Проснулся я посреди ночи. Часа через два-три после укола. Голова была чугунной, словно я накануне выпил литра три пива и запил все водкой. Усмехнувшись этим мыслям, скорее воспоминаниям, я провалялся ещё пару минут и поднялся с постели. Место куда ставил укол болело и было влажным. Возможно еще долго кровоточило после того, как я вырубился. Счастье, что проснулся, ведь этого могло и не случиться. Так и не найдя тапки, я прошёл к окну и взглянул на ночной город. Странно, что машины все еще сновали туда-сюда. Неплохо было бы прогуляться в тишине. Да. Ночью город казался до невозможности тихим, лишь изредка где-то сигналили машины, лаяли собаки, кричали о любви молодые парочки, пригубившие пива или вина.
Рука сама потянулась к ручке, и я приоткрыл окно. Ледяной воздух ударил в лицо, глаза заслезились, а по телу пробежали полчища мурашек. Свежо. Я закрыл окно вновь и прошёл по комнате, собираясь вернуться в постель, но вместо этого принялся быстро одеваться. Внезапно захотелось прогуляться, просто, чтобы подышать свежим воздухом, посмотреть на улицы родного города, вспомнить время, когда я не думал ни о чем и жил мечтами. Одевшись, захватил ключи и вышел из квартиры. Не помню, когда в последний раз покидал ее, но сейчас у меня было желание прогуляться… странно, может быть это тот самый момент, когда просишь принести воды и… наступает темнота. Может быть это желание было таким, потому что я боялся умереть в одиночестве? Что если сейчас выйду на улицу, а найдут меня утром? Я боялся смерти, боялся даже мыслей о ней, но думал постоянно. Нужно было быть готовым.
Выйдя из подъезда, я поежился от ледяного воздуха, поднял воротник пальто и пожалел, что не надел шапку. Сунул руки в карманы, и пошел куда глаза глядят. Шел по тротуару, смотрел на машины, припаркованные у дома, на серые лужи и грязь, на голые кусты сирени и боялся, что больше не увижу, как весной они снова распустятся. Страшно, что вновь не смогу почувствовать густой запах сирени. Я шел и кажется прощался с каждым уголком дома. Страх сковал меня изнутри. Не стоит забивать голову этим. Не нужно приближать конец.
Я шел и не заметил, как покинул свой район. Просто брел куда-то словно в бреду или во сне. Остановился, услышав собачий лай. Взглянул по сторонам. Ни души. И снова пошел куда-то. Захотелось пить. Во рту пересохло. Пришлось возвращаться. Я знал один круглосуточный ларек у дома, но там кроме водки и пресного «Буратино» ничего не было. А ведь было время, когда за бутылку лимонада, я готов был отдать жизнь.
Повторюсь, наша семья жила небогато. Отец работал где-то на заводе, где задерживали зарплату, а если и выдавали, то макаронами или мукой, из которой мама месила тесто и готовила, ненавистную мной, домашнюю лапшу. Сейчас же, я бы душу Дьяволу продал, чтобы вспомнить тот вкус… Бывали дни, когда бабушка получала пенсию и баловала нас. Покупала пшеничную крупу, масло и хлеб (булочная была недалеко от нашего дома, и я часто пускал слюни на свежеиспеченный хлеб), иногда вместо пшеничной крупы был рис. Отец отрезал мне еще тёплую корочку, мазал её маслом, очень тонко, но я был счастлив. Мама плакала, видя, как жадно я глотаю хлеб, бабушка молчала, пожимая плечами, а папа винил себя в том, что не может обеспечить единственного ребенка.
Мне было пять. Как сейчас помню день, когда отец пришёл домой с тремя огромными пакетами. Он был пьян. Плакал, а на вопросы мамы лишь качал головой. Он сидел за столом, мама разбирала пакеты, а я стоял на табуретке и заглядывал. Хотелось скорее все рассмотреть. В этих трёх пакетах было все: колбаса, сыр, масло, крупы, каких в нашей квартире никогда не было, фрукты, овощи, целая упаковка шоколадных яиц, дорогущих и шоколадки, и сок в коробке, и лимонад «Буратино». Бабушка, кажется, что-то понимала, потому что стояла в дверях кухни и вытирала слезы. Мама задавала ему вопросы, откуда все, а отец молчал. Он плакал, потом взял меня на руки, вручил шоколадку и крепко поцеловал в щеку. От него пахло перегаром, и я поторопился выбраться из его объятий. Он тогда улыбнулся и сказал: «Будь мужчиной сынок. Не будь таким, как я! Береги маму и бабушку». Следующие пять лет он не появлялся. Все эти пять лет мама плакала каждую ночь, но у нас всегда были деньги. Признаться, они не принесли радости…
Зайдя в квартиру, я закрыл дверь, снял обувь, пальто скинул по дороге на кухню. В холодильнике стояла бутылочка воды, и я почти сразу выпил половину. Сна не было ни в одном глазу. Закатив рукава я отправился в кабинет, нужно было продолжать писать, если поторопиться, то может что-то получиться. Хотя, возможно, получится не очень хорошо, но зато это будет. Может быть получится недорого распечатать её и подарить соседям. Пусть хоть что-то от них останется. Не знаю, в какой промежуток времени я заснул, но проснулся от того, в дверь трезвонили. Не сразу понял, что это именно дверной звонок, первые минуты искал будильник, но потом поплелся открывать. Может быть кто-то ошибся? Хотя, если бы ошиблись, так настойчиво не звонили. Повернув замок, я открыл дверь, и в квартиру влетела светловолосая бестия, скидывая на ходу кроссовки и куртку.
— Ты чего такой медленный?! Я в пробку попала с утра пораньше, чуть в штаны не надула! Господи… Заткни уши! — крикнула Юля, убегая в ванную, я лишь рассмеялся, закрыл дверь и подобрал её куртку.
Странно, она ведь говорила, что будет занята утром. Глянул на время. Почти два часа дня. Вот это я поспать. Больше не буду гулять на свежем воздухе по ночам.
— Это было классно… — выдохнула она, выходя из ванной. — Так, у нас по плану…
— Может быть…
— Нет! Одевайся теплее и поехали!
— Куда?
— Исполнять следующее желание! — она довольно улыбнулась и обняла себя за плечи.
«4. Научиться кататься на коньках».
О чем я вообще думал, когда писал это? Да, мне на тот момент было лет десять, и я бредил коньками, потому что мы всем классом ходили на каток, но… не стоило это писать в тетрадке. Отказывать Юле в том, что она хочет — то же самое, что и отобрать леденец у ребенка. Одевшись потеплее, я надел пальто, в котором гулял ночью и взглянул на девчонку, которая терпеливо ждала меня.
— А шапку?
— Не нужно со мной носиться, как с маленьким. Идем.
— Ладно, как скажешь…
Она надела куртку, сапоги и вышла из квартиры. Пока я закрывал дверь, Юля рассказывала о том, где можно будет перекусить и выпить горячий кофе или шоколад. Я не хотел на каток. Считал это бесполезной тратой времени, но провести еще один день с ней — это прекрасно. Наверное… может быть я просто придумал себе героя… героиню… и стараюсь ей подражать.
— Ты куда? Я вон там припарковалась, чтобы выезжать легко было! Ну же, что-то ты задумчивый какой-то сегодня. — Юля взяла меня за руку и потянула к машине. — Тебе плохо? Болит что-то? Ты скажи, мы можем остаться дома!
— Нет, все хорошо… просто задумался.
Она сжимала мою ладонь ледяными пальцами до тех пор, пока не подошла к машине. Большая чёрная машина, больше мужская, принадлежавшая скорее её отцу, чем ей самой. Я раньше мечтал о машине. Думал, что начну издаваться, стану известным, куплю все, что захочу и машину уж точно. Но проходя очередное обследование, понял, что мне не нужна машина, не нужны никакие деньги, ничего уже не нужно… нужно просто доживать последние деньки.
— Перестань думать о плохом! — сказала Юля, включая радио и весь салон тут же погрузился в музыку. — Пристегнись.
Я чувствовал себя двояко. Словно сам навязывался… хлопнув себя по карманам, убедился, что взял бумажник и выдохнул. Я уж точно не буду «развлекаться» за счёт девчонки. Все-таки я мужчина. Возможно, не мечта каждой женщины, да и… далеко не тот, за кем все бегают, но я не хочу терять лицо.
Юля крепко держала руль двумя руками, стучала пальцами в такт музыке, иногда поглядывала на меня и улыбалась. Она была полна энергии, заставляла и меня улыбаться. Из-за таких, как она я мог поверить в чудо, каким бы оно не было. Рядом с ней все расцветало. Странно, что она всю дорогу молчала, а я думал о том, как жаль, что я не встретил ее месяцем раньше. А еще хуже это то, что девчонка может привыкнуть ко мне настолько сильно, что моя смерть может навредить ей. Я этого не хотел. Но я понял, что стал эгоистом, потому что хотел провести последние дни с ней. Только с ней мне было не страшно, только с ней я мог наслаждаться жизнью… Только она этого еще не понимала. Да и я был в растерянности. Мы знакомы третий день. Ничего друг о друге не знаем, но…
— О чем ты думаешь? — спросила Юля, остановившись у светофора и повернувшись ко мне. — Правда, расскажи, что тебя тревожит?
— Думаю, как избавиться от тебя…
— Марин…
— Я не хочу этого, но… просто ты же сама понимаешь, что совсем скоро произойдет то что нельзя будет исправить.
— И что? Зато мы… — она не договорила, потому что машина позади посигналила и нужно было ехать дальше.
Я проклинал водителя, ехавшего на своей колымаге позади. Из-за него я так и не узнал, что она хотела сказать. Кажется, Юля просто не понимала, что еще немного и наши встречи закончатся навсегда. Я умру, а она… будет жить дальше, и я надеюсь, что счастливо. Да и что я раскис? Она — волонтер. Возиться со мной — это её работа. Её увлечение. Так нужно относиться к этому равнодушно. Не нужно думать о том, что будет после… нужно пожить для себя. Сколько там мне осталось? Недели три?
День не задался, кажется, с самого утра. Каток оказался закрыт, там велись какие-то работы из-за того, что у них на следующей неделе будет проходить игра в хоккей. Юля расстроилась, но не сдалась, поэтому мы поехали в другой конец города, лишь бы исполнить желание. Я пытался её отговорить, но она спорила со мной до хрипоты и слез.
Юля вела машину спокойно, уверенно, иногда поглядывая на меня, но ничего не говоря. Уверен, что за этот день она устанет настолько, что не захочет больше таскаться со мной. Уверен, что такое возможно. Вполне себе.
Нам выдали коньки, и Юля, визжа от радости, потащила меня на каток. Я был готов просто постоять и посмотреть на то, как будет кататься она, но девчонка была настроена решительно.
— Если будет нужно, я сама одену тебе коньки и вытолкаю на лёд!
Это было забавно. Смотреть на то, как девчонка, которая младше, почти вдвое, угрожала так, словно я был непоседливым мальчишкой. Делать было нечего. Я захотел подыграть. Пусть думает, что правда. Пусть почувствует власть, раз уж ей не хватает, а я… просто проведу весело время. Главное, не разбить себе чего-нибудь.
Я надел коньки, достаточно быстро справился со шнуровкой и взглянул на Юлю. Она кивнула в сторону самого катка, на котором было слишком много людей. Вряд ли бы они увидели мою «великолепную» программу, но… что-то мне говорило, что я ненормальный. Возможно, болезнь на это как-то повлияла, а может быть я просто хотел в последние дни сделать то, чего никогда раньше не позволял себе.
Добраться от скамейки до катка оказалось не так уж сложно, но стоило мне спустить одну ногу на лёд, как она тут же поехала вперёд, а другая не успевала за ней. Я держался руками за борта и боялся, что смогу на собственном примере понять, что значит фраза: одна нога здесь, другая там. Юля толкнула меня в спину, чтобы я не задерживался, и я ступил второй ногой на лед. Удержался, но поспешил схватиться за борт, но уже чуть дальше от дверцы, которая разделяла нормальный пол и искусственный лед.
— Ну ты чего? Совсем не умеешь кататься? Да ладно, не поверю. — Юля чувствовала на льду себя уверенно, лишь иногда смотрела по сторонам, чтобы никому не попасться под ноги.
— То, что я катался на роликах году так в девяностом — не делает меня мастером фигурного катания.
— Так, ладно. Давай мне свои руки! Я помогу тебе! — она протянула мне руки в забавных белых рукавичках, и я взял ее за руки.
Признаться, боялся что упаду сам и потяну ее за собой, но первые шаги на коньках были лёгкими. Юля смеялась, радовалась, как маленькая, а мне становилось легче. Даже гул людей, катающихся рядом с нами, не вызывал головные боли.
— Давай! Левой. Правой. Левой. Правой! Получается же! — Девчонка была «прекрасным» учителем, как она думала, но была настолько увлечена моим учением, что путалась в своих ногах. — А-а-ай! Чуть не упала!
— Держись крепче. — Улыбнулся я, крепче сжимая ее руки в варежках.
— Я вообще-то умею стоять на коньках, в отличие от тебя, так что… — она отпустила одну мою руку и начала поправлять шапку, которая сползала ей на глаза. — …так что не отвлекайся. Давай попробуешь теперь без моих рук. Только не стой на месте.
Стоило мне отпустить вторую руку, как Юля потеряла равновесие и с визгом начала падать. Я схватил ее за руку, попытался удержать, но лёд был слишком скользкий. Упал. Юля звонко рассмеялась. А я больно ударил колено. Но вся боль ушла, как только я взглянул в ее глаза… Она лежала, смотрела на меня и не могла сдержать смех. Меня ситуация забавляла, но я думал совершенно о другом. Просто смотрел на девчонку и чувствовал, как хочу жить дальше. Хочу каждый день видеть ее глаза, слышать смех, хочу целовать ее покрасневшие от холода щеки и потрескавшиеся, обветренные губы. Дурак… никогда не думал, что настолько влюбчив в людей, которые делают мне добро. Да ко мне никогда никто так не относился, как эта девчонка. Совсем ещё маленькая, но такая… благородная. Я видел, как ее взгляд блуждает по моему лицу и как глаза внимательно изучают контур губ, но не мог позволить себе нарушить дистанцию.
— Полежали. Отдохнули и встаем. — Сказал я, поднимаясь на ноги, боясь рухнуть вновь, но обошлось.
Юля поднялась следом за мной, снова поправила шапку и сделала небольшой круг вокруг меня. Еще какое-то время мы провели на льду, но время, отведённое нам на катание, наконец-то вышло. Мы переобулись, и Юля предложила посидеть, пообедать в кафе. Лёгкое головокружение я почувствовал ещё на льду, но решил не обращать внимания. Да такое бывало. Действие укола должно было продлиться ещё часов десять максимум. Мы пошли в ближайшее кафе. Юля сняла шапку, и я рассмеялся. Волосы спутались, перекрутились и выглядели так… мило, по-домашнему, но девушка тут же пригладила их ладошками и собрала в тугой пучок. Она это делала настолько непринужденно, даже не замечала ничего вокруг, будто бы так было нужно.
— Что мы закажем? Я знаю, что здесь вкусные биточки! Мой папа их просто обожает, но… Думаю, что можно было бы супчиком перекусить, да? После катка — атмосферненько так! — девчонка рассмеялась, сверкнув глазками и вновь принялась изучать меню.
Я открыл меню и склонился над ним, прицениваясь, как вдруг на страницу капнула бордовая капля… затем ещё одна и еще.
— Вот дерьмо… — тихо выругался я, потянувшись за салфеткой и столкнулся с испуганным взглядом Юли.
— Все хорошо. — Попытался ее успокоить я, хотя сам испугался не на шутку.
Прошлый такой раз закончился тем, что я неделю провалялся овощем. Я запрокинул голову и приложил салфетку к носу. Из белоснежной, она тут же стала алой.
— Давай я вызову скорую! Или поехали домой… — засуетилась девушка, но я старался ее успокоить.
— Это всего лишь… кровь. Давление подскочило. — Усмехнулся я, хватая ещё одну салфетку. — Все-таки я уже достаточно взрослый, не привык к таким… нагрузкам. Сейчас все пройдет.
Но прошло минут десять, а кровь все также сочилась. Я чувствовал себя виноватым. Знал, что испортил Юле весь день, потому что она сидела с таким лицом, словно вот-вот заплачет. Ей было жаль меня. Просто жаль! Только поэтому она таскалась везде за мной или пыталась меня куда-то вытащить. Только зачем ей это все? Почему она так делает? Даже в тот момент, когда мне было плохо, она все равно была рядом, даже помогала. Попросила официанта принести мне льда, чтобы остановить кровь. Она… боялась, но все равно помогала. А что будет дальше? Нужно было как-то отделаться от нее. Съехать с квартиры? Номера телефона она не знает. Только имя… так было бы лучше для неё, но не для меня. Но нельзя было травмировать ее еще, возможно местами, детское подсознание. И я принял решение… поднялся из-за столика, отчего Юля сделала то же самое.
— Ты куда? — спросила она, глядя на меня.
— Мне нужно в туалет.
— Я с тобой!
— Юль, это…
— А если тебе там станет хуже?! Я с тобой пойду!
— Перестань, это глупая затея! — начал злиться я.
— Засунь вату в нос и не нервируй меня! Либо мы вместе идем в туалет, либо ты будешь сидеть и терпеть, пока кровь не перестанет идти! — её голос показался мне грубым и достаточно громким.
Вот и что мне было делать. Мы пошли в туалет, где я умыл лицо и выбросил окровавленные салфетки. Взглянув на своё отражение в зеркале, я сморщился. Никогда не был красавчиком, а эта «болячка» сделала из меня ходячего зомби. Ещё повезло, что волосы уже прилично отрасли. В гробу буду смотреться более менее. Сделал глубокий вдох, сморкнул кровь в раковину и вновь умылся холодной водой. Голова кружилась. Кажется, это уже мое привычное состояние. Вечные недомогания. Слабость, боль, кровь.
— Все хорошо?! — услышал я голос Юли за дверью и увидел, как она дергает ручку.
— Все прекрасно! Я скоро умру и перестану мучиться.
— Очень смешно. — Буркнула она и снова дернула ручку.
Минут сорок я провёл в шоке. Кровь не останавливалась. Все сочилась и сочилась. Я держал лед на переносице, умывался холодной водой, держал голову прямо, но ничего не выходило. Юля нервничала, переживала, бегала вокруг меня, просила официанта снова и снова принести лед, отчего он уже странно поглядывал на нас.
Домой мы приехали в семь вечера. Уставшие, снова голодные и, мне показалось, что Юля была расстроена. Я скинул ботинки, куртку бросил в шкаф, не заморачиваясь над тем, чтобы вешать ее в шкаф и прошёл в ванную. Вымыв руки, я прошёл на кухню, включил чайник и подошел к окну. Юля все это время сидела на диване, обхватив колени руками и наблюдала за мной. Ей стоило уехать… оставить меня в покое, чтобы я последние дни вспоминал все самое хорошее, что было в моей бесполезной жизни. Но из хорошего я помнил лишь детство, да бедное, временами тяжелое, но были счастливые моменты. Что же касалось счастья в сознательной жизни, то тут я мог отметить лишь эти дни с ней. Нужно же было ей прийти именно к дверям моей квартиры и настойчиво трезвонить, чтобы продать печенье, которое… которое я так и не видел с того дня.
— Хватит грустить, Усики, идем пить чай! — позвал ее и на душе стало как-то сразу так тепло, потому что я увидел, как она обрадовалась.
Подхватилась с дивана и сразу же, в два-три прыжка оказалась у холодильника, напоминая мне о торте, который так и не доели вчера. Такая домашняя, веселая. Она старалась не выдавать никаких эмоций, кроме радостных, но иногда, вот как пару минут назад, они брали верх.
— Чем ты вообще занимаешься? Учишься? Хотя, судя по тому, что ты целыми днями сидишь со мной — вряд ли. — Усмехнулся я, разливая горячий чай по кружкам, пока Юля «дегустировала» торт.
— Вообще-то, я без пяти минут главный редактор папиного издательства! Сегодня у меня была практика, поэтому приехала к тебе позже обычного.
— А, ну да… точно. Как я мог забыть?
— Я издам твои книги!
Я рассмеялся.
— У меня нет ни одной — это, во-первых, а во-вторых, мне это не нужно.
— Как же? Твое желание номер… двадцать два — издать хотя бы одну свою книгу!
— Юль, ты же понимаешь, что…
— …что я права! Это ты хочешь сдаться! Просто лечь и ныть о том, что ты болен и умрешь скоро! — она поднялась из-за стола, видно стоя ей удобнее дискутировать.
— Давай ты не будешь меня учить!
— Я единственный человек в твоей жизни, который хочет научить тебя жить по-настоящему! А ты не принимаешь этой помощи!
— Мне не нужна помощь! — злился я, понимая, что она зашла уже слишком далеко.
— Тебе нужна помощь! Ты сам этого не понимаешь! Если бы не я…
— Я не просил тебя лезть в мою жизнь!
— Я хочу тебе показать, что все возможно!
— Я уже увидел достаточно! И мне не нужна помощь сопливой девчонки, которая сама знать не знает, как нужно жить! — крикнул я и увидел, как ее лицо исказилось.
Но нет, она не заплакала. Молча развернулась и ушла. Одевалась в коридоре, а я стоял на месте, закрыв глаза и сдерживал себя, чтобы не пойти за ней, не извиниться… не сказать, что я кретин. Я держался. Ровно до тех пор, пока не услышал, как хлопнула входная дверь.
Сел на пол… все как в тумане. Обхватил голову и почувствовал внутри себя пустоту. Снова паника накрыла меня с головой. Мир внезапно стал чёрно-белым, каким был до того, как я познакомился с Юлей. Но ей так будет лучше… она не увидит меня совсем беспомощного, убитого этой жизнью, а я ничего не буду знать о ней. Оно и лучше. Она слишком молода и глупа еще… но я не умнее. Что если теперь из-за меня она будет себя винить? Что если это будет тем, что испортит её жизнь? Не должно.
«Только в мечтах я позволял себе целовать ее в розовые щеки, в сладкие губы, и чувствовать, как все внутри замирает. Как каждая клеточка тела трепещет от легких прикосновений. У меня не было ни одной пошлой мысли, когда я смотрел на нее. Было одно — дикое желание чувствовать жар ее объятий, тепло рук и вдыхать запах волос, которые пахли сиренью. Как же она была прекрасна… Юлия. Она никогда не прочтет эту книгу, а я никогда не стану настоящим писателем, но одно только воспоминание связанное с ней — заставляет мое сердце все еще биться, и я рад этому. Бесконечно. Безумно. Рад».
Я поставил точку и откинулся на спинку стула, потирая глаза. Они горели, словно я продолжительное время смотрел на солнце или на лампочку. Хотя, многие говорили, что работать в темноте за компьютером — очень вредно. Но а что мне терять?! Уже нечего. Я сохранил обновленный файл и выключил ноутбук. Взглянул на время и выдохнул. Два часа ночи. Нужно было сделать укол и ложиться спать. Но зачем делать укол, если нет боли? Нет ни малейшего намека на то, что вот-вот произойдет что-то страшное. Можно сделать и утром.
Не раздумывая долго, я отправился в спальню и уснул практически сразу же, как только лег.
Утро выдалось ранним. Первое, что я услышал — это дикий ор соседского кота. Странно, но это не вызвало во мне приступ агрессии, как раньше. Признаться, даже скучал по этому. Мне было страшно оставаться в одиночестве, в тишине. Потерев лицо руками, я поднялся с постели, поплелся в ванную и взглянул на своё отражение. Глаза по-прежнему были красными и сухость не проходила. Раньше такого не было, но раньше я и не работал несколько часов подряд за компьютером в темноте.
Я принял душ. Даже взбодрился. По привычке обмотал полотенце вокруг бедер и принялся искать в аптечке глазные капли. В ванной не было. Другая аптечка была на кухне, я вышел из ванной и вздрогнул, увидев в коридоре Юлю, которая уже снимала куртку. Она тоже вздрогнула, потом покраснела и отвернулась от меня.
— Как ты… — я не мог подобрать слов, был слишком удивлен. — Как… зачем ты пришла? Я думал, что мы вчера закончили то, что начали.
— Я не закончила — это во-первых! А во-вторых, у нас нет времени, чтобы ругаться.
Я вздохнул и отправился в спальню, чтобы одеться. Да, был рад, что снова увидел Юлю, но… я не ожидал, ведь мы достаточно сильно поругались. Натянув домашние штаны, футболку, я заглянул под кровать, в поисках тапочек, но их там не было. Почему-то у меня не было привычки носить их всегда. Только иногда вспоминал, когда ноги особенно мерзли.
Я прошёл на кухню, где Юля грела чайник и бережно выкладывала что-то из пластмассового контейнера на тарелку. Подняв взгляд на меня, она довольно улыбнулась, облизнула пальцы и указала на угощенье.
— Картофельные оладушки! — взвизгнула она, пытаясь полностью овладеть моим вниманием.
— Ка… что?
— Оладушки из картошки! Да ты не расспрашивай, а попробуй! Я чуть все сама не съела!
Я привык завтракать в одиночестве, но делать это в компании оказалось куда приятнее. Да, мы повздорили с ней вчера, но кто не ругается? Даже семейные пары, прожившие не один десяток лет ругаются, а мы… всего-лишь знакомые. Она ничего не знала обо мне, я ничего — о ней, но мы проводили время вместе. И я готов был и дальше это делать, лишь бы она не видела то, как я угасаю. Весь с каждым днем мне становилось всё хуже. Я чувствовал, как сил не хватает донести пакет с продуктами от магазина до дома. Приходится делать остановку в парке и делать идиотский вид, что я просто решил посидеть на лавке в компании белого пакета с эмблемой магазина.
— Знаешь, в мое время эти твои «оладушки» назывались драниками. — Усмехнулся я, вспоминая своё детство и то, как трепетно бабушка относилась к готовке.
Отец не появлялся дома уже второй год, мама говорила, что он уехал на работу. Но денег второй год у нас не было, да и мама целыми днями где-то пропадала. Мы с бабушкой проводили дни напролет вместе. Она читала мне книжки, рассказывала истории из своего детства, учила правильно складывать вещи в шкаф и научила мечтать и фантазировать. Моим фантазиям не было предела. Я несся домой из школы, чтобы рассказать бабушке о том, что узнал на уроках и о чем мечтал на переменах.
Я забегал в квартиру, снимал ботинки, молнией бежал в комнату, переодевался, потом в ванную, чтобы умыться и наконец-то на кухню. Бабушка обычно сидела и читала у окна, но однажды, когда я забежал на кухню, она чистила картошку. Целый пакет картошки. Я с удивлением наблюдал за этим, а когда она принялась натирать её на терке, удивился. Бабушка посмеялась, погладила меня теплой ладонью по волосам и сказала, что как только она закончит, все мои сомнения и вопросы уйду на второй план.
Так и случилось. Запах был потрясающий. Заполнял всю квартиру, каждый уголок. Да даже моя футболка и шорты, в которых я расхаживал по квартире, пропахли приятным запахом жаренных на масле драников. А какими они были на вкус… с ума можно было сойти. И я бы ел и ел, если бы бабушка не сказала, что нельзя так много сразу, иначе заболит живот.
Сколько же она их напекла… целый таз с горкой, а потом мы ели их со сладким чаем. Я рассказывал об этом маме, а она смеялась, целовала меня в щеки и говорила, что скоро все наладится. Она всегда об этом говорила, но налаживаться ничего до сих пор не начало.
— Так! Теперь последнее желание на этой странице! — объявила Юля, вытирая губы салфеткой и встала со стула.
— Ты снова… мы вчера поругались из-за этого. Юль, как же ты не поймешь, я… — я заткнулся, потому что она поцеловала меня в щеку, но сразу же отскочила и довольно похлопала в ладоши. — Что это было?
— Желание! — рассмеялась девушка.
— Твое или мое?
— Твое… — она побежала в коридор, вернулась с тетрадкой и, подойдя ко мне, открыла первую страницу, указывая на пятое желание.
«5. Хочу, чтоб Танька поцеловала меня».
— Ну… я не Танька, но желание же исполнила!? Или нужно было не в щеку? Я готова и не в щеку, только скажи!
Я рассмеялся, прикрыв лицо рукой. Это было забавно. Если бы я ее не знал, сказал бы, что чокнутая, но за несколько дней нашего общения, понял, что она своеобразная. И исполнение этого желания было просто невообразимым. Я и представить не мог, что у меня будет столько эмоций от этого безобидного поцелуя в щеку. Кстати, я даже не помнил о какой Таньке шла речь. Совсем не помню.
— Нет, все супер… просто, я не помню, кто такая эта Танька. — Признался я и вновь рассмеялся, вставая из-за стола и собирая посуду. — Мне было лет десять, когда я писал это желание.
— Не могу представить тебя маленьким.
— Почему?
— Ты слишком взрослый… серьезный такой. Улыбаешься редко, ещё реже смеешься. Наверное, ты всегда был таким.
— Нет. Если я похож на старого ворчуна, то это лишь оболочка. В душе я весельчак! — я улыбнулся, убирая посуду в раковину и почувствовал жжение в глазах, вспоминая про капли, которые и хотел найти, когда столкнулся с Юлей.
Достав аптечку из шкафчика, я принялся искать глазные капли. «Диклофенак» маленькая красная коробочка, внутри бутылек. Внимательно все осмотрел и хотел взвыть от того, что срок годности закончился ещё три года назад. Теперь тратить кучу времени на то, чтобы сходить в аптеку. В ближайшую идти бесполезно, потому что там никогда ничего нет.
— Что ты ищешь? — поинтересовалась девушка, подойдя ко мне и взглянув на капли, которые я держал в руках.
— Нужно сбегать в аптеку.
— Давай я сбегаю!
— Я ещё не такой беспомощный, Усики.
— Не называй меня так!
— А что? — улыбнулся я.
— Звучит пошло.
— А что ты знаешь о пошлости?
— Грубиян. Одевайся! Я отвезу тебя в аптеку. Проведем время вместе! Тебе будет веселее, и может быть ты даже перестанешь быть таким ворчуном!
Я оделся, взял бумажник, даже шапку надел и вышел из квартиры, пропуская Юлю вперед. Закрыл за собой дверь на ключ. Несколько раз проверил. До машины мы шли под веселый рассказ Юли о том, как она ездила к своей бабули, и как та накормила ее грибным супом, потом говорила где у нее появилась сыпь из-за аллергии. Я смеялся. Казалось, ничего не могло произойти, но внезапно я вспомнил о том, что не делал укол ни вчера, ни сегодня. Зря я это вспомнил. Зря. Мозг удивительная штука… Стоило мне подумать о том, что я хорошо себя чувствую без укола, как почувствовал легкое головокружение. Настолько легкое, что я решил не возвращаться домой. Дорога до аптеки займет минут двадцать, обратно столько же. Мне не могло стать ещё хуже за такой короткий промежуток времени. Обычно это длилось часами.
Мы сели в машину. Я старался не думать ни о чем. Вообще ни о чем, чтобы избежать лишних проблем, да и я не хотел пугать Юлю. Нужно было все-таки для начала заглянуть в ближайшую аптеку, а уже потом ехать куда-то.
— Ты какой-то задумчивый… тебе плохо? Вернуться? — внезапно начала Юля, но я… идиот.
«Да! Да мне плохо. Я вижу черные пятна перед глазами! Я чувствую, как мои легкие со скрежетом увеличиваются и уменьшаются при каждом вдохе-выдохе! От этих мыслей меня бросает в жар, но я продолжаю делать вид, что все хорошо» — кричало подсознание, но я лишь покачал головой. Что могло случиться? Ровным счетом ничего.
Юля вывела машину на главную дорогу, и меня снова бросило в жар, как только я увидел впереди столпотворение машин. Пробка? Нет, не может быть. Обычно в это время пробок и не было. Все уже давно на работе, на учебе, где угодно, но только не на дороге. Но они были там. Все в одном месте. Сразу. Стоило не ехать вперёд, нужно было вернуться. Сказать хоть что-то! Не молчать! Но я промолчал.
Я чувствовал себя отвратительно. Это как в детстве, когда играешь в прятки, прячешься в шкафу, а не вовремя пришедший с работы взрослый видит «непорядок» и закрывает дверцы того шкафа на шпингалет. Ты сидишь там… один, в полной темноте и молчишь, потому что не хочешь показаться слабаком перед сверстниками. Тебя трясет от страха, к горлу подступает тошнота. Ещё мгновение и ты готов кричать, звать на помощь, но тот же взрослый открывает шкаф, чтобы повесить одежду, пугается до чертиков и громко ругаясь, выгоняет из комнаты. Ты остаешься героем в глазах друзей, но больше никогда не лезешь в шкаф.
— М-да… это надолго, там какая-то авария на светофоре. — Озвучила Юля, я кивнул и откинулся на спинку сиденья, проводя руками по лицу.
Я почувствовал себя наркоманом, у которого началась ломка. Кости внезапно начало выкручивать, зубы сводить, дыхание стало частым… Мы отъехали не так далеко от дома, я бы мог спокойно вернуться, если бы ноги не стали ватными. Это чувство беспомощности меня убивало намного быстрее, чем рак.
Когда перед глазами все поплыло, я вцепился в ручку двери, зажмурился. Хотел, чтобы этого не видела Юля, но она все видела, замечала все.
— Тебе плохо? Почему ты сразу не сказал? Боже мой… сейчас, мы вернемся домой. Потерпи, миленький… — она дотронулась рукой до моего плеча, но я не почувствовал ничего, кроме боли.
Я только и смог кивнуть, стараясь сделать вдох, но грудную клетку сжало. Спазм не прекращался, я задыхался. Хватал воздух губами, как рыба на суше.
Видел, как Юля пыталась вернуться, уже начала отъезжать назад, но остановилась и принялась что-то высматривать. Ударила по рулю и растерянно взглянула на меня. А что я мог сделать? Ничего…
— Зачем мы вообще поехали куда-то?! Блин, блин, блин!
Её голос резал слух, становилось только хуже. Нужно было сделать укол, тогда вся боль бы ушла. Я почувствовал, как со лба стекали капли пота. Я — ничтожен… когда же это все закончится?!
— Марин?! Марин, взгляни на меня, пожалуйста! — Юля погладила меня по щеке, и я поднял на неё взгляд.
Не видел ничего, кроме размытого, непонятного пятна и лишь слышал отдаленно её голос, словно через подушку.
Я пытался сфокусировать взгляд на её лице, увидеть её глаза, чтобы понять, испугалась она или нет. Нужно было её успокоить, но я не мог успокоиться сам.
— Слышишь меня? Ты слышишь? — повторяла она одно и то же, я нашел в себе силы и кивнул. — Все будет хорошо! Ни на кого не обращай внимания, даже если будут сигналить или стучать по окнам. Я постараюсь быстро вернуться.
Ничего не понимал до тех пор, пока дверь машины не хлопнула, и я не остался в полном одиночестве. Наедине со своей болью.