Утро оказалось безумно приятным. Я сумел проснуться лишь к двенадцати дня. Юля сопела под боком, закинув на меня все что было можно: и руки, и ноги, и волосы. Я осторожно провёл рукой по лицу, убирая ее волосы и зевнул. Нужно было вставать и начинать день, как всегда. Хотя, лучше все же стоило остаться в постели и наслаждаться этим прекрасным моментом. Стоило лишь прикрыть глаза, и я сразу же вспомнил вчерашний вечер. То, что случилось — стало неожиданностью для меня. До этого я был уверен, что держу себя в руках, а на деле оказалось, что я поплыл от одного лишь неловкого поцелуя. Вот это да…
Мне четырнадцать. Я сидел в пустом классе, склонившись над своим блокнотом и писал новую историю про мышонка Булька, когда в класс с визгом вбежали одноклассницы. Подняв глаза, я увидел Серегу, который залетел следом, держа в руках живую лягушку. Школа находилась недалеко от речки, и такого "добра" на школьном участке было предостаточно. Девчонки визжали, а толстяк-Серега пытался заставить их поцеловать его. Даже я тогда не мог придумать подобного. Да и уже к тому времени смирился с тем, что никогда не доверюсь ни одной юбке. Я выше этого! В первую очередь я должен думать о будущем. О том, как я отремонтирую наш дом, о том, как куплю бабушке новое платье, о том, как приду и скажу маме, что ей больше не нужно будет работать. А пока, я просто медленно шёл к желаемому. У меня уже было два блокнота с рассказами, и я при первой же возможности отнесу их в издательство. Только вот добраться до города было проблемой. Мама ездила в город в пятницу с утра, а я в это время был в школе и не мог пропустить, а поехать в другой день было просто невозможно.
Учителя жаловались на то, что на перемене я не даю им «отдыхать» потому что сижу на месте. Но что мне было сделать, если из друзей у меня был только Серега, который не мог усидеть на месте даже во время урока. Тогда я совсем не понимал, почему он стал со мной дружить. Вроде бы и семья у него приличная, и деньги всегда на обеды были и не маленькие суммы. Мне тоже давали деньги на обеды, но я усердно прятал их в своей комнате в шкатулке. Я откладывал на мечту! Хотел на свое восемнадцатилетие что-нибудь себе подарить. Денег там уже было очень даже прилично. За два года могло накопиться много, по крайней мере, скоро нужно было менять шкатулку, потому что та не будет закрываться.
В тот день мы с Серегой возвращались домой, обсуждая, как здорово было бы жить в городе. Серега уже несколько лет жил загородом, потому что его отцу-астматику было тяжело жить там, где вечный смог. Постоянные приступы рано или поздно могли его убить. А мы когда-то переехали потому что в городе не осталось работы, сейчас отец вернулся домой, но мы так и не возвращались в город. Продолжали жить там. Мама работала, отце ремонтировал что-то по заказам, бабушка получала пенсию, и нам хватало. Но мне хотелось большего. Хотелось так же, как и моим одноклассникам приходить в школу не в одном и том же, а в новых брюках или ботинках, а про модный радио-приемник я даже мечтать не мог. Хотя, из накопленных денег мне могло хватить на что-нибудь.
— Что у вас там? — услышал я и поднял взгляд на дом и увидел, что у ворот стояла скорая, а во дворе что-то происходило.
Я со всех ног бросился домой. Залетел во двор и увидел сидящую на лавочке, плачущую бабушку и маму… Она сидела на корточках и кричала не своим голосом. У меня от страха сжалось сердце, но я сразу же подошел к ней и заставил подняться. Мама очень похудела за последние несколько лет, выглядела, как мои одноклассницы, только морщины выдавали возраст и темно-синие мешки под глазами. Я прижимал ее к себе и чувствовал, как ее дрожь передается мне. Она будто бы не понимала, что сейчас перед ней я, а не кто-то. Обычно она сдерживала все эмоции передо мной.
Взглянув на бабушку, я понял, что что-то случилось с отцом. Утром, когда я уходил, он, смеясь, говорил, что пока приду, он всю крышу починит. Мы еще поспорили на рубль.
— Ч-что случилось? Мама? Мам, что происходит? — не выдержал я и тут же попытался усадить ее на лавку и пойти на поиски санитаров и отца, но она мертвой хваткой вцепилась в мою руку. — Мам, перестань! Я не маленький! Я должен знать, что случилось!
Не думал, что она это сделает, но она отпустила мою руку. Сердце неприятно саднило. Я пошел за дом, где отец собирался работать и увидел, как несколько санитаров накрывают простыней тело отца. Увидев меня, они нахмурились.
— Ну-ка, иди отсюда! — крикнул один, а я не мог пошевелиться.
Легкая рука легла на мое плечо, я вздрогнул и увидел бабушку. Она слабо кивнула и повела меня в дом. Я слышал, как кричала мама, как санитары что-то ей говорили. Через открытую форточку все было слышно, и при желании я мог все услышать, но кровь внутри меня бурлила. Я почувствовал внезапную пустоту внутри, и страх, что теперь я должен защищать свою семью. Но как, если я не могу защитить даже себя.
Я почувствовал легкое прикосновение к щеке и вздрогнул, открывая глаза. Сонная Юля смотрела на меня с улыбкой и прижималась еще сильнее, чем вечером. Неприятный осадок от воспоминаний отягчал дыхание. Сердце саднило. Я старался не подавать вида, но внезапно Юля ахнула и, схватив меня за подбородок, повернула голову.
— О, Боже, что это?
— Что там? — я в три секунды поднялся с постели и прошел к зеркалу.
Правую щеку «украшал» синяк с кровоподтеками. Я провёл пальцами по нему. Больно, но не смертельно. Странно, что он вообще появился. Я не помнил, что могло оставить этот след на моем лице? Нужно было воспроизвести прошлый вечер с самого начала, но в голову лезло лишь его завершение.
Юля сидела в постели и ждала, когда я ей объясню откуда у меня синяк в пол лица.
— Единственное, что я помню, так это то, как ты влепила мне пощечину. — Усмехнулся я, проходя к окну и оглядывая на улицу.
— Марин, после пощечины такого не может быть… Я не сильно же ударила…
— Значит, сильно. Пройдет, не забивай голову. — Присев на край кровати, я потер лицо руками и шумно выдохнул.
— Ну ты что? Из-за синяка так расстроился?
— Никак не могу проснуться. — Солгал я, чувствуя, как грудную клетку что-то сдавливает. — Давай прогуляемся. Хочу подышать свежим воздухом.
— Да! Блин… давай через час! Мне нужно съездить домой, переодеться. Но как только я приеду обратно, мы пойдем гулять! — Юля поцеловала меня в щеку и поспешила в гостиную, где оставила вчера свое платье. — Марин!? Я совсем забыла о тетрадке! Там под номером семь… ты написал, что хочешь вернуться домой.
«7. Вернуться домой (хотя бы на день).
Мне стало плохо. Я сдвинул брови и сжал пальцами переносицу. Когда я это писал, я гостил у бабушкиной сестры. Мама с бабушкой отправили меня туда только потому что думали, что так будет легче пережить смерть отца. Это всего лишь эмоции. За столько лет впервые я поддался им, и почему? Только потому что доверился кому-то. Нужно держать себя в руках. Я мужчина. Стержень. Как говорил отец: «Скрипи зубами, но не показывай, что тебе больно! Эти ублюдки видят, что ты сильный, но хотят внушить тебе обратное! Будь выше этого! В нашей семье — нет трусов! Понял, сынок?»
— Что случилось? Ты сам не свой… — Юля бросила платье на кровать, села рядом со мной и нежно провела рукой по моим волосам. — Ну же… расскажи мне, что случилось? Дело во мне?
— Не думай о том, что дело может быть в тебе. Просто плохой сон…
— Я знаю тебя не первый день, и могу понять, когда ты врешь мне, а когда говоришь правду.
Шумно выдохнув, я долго не знал с чего начать, но я хотел высказаться. Я начал рассказывать ей о своём детстве, о родителях, о бабушке, о своих неудачах, потерях, работе. Все мне давалось сложно. Я был закрытым, и каждое сказанное слово, камнем сваливалось с души. Юля держала меня за руку и внимательно смотрела на меня. В ее глазах я мог прочесть сожаление, страх, в каких-то местах ужас и жалость. Я продолжал ей рассказывать все до тех пор, пока не увидел, как по ее щекам покатились слезы. Мне стало страшно. Что творилось в ее голове? Почему она заплакала? Но стоило ей обнять меня, и все вопросы тут же исчезли.
— Ненавижу всех и каждого, кто когда-либо обидел тебя… — прошептала она. — Никому не позволю обидеть тебя снова! Только…
— Не стоит об этом…
— Ты стал закрытым из-за НИХ! Из-за всех, кто тебя обижал! Но это неправильно… людям можно доверять. Не всем, но можно. Вот смотри: мне можно доверять, соседи у тебя отзывчивые и котик у них милый, им тоже можно, Петрикову — можно. Да, я поняла, что в детстве у вас были проблемы, но ты видел, как трепетно он к тебе относился в больнице? Да, его мать — еще та… неприятная особа, но она просто все свои эмоции перевела в агрессию!
Она провела руками по плечам и вздохнула, после чего села удобнее и взглянула в окно.
— Знаешь, я все же завидую тебе…
— Что? — удивился я, на что она грустно улыбнулась.
— Мне было пять, когда отец начал заниматься издательством, а мама открыла салон. Времени на меня у них не было. Меня воспитывала бабушка, а родители каждый раз отвлекали меня игрушками, чтобы я не возмущалась. Однажды на Новый год, мы с бабушкой приготовили стол, ждали маму с папой, а они лишь отправили мне в подарок дорогую куклу, а сами остались на своих работах. У меня было все о чем я только могла мечтать, но… семьи как таковой не было. Мы не были дружными, а сейчас… вообще. Все, что не касается издательства — папу не интересует, а маму вообще нельзя застать дома. Эрик растет с бабушкой, как и я когда-то. И я очень боюсь, что он вырастет озлобленным.
— Озлобленным?
— Да… ребенок должен быть желанным.
— А разве он не…
— Когда мама узнала, что беременна, она сказала: «Ну получилось и получилось». Боюсь, что со мной было так же. Ладно, не будем о грустном больше! — она поднялась с постели и взглянула на время. — Я сейчас домой и к тебе, а потом мы поедем куда-нибудь, по-о-обедаем и… нужно вернуться к твоей тетрадке желаний!
Она при мне же сняла с себя футболку и принялась натягивать платье. Подойдя ко мне, Юля повернулась спиной и, собрав волосы, попросила застегнуть молнию. Это было не сложно, но воспоминания того, как я расстегивал платье приятно грели что-то внутри.
— Я быстро! Жди меня и не перебивай аппетит чаем.
Она уехала, а я снова остался один. Это стало немного непривычным, но Юля ведь обещала вернуться.
В четырнадцать лет я был обязан стать опорой для своей семьи. Я морально себя подготавливал к этому весь день, пока бабушка куда-то поехала, а мама после двух уколов успокоительного спала.
Отца привезли на следующий день. Меня сковал страх, я не мог зайти в дом, зная, что увижу там мертвого отца. Это очень сложно. Несложно заставить себя войти и увидеть. Самое сложное — это осознать то, что ты больше не услышишь его голоса, смеха, не почувствуешь крепкое мужское рукопожатие… именно отцовское. Я прошел по двору, пиная старый сдувшийся мяч и пытаясь подготовить себя к последней встрече.
— Ирина! — услышал я бабушкин голос и обернулся, видя, как мама, укутанная шалью быстрым шагом шла к калитке. — Ирина, стой, кому говорю!?
— Я устрою этому жадному уроду! Из-за него Коля умер! Из-за него! Так пусть он это знает! — кричала мама, что люди, оборачивались, проходя мимо.
— Ирина! — бабушка, хромая поспешила за мамой, но у калитки обернулась на меня. — Марин, поди, выключи чайник!
Ком подступил к горлу. Я кивнул сам себе и, сделав вдох, прошел к дверям, но испугался в самый последний момент. Схватившись за ручку двери, я сжал зубы, нервно потрепал себя по волосам. Там мой отец! Отец, которого не надо бояться. Он не сделал мне ничего плохого, подарил мне жизнь и помогал стать мужчиной.
Выдохнув, я зашел в дом, прошел на кухню и выключил кипящий чайник. Сердце от страха колотилось с немыслимой силой. Уши закладывало. Я сунул руки в карманы и, еле переставляя ватные ноги, пошел в зал, где находился отец.
От одного взгляда мне стало плохо и больно. В груди неприятно заныло. Я взглянул на отца и почувствовал, как начало резать глаза, но сдержался.
— Я проспорил… — хрипло выдал я и тут же откашлялся. — Ты выиграл наш спор. Я должен рубль.
Я достал из кармана смятую купюру и прикрыл глаза, не зная, стоит ли делать так или нет. И правильно ли разговаривать с отцом сейчас? Да и вообще зачем нужно говорить с мертвыми? Всегда считал это глупостью, пока не столкнулся с этим сам.
— Тебе стоило дождаться меня. Если бы я был рядом, не произошло бы того, что… произошло. — Я выпрямился и сжал зубы, чтобы не дать волю слезам. — Обещаю тебе, что не посрамлю нашу фамилию! Постараюсь заменить маме и бабушке тебя… Не получится, я знаю, но… я буду стараться. И вот… рубль, который я проспорил!
Я подошел ближе и вложил в карман отцовской рубашки рубль. Да, много раз слышал, что плохая примета и так делать нельзя, но отец всегда говорил, что долг — это святое. И мне не было страшно, когда я это делал.
— Будь он проклят! Чтоб он сгорел от своей жадности! Пусть слезами своими умывается, так же, как и я сейчас умываюсь! — кричала мама с коридора, и я поспешил к ней.
Я вытер влажные волосы полотенцем и взглянул в запотевшее зеркало. Есть в общественном месте — я не хотел, да и не любил. Знал, что там вечная антисанитария, поэтому решил устроить для Юли сюрприз и приготовить что-нибудь самостоятельно. Вот только проблема заключалась в том, что в квартире не было продуктов, а те что оставались, давно уже испортились. Собравшись, я оделся потеплее, проверил бумажник и вышел из квартиры, столкнувшись со своей соседкой.
— Здравствуйте, — сказал я, отчего у Брянской взлетели брови вверх от удивления, и она только и смогла кивнуть.
Никогда с ней не здоровался. Не нравилась мне она. Вечно недовольная, угрюмая и вообще странная женщина. Но сегодня… сейчас все изменилось. Я отбросил все плохие мысли куда-подальше и по-настоящему смог насладиться жизнь. Летел в небольшой магазинчик на углу словно на крыльях. Нужно было придумать, чем я предпочитал обедать. Время близилось к трём часам. За разговорами с Юлей я и не заметил, как прошло время. Но это было здорово. Я почувствовал что-то чего у меня никогда не было.
Людей было предостаточно. Они были всюду: на улицах, в магазинах были огромные очереди, и я не сразу понял что случилось. Лишь уже будучи на кассе со спагетти и курицей в корзине, я услышал «С наступающим!» и ошарашенно взглянул на кассира. Я отстоял в очереди минут двадцать, и теперь, осознав, что завтра тут и вовсе будет не протолкнуться, нужно было закупиться. Я уже давно не отмечал никаких праздников, но в этом году я хотел быть в кругу нужных мне людей.
Набрав полную тележку продуктов: и нужных, и ненужных, я снова отстоял очередь и вернулся домой. Поставив пакеты на стол, мне оставалось только передохнуть и можно было приступать к готовке, но в дверь позвонили. Юля вернулась. Я был уверен, что это она, поэтому не раздумывая открыл дверь и охнул. На пороге стоял Есенский. Он расставил руки в стороны, зажимая в одной бутылку, а в другой книгу.
— Дружище-е-е! Я в дерьме! — громко объявил он и ввалился в квартиру.
Я покачал головой, прислушался к звукам на лестничной клетке и закрыл дверь. Серега прошел на кухню, сел за стол, громко поставив бутылку.
— Наливай!
— Да я… и не планировал… я же…
— Давай, не мямли, как всегда. А че за пакеты?
Я шумно вздохнул, достал из шкафа стакан и поставил перед бывшим другом. Он уже был навеселе, от него несло алкоголем, и стало очень интересно, что его привело ко мне. Вряд ли он пришел бы, чтобы поздравить меня с моей первой книгой.
— Прикинь, я совсем случайно нашел твой адрес в записной! Думаю, дай-ка приеду. А чего один стакан? Давай второй! — он поднялся, прошел к шкафу и достал ещё один, потом долго разбирался в том, как открыть бутылку. — А че с лицом? Откуда синяк?
— Да так, ерунда…
Не понимал его намерений. Что ему было нужно? Почему он так яро собирался меня напоить? Надоело одному? Я стал разбирать пакеты и поглядывал на время. Юля должна была уже вернуться, но я бы не хотел, чтобы к ее приходу Есенский был все еще тут.
— Так и что у тебя случилось? — спросил я и тут же получил в руки стакан с крепким алкоголем.
— Вот! — он залпом влил в себя виски и протянул мне свою книгу.
— А что не так?
— Что не так?! — взорвался Есенский. — Ты серьезно? Ты глянь, как эти придурки мелко мое имя напечатали! Они бы вообще убрали его с обложки! А мы с ними договаривались! Уроды!
— Действительно. — Выдохнул я и в пару глотков осушил стакан.
Очень было неприятно от того, что я к своей мечте шёл столько лет, а этот тупоголовый жалуется на мелкий шрифт. После первого стакана разум словно помутнел. А дальше все шло, как… шло. Мы с Серегой говорили о работе, потом разговор зашел о детстве, а там и о моей болезни. Мы выпили чуть больше половины бутылки, Серегу унесло, да и меня тоже. В голову лезли отвратительные мысли.
Я сидел на подоконнике у открытого окна, курил и рассказывал о лечении своей болячки, когда на кухне появилась Юля. Она скривилась, взглянув на Есенского и перевела взгляд на меня. Мне стало одновременно неловко и неприятно от того, что Юля мало того, что задержалась, так еще и ворвалась в мою квартиру без спроса. Я не знал, как объяснить Сереге о том, почему эта девчонка вечно рядом. Может быть потому что она уже стала мне близким человеком? К тому же после того, что было между нами, мы точно стали ближе. Мой опьяненный разум не давал возможности правильно мыслить.
Юля подошла к окну, закрыла его и выхватила у меня из рук сигарету, поворачиваясь к Есенскому.
— Что тебе тут надо? Тебе рядом с ним медом намазано? Зачем ты приперся? — с напором начала Юля, потом затушила сигарету и уперев руки в бока. — Ты его напоил? Тебе на улицах собутыльников мало? Пошел отсюда!
— Марин, это кто? Ты себе завел домашнего питомца?
— Серег, давай не будешь грубить, — сказал я, соскочив с подоконника и чуть не упал.
— Бери теперь свои ноги в руки и вали отсюда. — не унималась Юля, а на все мои попытки дотронуться до нее оказались безрезультатными.
— Ты вообще знаешь кто я такой?
— Мне наплевать, кто ты такой! Но знаешь что?! Одно мое слово, и ты вылетишь из своего тухлого издательства, а в другие тебя попросту не возьмут! Я уж точно позабочусь об этом!
— Слушай сюда! — Есенский резко поднялся на ноги, склонившись над Юлей, отчего я испугался, что он может ударить ее. — Ты вообще знаешь, что я его друг? С детства! Мы с ним и через огонь, и через воду, а ты… кто ты такая, чтобы что-то мне указывать?!
Он ткнул пальцем ей в грудь, и это меня разозлило.
— Так, Серег, давай отсюда. Тебе пора. — Я отодвинул Юлю в сторону и взял Есенского под руку.
Я сам еле стоял на ногах, но должен был показать, что никому не позволю так с ней разговаривать. Она заслуживает уважения.
— Вот как? Друга на бабу? — возмущался Серега надевая ботинки.
— Давай молча.
Юля стояла в дверях кухни и наблюдала за нами, а я мечтал выкурить еще одну сигарету, потому что меня начинало подташнивать от выпитого количества.
— Да она тебя бросит, как только узнает, что ты вот-вот сдохнешь! На квартиру позарилась, ты ж глянь на неё! Как она могла на тебя глаз положить? — шепнул мне Есенский, выходя из квартиры, на что я грубо вытолкнул его на лестничную клетку и закрыл дверь.
Перед глазами все плыло. Становилось все хуже, но мне предстоял еще разговор с Юлей, а это было куда страшнее.
Вернувшись на кухню, я снова сел на подоконник и взглянул на Юлю. Она продолжала стоять там, где стояла и молча на меня смотрела. Может быть ждала, что я начну извиняться? За что? Есенского я выставил за дверь, а то, что мы немного выпили — это… касалось только нас с ним и нашей, когда-то закончившейся, дружбы.
— Теперь я понимаю, почему у тебя до сих пор нет семьи. — Внезапно выдала Юля, присев на стул, на котором пару минут назад сидел Серега. — Ты делаешь только то, что хочешь ты… и, к сожалению, это никак не исправить. Я не знаю, что мне сделать, чтобы ты хоть чуточку прислушивался ко мне.
— Я не собираюсь отчитываться.
— Я не собираюсь отчитывать! Марин, ну ты же сам понимаешь насколько все серьезно… А этот козел что тогда в больнице строил из себя не пойми что, и теперь пришёл к тебе же домой и заставил тебя пить! А если тебе, не дай Бог, сейчас плохо станет? Укол делать нельзя! Ладно… я вижу, что до тебя я сегодня не достучусь. Поеду домой, раз уж здесь мне не рады!
Она вышла из кухни, а я снова испугался, что она уйдет надолго. Спрыгнув с подоконника, я поспешил за ней. Юля и правда собиралась уходить. Уже надела шапку и наматывала шарф на шею. Взглянув на меня, она продолжила одеваться, а я будто бы забыл все слова разом. Стоял и смотрел. Я вёл себя, как козел. Самый настоящий. Она могла подумать, что я жду момента, чтобы закрыть за ней дверь. Но я тоже стал собираться.
— Ты куда? — удивилась Юля, взглянув на меня.
— Хочу прогуляться с тобой. Исполнить восьмое желание.
«8. Хочу покормить уточек на пруду».
— Со мной? Я собираюсь домой, если ты не заметил. Марин, я не понимаю тебя! У тебя отношение ко мне меняется так быстро, что я просто не успеваю тебя понимать! — она развела руками и поправила шапку. — Ты ведешь себя, как… как мужлан! Если тебе хорошо — ты держишь меня рядом, если плохо… стараешься избавиться от меня.
— Юль… — мне стало стыдно, я присел на тумбу и попытался скорее прийти в норму, чтобы ответить что-нибудь.
— Я уже говорила тебе о том, как я отношусь к тебе. Я доверяю тебе полностью, но если ты этого не ценишь…
— Я ценю!
— Нет. Если бы ценил, то не пытался бы скорее приблизить конец. Марин, ты болен.
— Ты все время мне об этом напоминаешь!
— Нет… — Юля подошла ко мне, сразу же обняла и прижалась щекой к моему лбу. — Я просто боюсь, что твои эти… встречи с «друзьями» могут тебе навредить. А я же не могу быть вечно рядом с тобой…
Первую зиму без отца нам пришлось тяжело. Мама сильно заболела. Мне приходилось работать вместо нее, а потом идти в школу. Я просыпался рано, часа в три ночи, чтобы все успеть. Бежал на работу. До шести утра как раз со всем управлялся, прибегал домой, переодевался, собирал портфель и бежал в школу. Иногда я заходил в школьную библиотеку, где никогда никого не было, прятался за последний стеллаж и плакал. Все тело болело после работы, одноклассники ненавидели, маме не становилось лучше, а я не мог ничем помочь. Если бы отец был жив, он бы объяснил мне, как нужно сделать так, чтобы было правильно, но его нет, и я не знаю, что делать. Было страшно потерять еще одного дорогого человека.
Однажды вернувшись домой из школы, я увидел, что мама сидела с бабушкой на кухне. До этого дня, она ни разу не вставала с постели. Я обрадовался, что ей стало лучше. Сразу же обнял, пытался сдержать эмоции, но слезы сами по себе потекли по щекам.
— Милый, не плачь… жизнь — сложная, но интересная. И даже если в ней случаются горести, не время вешать нос. — Ласково говорила она, обнимая меня и проводя теплой рукой по моим волосам. — Ты же большой мальчик, ты же понимаешь, что я не могу быть вечно рядом с тобой…
— Прости, — сказал я, еле сдерживая пьяные слезы, которые навернулись на глаза.
Юля поцеловала меня, ласково улыбнулась и чуть сморщилась.
— Больше не буду целовать тебя… от тебя пахнет каким-то… спиртом смешанным с вареньем! Твой дружок Есенский ещё и в алкоголе не разбирается. — Усмехнулась она, поправляя мои волосы. — Давай, собирайся, пойдем тебя проветривать.
Я быстро собрался. Решил одеться потеплее, чтобы прогуляться подольше.
Мы вышли из дома и направились в парк, где я бывал редко, и еще реже с кем-то. Юля прятала щеки в шарф. Она, привыкшая не гулять, а кататься на машине, никак не могла смириться с морозом. Мы зашли в магазинчик по дороге, купили первый попавшийся на глаза батон и отправились к пруду, где всегда можно было покормить уток. Только не все это делали. Вот и когда мы подошли туда, там не было людей. Несколько птиц плавали кругами в одном месте, но Юля сразу же их спугнула своими эмоциональными возгласами:
— Смотри! Смотри! Смотри!
Мне по-прежнему было плохо, но уже не так, как было дома. Вернее, это не плохо… просто алкоголь постепенно выветривался из организма. Вероятно, я только поэтому еще не замерз. Пока Юля выглядывала уток с другой стороны, я стоял оперевшись на стальные перила, которые разделяли нас от пруда и, понемногу отщипывая батон, кидал кусочки в воду. Ну, признаться, из-за пропущенного завтрака и обеда иной раз куски батона отправлялись и мне в рот. Не мог сдержаться, чтобы не съесть хоть кусочек свежей выпечки. Оказалось, что когда безумно голоден — вкусным будет даже хлеб, а некоторые жалуются, что не знают, что им съесть, чтобы утолить голод. Чревоугодие. Грех.
Я передернул плечами и почувствовал ледяные мурашки, пробежавшие по всему телу.
— Ого, сколько их прилетело! — прошептала Юля, отчего я вздрогнул.
Не заметил, как она подошла. Выдохнув, я бросил еще кусок в воду и взглянул на птиц. А ведь им страшно, но выбора нет: либо умереть от голода, либо от рук человека. Если уж умирать, то умирать зная, что ты приложил все усилия в достижении своих целей. А какая у меня цель? Все эти глупые желания из детства, которые я за всю жизнь не исполнил — исполнила девчонка, которую я знаю пару месяцев. Пусть и не все, но если бы не она — ничего бы так и не исполнилось. Я взглянул на то, как увлеченно, она отрывала кусочки батона и кидала их в уток. Это выглядело забавно.
— Юля, постой… Ты их убить решила? — рассмеялся я, обнимая ее и показывая куда лучше всего кинуть следующий кусочек угощения. — Нужно не пугать их, а кормить.
— Я кормила! И вообще, я думала, что они попросту не заметят, если я кину подальше.
— Они голодные, так что заметят все, что ты бросишь в воду.
— Такие миленькие и голодные… давай каждый день будем сюда ходить и кормить их! — предложила Юля и обернулась на меня. — Давай?
— Каждый день? Ну… думаю, что свежий воздух пойдет на пользу! А вот сейчас лучше вернуться домой. У тебя уже нос красный.
— Но я не замерзла! — возмущалась Юля, но все же согласилась пойти домой.
Мы вернулись. Юля, не успела снять шапку, сразу же прошла в гостиную, включила телевизор, гирлянды и, кинув куртку на диван, отправилась на кухню. Она вела себя так, будто бы это был я у нее в гостях. Но мне безумно это нравилось. Я чувствовал себя спокойно. Возможно, это все выглядело так, будто бы я всю жизнь ждал, когда появится человек, который будет ухаживать за мной, заботиться и радоваться всем моим достижениям.
— Ты чего там застыл? Плохо? — обеспокоенно спросила Юля, выйдя в коридор и подойдя ко мне. — Марин?
— Я снова задумался… — выдохнул я, вешая куртку в шкаф и прошёл на кухню за Юлей.
— О чем ты постоянно думаешь?
— В основном это воспоминания о детстве… самые яркие события, которые у меня были.
— Какие?
— Моменты обиды, страха, горести… мне кажется, что как только я вспомню день, когда… умерла моя мама — это будет и моим последним днем.
— Что за бред?
— Извини? — я присел на стул и взглянул на Юлю.
— Ты сам веришь в то, что говоришь? Прости, я понимаю, что тебе тяжело, но… неужели, ты не можешь думать о чем-то хорошем? У тебя в жизни не было хороших моментов?
Я пожал плечами, ведь я совершенно не помнил, что меня радовало в детстве? Всю жизнь я пытался смириться со смертью близких людей. После смерти отца я долго не мог прийти в себя. Несколько лет не мог спать ночами, все думал, что виноват только я. Только смирился — беда случилась с мамой. Острая боль потери преследовала меня на протяжении десяти лет, если не больше. Но стоило мне перестать каждую ночь думать о той трагедии — умерла бабушка. И я остался один. Я был совсем один. Работал, подрабатывал, писал в свободное время, и стоило душевной боли чуть стихнуть, я узнал о диагнозе. Нет радости в жизни.
— Ты не можешь этого понять, потому что твое детство отличалось от моего. — Сказал я, проведя руками по волосам.
— Отличалось? — разозлилась Юля и прошла по кухне. — Ты вообще знаешь, что я пережила в детстве? Ты рассказывал мне утром о том, как здорово тебе жилось с мамой, с бабушкой, с отцом… А я даже представить не могла своих родителей в одном месте в одно время! Отец вечно был занят своим издательством, мать все время гуляла где-то, уж точно не со мной, потом у неё салон появился. А бабушка уделяла мне время в перерывах между готовкой и уборкой! Да, мы жили в огромной квартире, с кучей дорогой мебели, с отдельной библиотекой, в которой было огромное количество сказок, я не умела читать, и мне не давали брать что-либо с полок, чтобы просто картинки полистать! А стоило мне пойти в школу, мать сразу же отправила меня сразу на пять кружков! И мне не было классно, я была в кругу таких же эгоистичных придурков, как и мои родители! — Ее будто бы трясло от всех этих воспоминаний, но она продолжала ходить по кухне и выговариваться. — Мне было тринадцать, когда родился мой брат! И в тринадцать я сама записывалась на всевозможные кружки, лишь бы не быть дома, где орал не только маленький Эрик, но ещё и отец, которому нужно было сосредоточиться на документах, мать, вечно была недовольная пеленками, и бабушка, которой приходилось растить моего брата и слушать ссоры родителей! Ты думаешь, что раз я родилась в семье богатенького папаши — то все? Детство удалось?! Да я бы все на свете отдала за то, чтобы в выходные сходить с отцом в зоопарк или покормить уток! Но им с матерью, что тогда, что теперь — плевать на меня! А у тебя было счастливое детство. Твой отец — герой! Он был готов на все ради своей семьи! Мама — сильная женщина! Она вырастила тебя, несмотря на сложности! Бабушка — это… да по твоим рассказам, я вообще в восторге от нее! И ты еще смеешь жаловаться… Бедненький, воспоминания его донимают! Да у тебя хотя бы есть что вспомнить! А я — не могу вспомнить ни одного хорошего момента! Ни одного за всю свою жизнь!
Она прошла к холодильнику, достала оттуда бутылку с водой и сделала пару глотков, затем выдохнула и взглянула на меня. Конечно, Юля ждала, что я скажу хоть что-то, но мне в голову ничего не приходило.
— Я хочу есть! Я устала… из-за тебя не ела весь день. — Она открыла холодильник и пару минут все рассматривала, потом закрыла его и ушла в другую комнату.
Я сидел и ждал ее, но Юля все не возвращалась. Поднявшись, я неторопливо прошел в гостиную и увидел то, как она уже застегивала куртку.
— Ты куда?
— Домой.
— Что случилось? Я могу приготовить ужин… да и планировал сегодня приготовить что-нибудь, просто Есенский…
— Марин, я не могу так… Ты слишком закрыт. Я не знаю, может ты думаешь, что я слишком глупая, поэтому не разговариваешь со мной на темы, которые тебя беспокоят. Не могу я так. Я устала… хочу немного отдохнуть без тебя. Я думала, что ты будешь рад, когда я издам твою книгу. И да, ты отблагодарил, но… мне очень жаль, что для тебя это ничего не значило.
— Что ты такое говоришь? — я был безумно удивлен, слушая ее.
— Не хочу больше ничего говорить. — Она развернулась и решительно направилась в коридор.
— Юля! — я пошел за ней, ну не мог же просто так отпустить ее. — Если ты сейчас уйдешь, я не перенесу этого!
Юля подняла на меня взгляд и смотрела, не моргая, а затем продолжила собираться, словно не слышала того, что я сказал.
— Юль…
— Не надо мной манипулировать!
— Я и не собирался. — Я взял ее за руку и подошел ближе, чему она удивилась и даже растерялась. — За месяц в больнице, я чуть с ума не сошел, потому что не видел и не слышал тебя.
— Угу… и поэтому ты мне не звонил! Прекрасно! — она высвободила свою руку из моих и вздохнула.
— Я не звонил потому что…
— Почему?
— Потому что думал, что тебе не до меня.
— А, ну класс! — Юля развела руками, повернулась к двери, и я испугался, что останусь один.
— Да, я закомплексованный, больной идиот! Я не звонил потому что думал, что так будет лучше! Я не хочу, чтобы после моей смерти ты страдала! И я не хочу и не хотел, чтобы ты привыкала ко мне, но пока я пытался отгородить тебя от себя, сам привык… и я ценю каждое мгновение, проведенное с тобой. Ценю, Юля, понимаешь? Но мне страшно, что будет с тобой потом.
Не знал, останется Юля или нет, но после признания стало легче. Сердце колотилось так, словно я пробежал марафон. Но она не ушла. Вероятно, обдумав все за короткое количество времени, Юля обернулась, подошла ко мне и поцеловала. Казалось, что в один миг все разрушится, но… наверное, она только этого и ждала. Ей нужна была только моя искренность. Взаимность.
— То, что будет «потом» тебя уже не будет волновать… а то, что есть сейчас просто прими. Неужели, это так сложно? — тихо проговорила она.
— Я каждый раз даю себе обещание, что буду наслаждаться жизнью, но у меня не получается.
— Значит, я тебе помогу! Не зря же я рядом! — Юля улыбнулась, снова поцеловала меня, и все же осталась.
Я еще раз попытаюсь начать все заново. Научусь радоваться мелочам. Научусь ценить моменты, проведенные с близкими людьми. Я постараюсь больше не вспоминать о прошлом, чтобы оно не убило меня раньше времени. Я смогу.