется, что его руки повсюду. Кожа буквально пылает под сильными шершавыми ладонями.
Твердые губы касаются моей шеи. Потом они сползают ниже — к груди, а затем плавно переходят к плоскому животу. Будто сквозь слой ваты слышу, как Максим шепчет, что я вкусная конфетка. Последний предмет гардероба летит куда-то в сторону…
Слишком хорошо, чтобы смущаться. Неожиданно ощущаю горячее дыхание прямо там, где даже сама боялась раньше дотрагиваться. Наглые ласки Маска как будто спустили с цепей мои внутренние зажимы. Я настойчиво тяну пальцами за тёмные волосы, направляя его вниз.
— Ещё! — бессовестно шепчу, выгибаясь навстречу порочным мужским губам.
Контрасту темных волос Максима и моей белоснежной кожи бёдер прекрасен и удивляет. Жаркий смешок опаляет, а сильные пальцы стискивают нежную кожу чуть ощутимее, фиксируя. Теперь даже если передумаю, уже не смогу сдвинуться с места.
Мне кажется, что я лечу, горю, тону… И все это сразу! В хорошем смысле этих слов. Слишком хорошо. Слишком… Не сдержавшись, стону вслух, прикусывая припухлую после бурных ласк нижнюю губу. В голове лишь одна мысль — пусть только не останавливается! Сквозь туман слышу бряканье пряжки и шорох джинс. От его ласк почти возношусь куда-то в рай.
Сильное тренированное годами тело опускается сверху, придавливая своей тяжестью так, что между нами не остаётся ни единого просвета. Испуганно напрягаюсь, упираюсь ладонями в широкие мускулистые плечи.
— Что ты…
Проведя ладонью по своим губам, Макс молниеносно обхватывает мои запястья одной рукой, прижимаясь их к шёлковой белой наволочке подушки. Он кривит в легкой издёвке уголок губ, обнажая белоснежные зубы.
— Поиграли и хватит.
Синие, словно штормовое море, глаза полыхают, заставляя словно загипнотизированная смотреть в красивое волевое лицо, ещё не зная, что ждёт впереди. Резкая, словно удар под дых, боль выводит из состояния неги, срывая с губ шокированный возглас. Наши стоны сливаются воедино. Его полный наслаждения и мой — пропитанный испугом и болью.
— Больно! — стону вырываясь из плена чувственных губ, после чего пытаюсь выбраться из-под Максима.
Это лишь добавляет новую порцию острой мучительной агонии. Кажется, низ живота и бедра горят в огне. Еле сдерживая рыдания, отворачиваю голову в сторону. Никто и никогда не увидит, как плачет Ангелина Макарова.
— Тише, маленькая. Тшш… — большой палец Макса скользит по моему горлу, лаская покрытую холодной испариной кожу. — Почему не сказала, что ещё девочка?
Глаза Макса горят восторгом, от чего мне становится ещё горше. Не для этого всего я себя берегла. Не для того, чтобы все получилось вот так! Даже не сказать, что изнасилование… Ведь я сама, по доброй воле.
Ой, дура! Слёзы новым потом струятся по щекам, заставляя обиженно и горько всхлипывать.
Продолжая шептать нежности на ухо, опаляя горячим дыханием шею, изверг мучает меня, словно не понимая, какую боль причиняет своей «любовью».
Но, должно быть, мои рыдания все же возымели силу.
Максим, спустя пару минут, хрипло просипев что-то сквозь зубы, смял мои губы в последнем страстном поцелуе и завалился на бок.
— Никогда с девственницей не был, — говорит он как будто сам себе через пару минут, после того, как отдышался под мои стенания и всхлипы. — Лин, ну, не плачь, а? Малыш, ты бы сказала, я бы заранее подсуетился.
Искренность в голосе Макса заставляет отвлечься от самобичевания и посмотреть непонимающим взглядом в синие глаза.
— Цветы, ресторан… Че вы там ещё девчонки любите?
Он протягивает руку, цепко беря меня за подбородок, и заглядывает в заплаканные глаза. Не выдержав пристального взгляда, краснею и отворачиваюсь.
— Что, так больно? — словно удивляясь, спрашивает Макс, проводя кончиками пальцев по трепещущей коже живота.
Киваю, ощущая, как где-то глубоко внутри вновь зарождаются истеричные рыдания.
— Прости, детка. Я заглажу свою вину, — обещает Макс, сверкая глазами, в отражении которых я вижу что-то близкое к обожанию.
Шершавая ладонь, что привыкла тягать неподъёмные для обычного человека штанги, проходится по моим волосам нежно и аккуратно, словно я — хрупкая фарфоровая статуэтка. Потрясение и напиток с миллиардами пузырьков делают свое дело — глаза начинают слипаться.
Под мерные поглаживания по волосам я уплываю туда, где нет проблем. Объятия Морфея такие крепкие и тёплые…
Глава 25
Ангелина
…что-то тяжёлое давит на грудь, стесняя дыхание. Лишь когда открываю глаза, понимаю, из-за чего именно проснулась. Через меня перекинута мужская рука, что тяжеленной гирей буквально вдавила в постель. Осторожно выбираюсь из объятий, но как только принимаю вертикальное положение, едва сдерживаю болезненный стон.
Низ живота саднит.
Тупая боль отдает в бедра. Прикусив губу, наклоняюсь и тянусь к платью, что лежит на полу бесформенной шелковой лужицей. Надев его через голову, встаю на дрожащие ноги и только тогда осмеливаюсь обернуться, чтобы посмотреть на спящего Максима.
Он лежит на спине посреди огромной двуспальной кровати. Мужчина прикрывает одной рукой лицо так, что не видно глаз. В кулаке другой руки он крепко сжимает что-то небесно-голубого цвета. Вспыхиваю, когда понимаю, что это за предмет — это мое нижнее белье.
Малиновая краска опускается еще ниже — на шею, когда в сознание врывается воспоминание о том, как он заботливо обтирал мои бедра влажным полотенцем. Максим вновь поворачивается во сне, и покрывало открывает вид на белоснежную простынь. Возле того места, где спала я, расплылось огромное кровавое пятно…
Громко шмыгаю носом, чувствую себя обманутой и несправедливо обиженной. Казалось, обещали угостить сладким медом, а на деле — безжалостно покусал рой диких пчел. Смахнув ладонью слезы, присмотревшись, замечаю на тумбочке красного дерева ключ-карту.