Презентация прошла лучше, чем я думал, несмотря на то, что Юля приехала ближе к середине мероприятия. Когда из всех вопросов оставались лишь незначительные и совершенно неинтересные догадки и предположения о продолжениях детских сказок. Самым сложным было сказать детям, маленьким, слабым, угнетенным одной болячкой, что я уже не успею написать продолжения, но я их обманывал. Не говорил, что больше не будет историй о медвежонке-рыцаре, мышатах и прочей живности, о которой я когда-то писал, а наоборот, уверял, что скоро выйдет еще один сборник. Но это ложь… Не будет никакого «скоро». Это «скоро» может не наступить для кого-то. Возможно и для меня самого. Не будет больше ни историй, ни сборников, ни книг, ни идей… Я все хуже чувствовал себя. Даже сидя в уютном мягком кресле и говоря с детьми, я чувствовал, как силы покидают меня. Но стоило увидеть Юлю, как я тут же выпрямился и попытался выглядеть более уверенным и жизнерадостным. Хотя, кого я пытался обмануть?.. Внутри меня все было невыносимо. Тошнота, боль и слабость смешались в одну единственную эмоцию — в страх.
Вопросы, вопросы, вопросы… Удивительно, но все дети были знакомы с моими историями и подготовились куда лучше, чем я. Спустя почти час мы закончили, и мне можно было возвращаться в свою палату, как вдруг я увидел Лену. Казалось, что за этот день я видел её намного чаще, чем за последние пятнадцать лет. Она стояла в коридоре и ждала, когда я подойду? Но ждала не одна. Мальчишка лет пятнадцати стоял рядом с ней и с прищуром смотрел на меня. Этот взгляд мне был знаком хорошо. Именно так я смотрел на всех мужчин, которые были у мамы, после отца. Я их ненавидел. Не потому что они касались ее. Нет. Она никогда не позволяла этого себе. Она всего лишь просила их о помощи по дому, отдавая при этом деньги или ставила бутылку водки, а иногда хватало и сытного ужина. Но что касалось мальчишки и Лены? В его взгляде я видел то, чего никогда не видел в своем — ненависть. Он смотрел на меня с открытой ненавистью, и его можно было понять, наверное… Возможно, он был зол на меня, потому что я не участвовал в его жизни, как настоящий отец, но… он и сам должен был понимать, что я не знал о нем ничего. Совершенно ничего. Я не мог полюбить чужого человека, как родного. Этого просто быть не может.
Я обернулся на Юлю, которая судя по выражению лица, ругалась с отцом, затем вновь взглянул на Лену, желая подойти к ней, ведь… может быть после разговора, я смогу решиться на самый тяжелый шаг. Может быть я смогу заставить Юлю бросить меня или же смогу сделать это сам.
— Марин! — позвала меня Лена, как только я шагнул в сторону ужасного коридора с разноцветными ладошками.
В голове никак не укладывалось то, что каждая ладошка — это жизнь, но каждый бантик на ней — совершенно обратное. Неприятно, больно и до безумия обидно. Каждый, кого касалась эта беда — каждый задавался вопросом: «Почему я?». Но ладно если этим вопросом задаются взрослые, уже прожившие лучшие моменты люди, а если это дети? Страшно… страшно, что никак нельзя защитить хотя бы этих маленьких человечков.
Подойдя ближе к Лене, я взглянул на мальчишку, видя в нем отражение себя пятнадцатилетнего. Такой же высокий, худой, с синяками под глазами, кудрявыми волосами и выразительным взглядом. Он был точной копией меня в детстве. Удивительно.
— Вот, познакомься… Это Вадим. — Тихо проговорила Лена, погладив мальчишку по плечу. — Вадик, а это…
— Марин. — Перебил ее я, протянув руку для рукопожатия, но мальчишка демонстративно сунул руки в карманы.
— Вадик! — воскликнула Лена.
— Я не обязан здороваться с незнакомым человеком. — Произнес он, ухмыльнувшись.
— Вы не совсем чужие…
— Лен, он прав. Это бесполезно. Я его не знаю, он меня…
— Марин? — Юля подошла ко мне, кладя руку на плечо и с явной растерянностью взглянула на Вадима. — Мы можем ехать? Боня дома один весь день…
— А разве мне не нужно лежать тут?
— Нет, Ваня поговорил с доктором… Все нормально, можно возвращаться домой.
Я кивнул, решив перенести серьезный разговор на более позднее время. Не очень красиво будет, если мы будем выяснять отношения прямо там в коридоре. А может быть стоило и не говорить ни о чем? Вновь непонятная неопределенность. Да и черт с ней. Взглянув на мальчишку, который испепелял взглядом Юлю, я приобнял ее, подталкивая к лифту.
Мы ушли. Так и не говорили ни о чем. Странно, но Юля даже не спросила ничего про мальчишку, хотя по ее выражению лица, я понимал — она догадалась обо всем. Да там и догадываться не нужно было. Он был моей точной копией.
— Ты поругалась с отцом?
— С чего ты взял? — без капли удивления спросила Юля, не отводя взгляда с дороги.
— Видел.
— Они против тебя… не хотят, чтобы ты был в моей жизни, а я… — она тяжело выдохнула и провела рукой по лицу. — Я не знаю уже ничего. Так устала… работа, дом, собака — Марин… это будто бы не мое.
Я кажется начинал что-то понимать. Разговор с отцом пошел ей на пользу? Она устала не только от работы и прочего — она устала от меня, моей болезни и вечного присмотра. Я разрушал ее, и только я мог сделать так, чтобы все закончилось. Закончится для нас, но не закончится для нее. Но я молчал. Прислонившись лбом к стеклу, мне захотелось просто, чтобы все это закончилось. Я был готов к концу, не желая больше решать какие-то проблемы, думать о чем-то. Но у судьбы на меня были другие планы. Совершенно другие. Каждый раз, думая о том, что нахожусь на грани, я был глуп. Приступы боли — это всего лишь напоминание о том, что я нездоров.
Тишина давила на меня. Не знаю что рассказал Юле ее отец, но это что-то испортило ее взгляды на общение со мной. Это наверное и лучше. Я же сам хотел бросить ее. А если Ванька рассказал ей о нашем разговоре? Нет, он не мог. Тогда что? Я не мог найти себе места, и ждал, когда мы наконец-то окажемся дома, в привычной обстановке. Возможно тогда что-то станет понятным.
Но даже когда мы оказались в квартире, Юля все также выглядела напряженной. Она покормила щенка, сходила в душ, кому-то позвонила и ушла в комнату. Ее долго не было, поэтому я решил заглянуть чем же она была занята. Когда я вошел в спальню, Юля что-то увлеченно писала, громко ударяя пальцами по клавиатуре ноутбука.
— Что случилось? Ты устала от меня?
— Нет, я устала от отца и его принципов. Он поставил мне условие: либо я с тобой и без работы, либо с родителями и с работой.
— И?
— И? — девчонка удивленно взглянула на меня, видимо ожидая продолжения, но я молчал. — Ты думаешь, что я выберу их? Марин, они бросили меня на бабушку, испоганили мне детство… а Эрик… ему все равно. Подрастет и поймет меня. Я не брошу тебя ни за что на свете! Неужели ты не понимаешь, что я буду с тобой до конца… до самого конца. И как бы больно не было, я готова.
Мне было больно от ее слов, но то как она себя вела заставляло душу улыбаться. Мне безумно повезло с ней. Пройдя по комнате, я сел на кровать, где сидела Юля и обнял ее. Таких моментов мне не хватало. Она считала рак — всего лишь словом, которое так крепко прицепилось ко мне. Всего лишь слово, от которого я не могу избавиться. Но я справлюсь…
— Я книгу пишу… — тихо проговорил я, зная, что Юля может меня перебить и сказать, что мой путь писателя закончен, но она молчала, прижавшись ко мне. — Я хочу успеть ее дописать и… будет смешно звучать, но я хочу, чтобы ты прочитала ее после того, как…
— Нет, давай не будем о грустном. У меня мурашки по коже, когда ты говоришь так серьезно.
— Все мы не вечные…
— Все мы не вечные… — сказала бабушка, глядя на серый могильный камень, на котором была мама. — Судьба такая у Ирины нашей… а против судьбы не пойдешь. Сколько отмерено, столько и проживем, верно, Марин?
Я молча кивнул, проклиная себя за то, что перевез свою семью в город. Если бы этого не было, не случилось бы и трагедии. Я виноват… всегда виноват один лишь я. Когда умер отец, я не пришёл вовремя домой, задержавшись в школе, а мама… она никак не могла найти подходящую работу, ходила на собеседования и попала под машину. Никто так и не нашел виновного. Все пустили ситуацию на самотек, даже не представляя насколько больно родным от мысли, что они больше не услышат голос близкого, не почувствую прикосновения и не смогут обнять. Тогда я решил, что нужно возвращаться в деревню, к Лене и не стремиться прыгнуть выше головы, но… бабушка не разрешила.
— Совсем сдурел?! — крикнула она, до этого никогда не повышавшая на меня голос. — У тебя пока еще я есть, и ты должен устроить свою жизнь, пока я могу тебе помочь, понял?
— Я не могу… мне больно. Я только принял смерть отца, а теперь и мама, и…
— И что? На них свет клином не сошелся! Твоя жизнь продолжается, вот и живи так, чтобы потом было чем гордиться.
— Чем я могу гордиться? Работаю каждый день, а толку…
— Одно то, что ты не сидишь на месте — уже достижение. Запомни это и живи дальше!
По щеке стекла слеза, и я тут же смахнул ее, Юля это заметила и чуть нахмурилась, сверля меня взглядом. Я не знаю, как это получилось, ведь я сдерживал свои эмоции, но рядом с ней не мог этого сделать. Улыбнувшись, мне осталось сказать лишь то что в глаз что-то попало, но она не поверит. Никогда и ни за что. За это, наверное, она мне и понравилась. Юля видела людей насквозь. Их эмоции и чувства. Может быть поэтому у неё и было много друзей… до того, как она начала общаться со мной. Но теперь мы друг у друга были одни. Хотя нет… у нас был еще Ванька и братья-близнецы, а также Стас и его жена Римма. У нас есть общие друзья, и это уже достижение. У нас все отлично, и я не думаю о том, что теперь, когда возник конфликт с родителями Юли — мы не справимся. Мы должны справиться, и я уверен, что так оно и будет, если только… все не закончится уже завтра…
— Итак, предлагаю прогуляться! — предложил я, видя насколько угнетена произошедшим Юля, как вдруг в дверь позвонили. — Ты кого-то ждешь в гости?
— Может Ваня? — она пожала плечами, быстро поднялась с постели и поспешила к двери.
Не знаю почему, но где-то внутри таился какой-то страх. Я будто бы знал кто пришел к нам, но не хотел даже думать о том, что мои догадки — могут оказаться правдой. Я продолжал сидеть в спальне, пока не услышал из коридора, Юлино «Иди сюда!». Все-таки мое внутреннее Я знает куда больше меня. Шумно выдохнув, я провёл руками по лицу и поднялся, неторопливо направляясь в коридор.
Юля стояла, скрестив руки на груди и смотрела на Лену и её сына. Те стояли у дверей и чего-то ждали. Только чего? Зачем она вообще появилась теперь в моей жизни, еще и с… мальчишкой. Не знаю, что кто-нибудь другой сделал на моем месте, но я решил выслушать, а уже потом решать выгонять их или нет. Но скорее всего стоит их выпроводить. Они чужие мне люди. Нас ничего не связывает. Да, мальчишка похож на меня, но без специальных манипуляций никто и не докажет наше родство. Да и почему я так боюсь этого? Боюсь ли ответственности? Разумеется. Я не успел прожить свою жизнь, а мне уже собираются привить отцовский инстинкт, которого, как и материнского попросту не существует.
— Мама подсмотрела твой адрес регистрации, и я подумала, что было бы здорово навестить тебя, да поговорить о… — Лена покосилась на Юлю, не понимая можно ли говорить о желаемом или же повременить, когда мы с ней останемся наедине. — Ты же не против?
— Я не против, проходите! — Юля приветливо улыбнулась, указав рукой в сторону гостиной. — Куртки можете повесить вон туда… там крючочек. Там ванная, можете вымыть руки. Чай?
— Да, можно. Мы с самого утра…
— Лен, зачем ты пришла? — спросил я, прислонившись спиной к дверному косяку.
Мальчишка сверкнул синими глазами, поворачиваясь в мою сторону и прищурился, засопев еще громче. А что я мог сделать? Мне было неприятно от ее нахождения в моей квартире. Возможно, если бы она сама приехала, без своего сына, тогда я был бы куда более гостеприимным.
— Не обращайте внимания, он всегда ворчит. — Юля улыбнулась еще шире, кажется стараясь успокоить меня и прошла в гостиную, а оттуда на кухню.
Удивительно, но мальчишка был спокоен. Характером точно не в меня пошел, а в свою мать. Такой же… пришел на все готовое и доволен собой. Маменькин сынок. Он же не отходил от неё ни на шаг до этого, но когда Юля позволила им пройти в гостиную, он первым сделал это. Лена повесила их куртки, сняла сапоги и неторопливо прошла за сыном, осматриваясь. Если они приехали проведать меня, тогда почему с таким интересом осматривались? Дело нечисто. Я мог лишь догадываться зачем они пришли, но никто не говорил правды, а Юля… она вела себя дружелюбно только потому что… Почему? Не понимал ее улыбочек, но терпеливо ждал, когда же она сядет и спросит зачем эти двое приперлись. Ведь на мои вопросы они молчали. Лишь мальчишка с нескрываемой ненавистью смотрел на меня. Но я не виню себя в том, что не знал о его существовании.
Юля вернулась с вазочкой, в которую собрала все сладости, что были в квартире. Она не выглядела расстроенной или довольной гостям… Впервые на ее лице я не мог прочесть ни одной эмоции. Я не знал, что она чувствовала, и от этого мне было не по себе. Тревога внутри нарастала, а я прекрасно знал чем это может закончиться. Нет, нужно было спросить в открытую. Поднявшись, я прошел на кухню, где Юля уже готовила чай. Увидев меня, она отложила своё занятие и тяжело выдохнула. Все, что она делала до этого… все улыбки и милая беседа — ради меня? Вновь творилось что-то непонятное… она вновь задумала что-то. Нет… только не это. Мне не нужно, чтобы Юля принимала ситуацию, как данность. Я не хотел, чтобы она принимала сына этой женщины, как моего. Нет.
— Тебе не кажется, что ты поторопилась, приглашая их на чай. — Тихо проговорил я, подходя ближе, на что Юля покачала головой.
— Это твой сын. Вам нужно поговорить, вдруг он тоже увлекается писательством, как и ты? Вдруг у вас много общего? Марин, сын это же круто! — вновь наигранная улыбка, которую мне хотелось смести с ее лица, но я развел руками.
— Для меня он совершенно незнакомый мальчишка, который действует своим поведением мне на нервы.
Когда мы вернулись в гостиную, мальчишка уже выглядывал из окна. То ли он рассматривал вид, то ли хотел выброситься, что конечно же не может быть правдой, потому что это было моим желанием. Не мог я принять все это, как правду. Слишком много всего случилось со мной в один день. И презентация, и ситуация с родителями Юли, и Лена, и ее сын. Тут нормальный человек свихнется, а я… болею.
— Вадим очень похож на Марина, да? — улыбаясь спросила Лена, глядя на Юлю и на то, как она следила за мальчишкой.
— М? — она тут же перевела взгляд на женщину и улыбнулась, кивая. — Да! Одно лицо.
— А ты говорила, что редактор Марина, а теперь оказывается, что вы живете… в одной квартире. — Она не сказала «вместе», значит точно собиралась вернуться. — Так кто ты? Дочь?
— Нет, — усмехнулась Юля, расправив плечи и уже собираясь озвучить на самом деле кем приходится мне, но… мы же не знали сами. — Мы с Марином… знакомы относительно недавно и… эм…
— У нас свадьба летом! — вмешался я, видя, как лицо Лены искажается, а Юля переводит на меня испуганный или же удивленный взгляд.
Может быть она не хочет за меня замуж? А может быть боится, что я не доживу до лета? Судя по моему состоянию и тому, как часто я попадаю в больницу, это было бы очевидно. Но у нас теперь есть общая мечта, которая просто обязана осуществиться. Я не могу слечь и бросить Юлю одну. Да, совсем недавно я хотел ее бросить, но я собирался дать ей возможность забыть меня хоть немного и заменить скорбь злостью, но… нет. Я не могу оставить ее, да и она так просто не откажется от меня. Сколько раз мы расставались? Сколько раз ругались до хрипоты? Но мы все равно вместе, потому что Юля умна… Она не убегает, хлопая дверью при каждой ссоре, а молча стоит и слушает, переваривая каждое сказанное в гневе слово.
— Поздравляю… — растерянно произнесла Лена, делая глоток чая.
— Юля, а ты не слишком молода для этого коз…
— Вадим! — перебила его мать, дергая за рукав рубашки.
— Не сдерживай его, Лена. Ты, как педагог должна знать, что агрессию нельзя держать в себе. Пусть выскажется, если ему так нужно. У него же явно накопилось за столько лет вопросов и слов, которые он желал высказать при встрече.
— Марин… — Юля погладила меня по руке, и я выдохнул.
Не знаю, что чувствовал в тот момент мальчишка, но мы ненавидели друг друга одинаково. Клянусь, мне не нравился он до такой степени, что я готов был самостоятельно спустить его с лестницы. Да, он ребенок. Да, не виноват в том, что мать его так воспитала, но он просто обязан уважать людей, которые старше. Это ведь не сложно. Этому учат в садах, в школах… или чему сейчас учат там? Мой сын не может быть таким.
— А у вас можно покурить где-нибудь? — вдруг спросила Лена, и Юля указала ей в сторону кухни, собираясь проводить, но это сделал я.
— Мне тоже нужно выпустить пар. — Улыбнулся я, целуя Юльку в макушку и прошел в кухню, сразу же ища свою заначку сигарет в баночке из-под сахара.
Лена достала из кармана кофты пачку каких-то, далеко не дамских, сигарет и, достав одну, сжала ее губами. Мне оставалось открыть окно и вдохнуть свежий воздух, прежде чем мои легкие заполнит едкий дым. Мы какое-то время молчали. Возможно, она не могла подобрать подходящих слов для извинений, а может быть она ждала, когда начну говорить я. Не знаю, что можно было сказать в такой ситуации. Ничего не хотел говорить, поэтому молчал. Просто смотрел куда-то вдаль, думая о том, что же будет потом… когда меня не станет… Кто будет страдать, а кто выдохнет спокойно? Наверное, нельзя было об этом думать, чтобы не приближать конец, но я не мог не думать. Это мое будущее. Это моя жизнь.
— Не злись на Вадима, он просто… обижен очень… — тихо проговорила Лена, выдыхая дым не в окно, а мне в лицо. — Его долгое время дразнили в школе, называли «безотцовщиной». Это сложно, понимаешь?
— О, ты и не представляешь, как я понимаю… — усмехнулся я, выдыхая дым, который уверенной струйкой пробирался за окно и исчезал, сливаясь со свежим, морозным воздухом. — Меня в школе тоже долгое время дразнили из-за того, что отец сидел в тюрьме, а мама работала постоянно. Но это не стало причиной для злости, потому что у меня было правильное воспитание, в отличие от…
— Хочешь сказать, что я неправильно воспитала нашего сына?! — возмутилась Лена.
— Своего, Лен… Ты неправильно воспитала своего сына.
— Ты отказываешься от нас, ради этой девицы, которая хочет, после твоей смерти, забрать квартиру себе? Марин, я не понимаю… — она бросила сигарету в пепельницу и сделала шаг ко мне. — Совсем не понимаю, как ты можешь не радоваться тому, что после тебя что-то останется. Ты же только этого и хотел раньше.
— Во-первых, вы для меня совершенно чужие люди. Во-вторых, тебя не должно волновать кому и когда достанется моя квартира. А в-третьих, после меня останутся мои книги. Пусть их так мало, но они есть и будут. Все, разговор окончен. Забирай своего сына и уходите, я устал.
Я закрыл окно и прошел в гостиную, где мальчишка вновь стоял у окна, а Юля сидела на диване, потирая виски пальцами. Конечно же, у них разговор тоже не заладился. Этого и следовало ожидать. «Бог ей судья, милый! Бог судья…» — говорила бабушка, когда мы с Леной впервые расстались. Она всегда поддерживала наши отношения, говоря о том, что женщина постарше должна быть намного умнее, чем ровесницы. Я слушал, старался сохранить хотя бы дружеские отношения, но… Лена не видела грани. Когда мы ругались, и она уходила, я был готов поклясться, что никогда больше наши пути не пересекутся. Но проходило несколько дней и она возвращалась, словно… бумеранг. Чем серьезнее были наши ссоры, тем больнее било отдачей. Почему больнее? Потому что возвращаясь, Лена хотела меня разрушить. Добить мои мечты, прививая своё мнение. В какой-то момент я решил последовать совету бабушки, но когда она увидела, как я увядаю, смирившись с обычной «семейной» жизнью, она сказала Лене уйти. Тот момент я до сих пор помнил отчетливо.
Мама, как примерная дочь, стояла у бабушки за спиной, в то время как Лена, уперев руки в бока с вызовом смотрела на них. Конфликт возник, как тогда казалось Лене, из неоткуда. Она просто в очередной раз устроила скандал из-за того, что я отказывался жениться. Мне это было не нужно. Печать в паспорте ничего бы не поменяла. Мы жили вместе, она работала, я учился, помогал маме на работе, и все было хорошо до момента… определения семейного бюджета.
— Я тяну всю вашу семью, а взамен прошу лишь брак! Неужели это так сложно?! — хрипела Лена, сорвав в той нелепой дискуссии голос.
— Если он не хочет этого делать получается, что ему это не важно. Брак — это в первую очередь взаимопонимание и поддержка. — Спокойно отвечала бабушка, иногда оборачиваясь на маму, а иногда бросая на меня взгляд, поверх очков.
— Не важно? Тогда пусть женится! От печати в паспорте ничего не изменится! Мы также будем жить, также работать и спать!
— Да в том то и дело! — не выдержал я, проводя рукой по лицу. — От печати в паспорте ничего не изменится, Лен, поэтому мы можем жить и без нее.
— Нет не можем! Нет, не можем! — она вновь перешла на крик, топая ногами.
— Лена, успокойся… — тихий голос мамы звучал как отдаленное эхо, откуда-то, но как же он грел душу. — Марину всего девятнадцать. Ты же понимаешь, что ему лучше сейчас налегать на учебу, нежели податься в мужья. Отец Марина женился, когда ему было около тридцати. Подожди немножко, и я уверена, что…
— Нет! Надоело мне ждать! Ваша семейка использует меня! Я зарабатываю, несу в дом продукты, на прошлой неделе сменила занавески в спальне, а мне никто и спасибо не сказал!
— Так. — Бабушка прошла в спальню, взяла стул, поставила его к окну, неуклюже залезла на него и принялась снимать занавески. — Пока ты не научишься ценить чужой труд, будешь жить где-нибудь подальше от нашей семьи. Ирина и днем, и ночью трудится на ферме, у меня пенсия, Марин подрабатывает, и ты еще смеешь обвинять нас в том, что мы сидим на твоей шее? Занавески ты купила? Держи! Подотри себе зад этими занавесками!
— Мама…
— Помолчи, Ирина. — Махнула рукой бабушка, осторожно спускаясь со стула и бросила Лене занавески. — Никто и никогда не посмеет назвать меня иждивенкой! Гляди какая нашлась! Приехала на все готовенькое и указывает. Вон из нашего дома! Уходи, я устала!
Я понимал, что бабушка права, но растерянный вид Лены, сжимающей голубые полупрозрачные занавески, заставил меня смягчиться.
— Ба, успокойся, я уверен, что Лена сказала это на эмоциях. Мы все перенервничали. — Подойдя к бабушке, я приобнял ее за плечи. — Нам с Леной нужно научиться вдвоем решать свои проблемы. Я должен пересмотреть свое отношение к браку. Может быть все же стоит…
— Конечно же стоит! — согласилась Лена, довольно улыбаясь.
Следующие несколько дней мы жили душа в душу, но мне становилось всё хуже и хуже от мысли, что придется ради «семьи» отложить писательство. Лена обязательно потребует, чтобы я вышел на работу, ведь мужчина обязан обеспечивать семью. Все мои черновики были выброшены в мусорку, и лежали у дверей, в ожидании, когда бабушка спалит их в печи.
В то утро Лена пораньше ушла на работу, а я еще лежал, надеясь досмотреть прерванный будильником сон. Как вдруг мне прилетело да еще и хорошо так, по уху тетрадью. Шелест страниц надолго врезался в память, потому что словно оглушил меня в тот момент. Я подхватился и увидел бабушку, держащую в одной руке пакет с черновиками, а в другой тетрадку, которой и ударила меня. На ее лице я читал лишь боль. Ей было больно от мысли, что я сдался, так и не дойдя до той точки, где уже не стыдно бросить. Я даже не начинал толком, но уже сдался. И из-за чего? Из-за того, что боялся потерять Лену. Почему боялся? Не знаю. Может быть просто мне было важно, чтобы кто-то меня поддерживал, но я совсем не подумал о том, что она уже давно заставляла бросить, заняться тем, что у меня получится куда лучше.
— Ты чего?! — не понимая проговорил я, потирая горящее ухо.
— Я чего?! Ты ради этой стервятины готов дело всей жизни бросить?! Это так тебя воспитывали? Так?! — ругалась она, так и норовя ударить меня еще раз тетрадью.
Мама вернулась с работы как раз, когда бабушка кричала и била меня тетрадью. Ворвавшись в спальню, она застала на пороге не зная защищать меня или останавливать бабушку. Не знаю, как это выглядело со стороны. Наверное, очень нелепо.
— Мама! — воскликнула мама, больше не в силах смотреть на то, как «избивают» ее сына. — Что происходит?
— Твой сын решил бросить писать!
— Что?! Марин, это правда? Милый, у тебя же все хорошо получается…
Она прошла к постели и присела рядом со мной, обнимая и поглаживая по волосам.
— Я решил, что Лена права…
— Кто тебе такое сказал?! Права! Бабе почти тридцать, вот она и торопится запрыгнуть в последний вагон, а у тебя вся жизнь впереди. — Сказала бабушка, кажется успокоившись и присела рядом, погладив меня по плечу. — Запомни одно! На всю жизнь запомни: не слушай никого, только свое сердце!
Лена что-то невнятно произнесла, и ее сын сразу же направился в коридор, где начал поспешно одеваться. Он выглядел недовольным, как и мать. Возможно, они надеялись на что-то… да и Лена в нашем разговоре часто упоминала квартиру. Неужели у нее хватило совести, чтобы прийти в квартиру к бывшему возлюбленному и так нагло говорить о… До меня внезапно дошло. Лена пришла, чтобы посмотреть квартиру, а не для того, чтобы проведать меня. И мальчишка тоже с неподдельным интересом рассматривал все вокруг и вид из окна. Нет, я не думаю… или так оно и было?
Как только дверь за ними закрылась, я сразу же вернулся в гостиную и устало опустился на диван. Мне нужно было несколько минут побыть наедине со своими мыслями, но Юля требовала внимания. Она все не могла нарадоваться щенком, который как только незваные гости покинули квартиру, вышел из нашей спальни и устроил настоящий концерт. Улегшись у ног Юли, он с визгом извивался, словно девчонка его пинала, но стоило ей спустить руку, как он тут же подставлял ей свой круглый живот. Наблюдать за ними было настолько уютно, что я решил… как только наступит лето, расцветет сирень, и мы поженимся. Я обязательно доживу до лета. Нельзя поддаваться болезни, нужно быть сильным и показать кто кем правит. Пока я в здравом уме, буду стараться держаться. Юле нужен настоящий защитник… она ведь такая хрупкая и слабая, но скрывает это. Я видел насколько тяжело ей даются наши ссоры, как сложно ей каждый раз подходить первой и улыбаться, глядя мне в лицо. Она молодец… но что будет с ней?
— Не хочешь прогуляться?
— Нет. Я очень устала сегодня… перенервничала. А ты хочешь? — Юля взглянула на меня и улыбнулась, кажется собираясь уже подняться и идти со мной, но я покачал головой.
— Завтра сходим. Я вот думаю, может быть завтра Ваньку позвать в гости? Можно и Кира с Филом.
Юля подозрительно взглянула на меня, словно я что-то задумал, и она не понимала что именно. А что задумал я и задумал ли вообще? Да. Я решил не отдаляться ни от кого. Пусть будет больно, после моего ухода, но зато обо мне будут помнить. Я ведь всегда хотел именно этого… чтобы обо мне помнили.
— Я хочу навестить тех детей… в больнице… Думаю, что…
— Ты очень изменился… — тихо проговорила она, после чего продвинулась ближе и обняла. — Купим игрушек и поедем? Можно еще наших позвать, чтобы тоже сложились и что-нибудь купили! Точно! Благотворительность — это же офигенно!
— Постой, я не собираюсь заниматься благотворительностью, просто хочу… не знаю… Мне сегодня стало не по себе, когда я шел по коридору, а санитарка клеила бантик на отпечаток ладошки. Мне кажется, что не нужно быть слишком умным, чтобы догадаться для чего это все…
— Каждая ладошка еще и подписана… жаль, но такова жизнь. Кому-то дано прожить до ста лет, а кто-то уже в пять устал бороться. Давай не будем о грустном. — Она взяла мою ладонь в свои руки и еще ближе придвинулась, тяжело выдыхая.
Не знаю что она имела в виду, говоря о том, что я изменился. Возможно… раньше я не хотел видеть никого рядом с собой, а теперь все изменилось. Если раньше я мог провести несколько дней не выходя из дома, то теперь меня тянуло куда-нибудь, лишь бы еще раз глотнуть свежего воздуха. Я пытался надышаться перед смертью. Как бы забавно это не звучало, но это так и было. Но каждый раз мне было мало. Хотелось дышать полной грудью, выехать загород и дышать, дышать, дышать… пока есть силы. Пока есть жизнь…
— А то что ты сказал Лене, это правда? — вдруг спросила Юля, нарушая тишину.
— Что именно?
— Ну… — она тяжело выдохнула, не решаясь продолжить разговор. — Кстати, я совсем забыла… Ваня сказал давать тебе таблетки, а я чуть не забыла.
Девушка поднялась и быстрым шагом ушла в спальню, наверняка за таблетками, а я остался думать над ее словами. Кажется, Юля спрашивала о свадьбе… Именно о свадьбе я говорил Лене. Если я промолчу сейчас, сделаю вид, что не понял о чем она спрашивала, то возможно все может пойти не так, как я хотел бы. Поднявшись с дивана, я поспешил к Юле. Нужно просто перешагнуть черту, и тогда все будет по-другому. Нужно было перебороть себя и поговорить о том, о чем я никогда раньше даже не позволял себе думать.
Мы столкнулись в дверях.
— Ох ты ж!.. — вырвалось у Юли, после чего она протянула мне ладонь, на которой лежали три разные таблетки.
— Я могу выбрать ту, которая нравится больше? — усмехнулся я, на что девочка лишь улыбнулась. — На самом деле я шел, чтобы серьезно поговорить.
— О чем? Подожди. — Она скользнула из комнаты на кухню, набрала стакан воды и вернулась ко мне. — Пей, а потом поговорим.
Я выпил таблетки, вновь вернулся на своё место на диване, откинулся на спинку и прикрыл глаза. Не надолго, просто, чтобы понять на сколько времени хватит мои сил, и хватит ли вообще. В последнее время я стал менее выносливым. Сил едва хватало на то, чтобы делать простые вещи, но это скорее всего из-за болезни. Раньше не помню, чтобы я спал по ночам. После смерти бабушки, я несколько дней мой не спать, сидя перед экраном компьютера и набирать текст, который потом за мгновение удалялся и вновь уходило несколько дней, чтобы написать что-то новое.
— Юль, я хочу сказать, что… — я взглянул на девчонку и улыбнулся, видя то, с каким интересом она смотрела на меня. — Хочу заключить с тобой… что-то похожее на договор.
— Договор? — ее брови сошлись на переносице, она явно не понимала о чем я говорил.
— Если я доживу до лета — мы поженимся, ну а если нет, то…
— Ты ненормальный…
Возможно, Юля была права. Возможно, это было бы и как-то неправильно, ведь получается, что я поставил какие-то рамки, дал ей надежду, а с другой… с другой стороны я сам хотел дожить до лета. Просто чтобы увидеть, как весной все расцветает, распускается… оживает. Может быть я тоже смог бы ожить, хотя бы внутренне.
— Хорошо, я согласна ждать до лета! — оживилась Юля, взяв меня за руку и довольно улыбнулась. — Летом… В первый же месяц! Понял? Так, сейчас янв… Почти пять месяцев, что ж, для нас обоих это вызов. Верно?
Я кивнул, понимая, что ко всему нужно готовиться заранее, но… что если мы будем готовы, а все оборвется в один момент. Резко так… Вновь страх сковал все внутри, и я попытался отбросить плохие мысли. С ними далеко не уйти. Нужно верить и все получится. Главное верить и вовремя принимать препараты, чтобы держать ситуацию под контролем.
Надо же… еще несколько месяцев назад я думал о том, что вот-вот умру, а теперь строил планы на будущее, зная, что в любой момент могу умереть. Юля это знала, но не подавала вида, словно я был абсолютно здоров. Она давала мне уверенность в том, что все вокруг ошибаются, и я действительно здоров… У меня все хорошо. У меня есть планы. Я такой же, как и все… Все могут умереть внезапно, также и я.