Давид
Я понял это в ту же секунду, как увидел отрицательные анализы ДНК теста.
В тот момент я словно упал на землю с огромной высоты. Части моего тела разлетелись в разные стороны, разорвались на куски и так и остались лежать на асфальте, истекая кровью. Такой был удар.
Невосполнимая утрата.
Не мой ребенок…
Не мой ребенок. Не моя жизнь. Жизнь, которой я хотел жить, хотел до сумасшествия ‒ оказалось, она никогда на самом деле мне не принадлежала.
И в тот момент мои глаза, наконец, открылись. Именно тогда, в ту самую секунду… я все понял.
Обратная дорога до дома прошла мимо моего сознания ‒ казалось, всего один миг, и я уже был здесь. Выйдя из машины, я направился к двери, ведущей на лестницу. Но ноги сами собой пронесли меня на набережную Тибра.
Отдал бы что угодно, чтобы это был я. Всего лишь слова… но сколько в них невыраженной боли.
Я отдал бы все, сделал бы что угодно, чтобы быть рядом с ней и ребенком ‒ даже несмотря на то, что не я оказался его отцом.
Больше всего на свете я хотел быть с ними. Чтобы она улыбалась мне, приходя с занятий. Смеялась над моими шутками. По вечерам готовила для меня ужин. Суетясь, накрывала на стол, болтая ни о чем. Возилась с ребенком, моим младшим братом, милым белокурым мальчиком, похожим на жемчужину, которого я успел так сильно полюбить ‒ и все время рядом с ней был бы я.
Я хотел этого больше всего на свете… Но у меня… просто не было на это права.
Все это время я считал, что эта девушка украла мою жизнь и солгала, что это не так. Но оказалось… что эта жизнь никогда на самом деле мне не принадлежала.
Я сам, своими руками отдал счастье другим, тем, для кого оно никогда не будет значить столько, сколько для меня. Я сам отказался от нее в тот день, отказался из слабости, нерешительности и эгоизма. Отбросил от себя подаренное мне сердце. И посмел возненавидеть ее за то, что она не стала безропотно этого терпеть.
Ника… моя непослушная девочка!.. Почему в моей душе больше нет ненависти к тебе? Почему я не могу снова тебя возненавидеть? Ненависть хоть как-то помогала терпеть эту боль. Но ее больше не было в моей душе.
Я смотрел на вас вместе на той кухне, где ты готовила ужин для него и вашего малыша… или, вернее, не мог смотреть на жизнь, от которой сам отрекся. И взглянув на ситуацию твоими глазами, увидев все со стороны, я понял тебя.
Как бы ты призналась мне, что беременна? Как смогла бы снова поверить такому, как я? Ты хотела лучшего для своего ребенка. И пусть на самом деле ты считала меня его отцом (я все прочел в твоих глазах)… меня-то не было рядом с тобой. А он был рядом, помогал тебе. И ты выбрала его папой для маленького Паши.
Я понял тебя, Ника. И наконец, действительно простил. Но почему от этого мне стало еще тяжелее?
Подойдя к парапету, взглянул на серое осеннее небо, отражавшееся в грязно-бурой воде великой реки. Вынул из кармана кольцо, которое я хранил столько лет, и которое тайно подарил ей в тот раз. Которое она в гневе кинула на пол. А я подобрал…
Она просила меня исчезнуть из ее жизни. И я сделаю так, как она хочет. Больше не стану пытаться рассорить ее с мужем. Не усложню ее существование своим присутствием. Больше никогда не буду причиной ее страданий. Больше не оскорблю ее ‒ непокорную, упрямую. Нежную, милую, смешную. Смелую и сильную.
Пришло время прощаться с древним городом. Мне придется оставить здесь часть своей души. Я с трудом смог сделать вздох, и мои легкие наполнил сырой речной воздух.
Колечко с признанием в любви лежало на моей ладони. Одно движение… Отпустить. Бросить в воду. Ведь мне не нужен был вещественный символ, чтобы помнить о любви к ней. Забыть ее было невозможно. Она всегда будет в моих мыслях, хочу я этого или нет.
Разжать руку. Отпустить.
Дать ей жить жизнью, которая никогда не станет моей…
***
Ника
Еще час мы с Пашей провели на той площадке в парке Вирджилиано. Я покатала его на карусели, построила с ним башню из песка и веточек, помогла ему подняться на вершину пластикового форта для детей постарше.
Слезы высохли на моем лице. Рана так ни куда не исчезла, но мне стало легче выносить эту боль ‒ привычные заботы помогали. Время с малышом было единственным, что могло принести мне какое-то облегчение, и я была благодарна Богу за то, что у меня был ребенок.
И как бы я ни убеждала себя в том, что сегодня наша с Давидом любовь очистилась от всего лишнего, чем мы затенили ее… я понимала, что меня всегда будет это ранить. То, что он не смог принять ребенка, который был самой важной частью моей жизни. Результаты этого теста стали для нас чем-то вроде испытания. И видимо, его любовь была не так сильна, чтобы его выдержать.
Вернувшись к особняку другим путем, мы сразу поднялись в детскую, и я доверила Пашу Мартине ‒ она должна была покормить его и уложить на дневной сон. А сама зашла в спальню, чтобы переодеться в легкое платье.
― Привет, ― я улыбнулась Альдо.
― Привет. Где ты была?
― Гуляла с Пашей. Мы сходили до парка.
Тут, повернувшись, Альдо сделал шаг мне навстречу…
И дал мне пощечину. Резко ударил меня по лицу.
***
Острая безумная боль перемешала все мысли в моей голове. Воздух вышел из легких. Я. расширенными глазами посмотрела на мужа. Дотронулась до щеки.
Ударил… Он… меня… ударил?..
Мне казалось, все это не может происходить на самом деле. Это просто какой-то дурной сон.
― Все меня предупреждали. Мать, отец и даже твой любовник! ― выкрикнул он словно не в себе. ― Я привел тебя в дом своих предков. Сделал наследницей титула. Принял твоего ублюдка! И что я за это получил?!
Я все еще не могла сделать вздох. Просто смотрела на него. И мой мозг отказывался воспринимать происходящее.
― Я вас видел!.. И как часто вы встречаетесь?! ― Альдо слегка встряхнул меня. ― Отвечай! Как ты могла?!
Вот оно что. Возможно, муж как-то понял, что звонок был от Давида (мы говорили по-русски, но он догадался, кто был на другом конце) и проследил за мной. Увидел наш поцелуй… и сделал выводы.
― Отвечай, Ника!..
Внезапно… я громко рассмеялась.
Я смеялась, смеялась, и ничего не могла с собой поделать.
Значит, вот что он думал все это время обо мне и моем ребенке! Ну, да, конечно, а как же иначе…
― Что с тобой? Отвечай… как ты могла предать меня?! После всего, что я для тебя сделал! После всего, что стерпел от вас! ― он снова встряхнул меня.
Смех резко замер на моих губах.
― Убери руки!..
Вырвавшись, я минуту просто смотрела на этого мужчину. Смотрела, не зная, что именно чувствовала в этот момент. Смятение? Растерянность? Обиду, злость, гнев, ожесточение? Презрение к нему… или даже ненависть? Ощущение свершившейся несправедливости?
Наверное, самым сильным было… разочарование. Сильнейшее разочарование.
Развернувшись, я дошла до гардеробной, где были сложены мои вещи.
― Я с тобой говорю! ― муж направился вслед за мной.
Не слушая, стащила со стеллажа объемный чемодан. Начала складывать в него свою одежду. Только ту, которая могла понадобиться мне в ближайшее время… и только ту, что покупала сама, на свои модельные гонорары.
― Имей хоть каплю совести… и хоть грамм чести, чтобы объясниться!
«Заговорил про честь? И много чести нужно, чтобы бить жену?!», чуть было не выкрикнула я.
Но потом просто повернулась к нему. Окинула взглядом подтянутую смуглую фигуру в легком элегантном костюме. Запечатлела в памяти до молекулы выверенный образ аристократа. Образ, теперь не внушавший мне ничего, кроме отвращения.
Посмотрела ему в глаза.
― Хочешь объяснений? ― произнесла холодно, спокойно. ― Хорошо, слушай. Давид Третьяков сумел раздобыть образец ДНК Паши и сделал тест на отцовство. Он оказался отрицательным ‒ это не его ребенок, и он понял это. Давид осознал, что мы уже никогда не будем вместе. Решил вернуться в Милан, чтобы нас разделяло пятьсот километров ‒ чтобы мы оба смогли начать новую жизнь порознь. Он только попросил меня о самой последней встрече. Это был наш прощальный поцелуй. Верь, не верь ‒ мне все равно, ― пожала плечами. ― Я тебе не изменяла.
Хотела этого, мечтала об этом. Но осталась верна ему. По крайней мере, физически.
Измена никогда не была для меня строгим табу. Случалось, я гуляла одновременно с несколькими парнями, обманывала их, позволяла думать, что у наших отношений есть будущее, когда его не было. И не парилась, забывала об этом ‒ в конце концов, мне было просто все равно.
Но наш брак что-то значил для меня. Наши клятвы… я вкладывала в них большой смысл. Люди, идущие вместе по жизни. Родные, чтобы ни произошло. Вместе, несмотря на любые внешние помехи. Союз двух взрослых людей, питающих друг к другу нежность и уважение.
Преданность, верность, взаимопомощь… Мне казалось, что такие вещи были важнее и ценнее страсти и, возможно, даже любви. Мне пришлось отказать Давиду по многим причинам, и желание сохранить наш брак было основной из них.
Но все это оказалось еще одной моей мечтой, разлетевшейся на куски.
Я видела, как постепенно до него доходят мои слова… в глазах загорается понимание. Вина. Сожаление.
Но мне не было дела до его сожалений. Я демонстративно дотронулась до щеки, которая все еще горела от удара.
― Ника… ― произнес Альдо, понизив голос. ― Ника, я… Я не хотел, ― он попытался коснуться моего лица. ― Я верю тебе. Верю, что ты ни в чем не виновата.
Гневно усмехнувшись, покачала головой. И засунула в распахнутый чемодан стопку своих джинсов. Неужели он надеется как-то загладить то, что произошло? Заставить меня забыть… о таком?
«Принял твоего ублюдка».
Все время мира не поможет мне забыть!
― Я не хотел, звездочка. Увидел, как вы целуетесь, и все неправильно понял. Как еще я мог понять? У меня голова пошла кругом! Остановись, давай это обсудим. Мы же можем попытаться все исправить?
Снова этот рассудительный тон…
― Ничего уже не исправишь! ― схватив чемодан за ручку, протащила его в нашу спальню. ― Все кончено!
Альдо прошел за мной. Несколько минут он молча наблюдал, как я мечусь по комнате, собирая вещи и тут же запихивая в чемодан.
― Ника, иногда я забываю, какая ты еще молодая! Постой хотя бы секунду, ― наконец, не выдержав, он остановил меня, сжав в руках. ― Ты рубишь с плеча. Куда ты идешь?
От этого прикосновения все во мне содрогнулось от гнева.
Рублю с плеча? Молодая? Может, так и есть. Но этому мужчине уже не придется наблюдать, как я буду расти и взрослеть!
― Я еду к отцу моего сына, поживу пока у него.
Отпустив меня, Альдо медленно кивнул. Но тут я продолжила свою мысль:
― Поживу у Игоря. Потом сниму собственную квартиру. Не волнуйся, tesoro mio! Тебе и дражайшим маркизу с маркизой не придется содержать меня после развода. Потому что в ближайшее время я снова собираюсь начать работать моделью!
Его рот приоткрылся.
Мне немного не понравилось, как прозвучала эта моя речь ‒ и правда, как-то по-детски, с подростковым вызовом. К тому же я просто вывалила на него новость о том, что хочу развестись. И пусть теперь я вообще пожалела, что когда-то мы поженились, я должна была вести себя взрослее, достойнее. Хотя бы ради того хорошего, что когда-то было между нами.
― Прости, Альдо, ― покачала головой. ― Наш брак был ошибкой.
Этим словам удалось пробить панцирь его спокойствия. Альдо побледнел… и словно на секунду впал в ярость. Не став дожидаться, когда он еще что-то мне скажет, я быстрым шагом вышла из нашей комнаты. Вошла в детскую.
― Собираемся, зайчик, ― открыла шкаф, сняла с полки походную сумку, в которой было сложено все необходимое. ― Снова поедем к папе. Папа так нам обрадуется!
Малыш встал в своей кроватке, держась за прутья.
― К папе? ― обрадовался он.
― Да, мой сладкий, ― нагнулась к нему, поцеловала в щечку… смахнула с нее свою слезинку, которая упала на его личико и начала собирать его в дорогу. ― Поживем у папы. И все у нас с тобой будет хорошо!..
В этот момент я почувствовала, как мое сердце защемило от грусти, от одиночества. Ведь на самом деле мы с ним никому из них не были нужны.
Ни Игорю. Ни Давиду… Ни даже Альдо.
Совсем скоро я должна была начать работать много и тяжело. Снова на меня должны были обрушиться сложности, с которыми сталкиваются матери-одиночки. Вновь моя жизнь лишится важного баланса.
Совмещать карьеру, заботу о ребенке и учебу в университете, которую тоже придется оплачивать из своего кармана? На сколько частей мне придется разорваться? Наверное, стоит на время забыть об учебе, в надежде, что через несколько лет мне и без диплома удастся как-нибудь устроиться? Снова понадеяться на Игоря?
Правда, мне уже сейчас полагались кое-какие деньги от семьи Альдо, их хватило бы и на дом, и на учебу, и просто на жизнь ‒ правда, чтобы получать их, я должна была остаться безработной. А этого я в любом случае делать не собиралась. Пойти по стопам своей матери, начать жить на одни алименты? Нет уж, как-нибудь справлюсь сама.
А ведь мама оказалась права насчет того, что нам не нужно было жениться! Недолгий скоропалительный брак двух иностранцев… По сути, ничего серьезного. Разведемся, даже толком не побывав молодоженами. Я считала свое супружество тихой гаванью, надежным убежищем. Но наш корабль налетел на рифы и осел на камнях, не видных под водой.
Некоторое время назад я забеременела, но у меня случился выкидыш ‒ врачи сказали, что я здорова, и что такое просто… иногда бывает. Возможно, если бы у нас были дети, я попыталась бы как-то реабилитировать наш брак, простить его? Хотя бы ради них.
Но детей у нас не было, а значит, мне нет смысла думать об этом. Моя любовь к нему и так почти прошла ‒ единственное, что ее поддерживало, это вера в безусловность его чувств. А оставаться рядом с ним ради Паши, чтобы обеспечить своему малышу стабильность, подобие семьи… после такого?
Я знала, что в моих ушах всегда будут звучать его слова.
Все рухнуло за одно мгновение.
Сжав Пашину ладошку, второй рукой взялась за чемодан, начала спускаться по лестнице. Но внизу увидела мужа. Он стоял посреди утонченно-пышного вестибюля своего фамильного дома, его руки были сложены на груди, лицо было спокойным, но уже по-другому…
Потому что теперь в его глазах был лед.
***
― Ника, я никогда не дам тебе развод, ― уверенно сказал Альдо, чеканя каждое слово.
Невольно я остановилась, так окончательно не сойдя вниз.
―В каком смысле, не дашь? ― презрительно приподняла брови. ― Я в любом случае не останусь с тобой!
― Ты моя жена, нравится тебе это или нет. Ты знаешь о том, как богата и влиятельна моя семья, каким мы пользуемся уважением в обществе. Если ты пойдешь в суд, мы оберем тебя до нитки, и лучшие адвокаты нам в этом помогут.
― Как вы сможете меня обобрать? ― фыркнула я. ― Это мне, как твоей жене, полагаются алименты! Мне они не нужны, я собираюсь снова выйти на работу. Но и так очевидно, кто тут кого сможет обобрать, если захочет!
Но тут он сказал мне нечто такое, отчего в моей голове окончательно все перепуталось.
― Ты подписала брачный контракт, ― невозмутимо заявил муж.
Мой рот приоткрылся.
― Не… не подписывала! Что за ерунда? О чем ты?
― К твоему сведению, подписала. Год назад, когда я сделал тебе предложение, ты сказала, что никогда его не подпишешь, и что нам тогда вообще лучше не венчаться и продолжить жить в гражданском браке. Сказала, так будет даже лучше, и тебе не придется бросать любимую работу. В то время я не хотел с тобой ссориться, и ни на чем не стал настаивать. Но моя семья тоже была настроена против этой свадьбы. Пойми, родители ни за что не позволили бы нам пожениться, если бы ты не подписала документы!
Я так и продолжила стоять с раскрытым ртом на предпоследней ступеньке лестницы.
― В то время ты намного хуже знала итальянский, ― так же невозмутимо продолжил Альдо. ― Я дал тебе контракт, сказав, что это типовой договор на аренду дворца, в котором должна была пройти наша свадьба. И ты подписала, даже не читая. Пойми… у меня просто не было выбора! Ты должна была стать моей женой! ― в его голосе волной прокатилась страсть. ― И ты стала моей женой. Женой, черт побери! И ты останешься ей, что бы мне ни понадобилось для этого сделать!
Раньше мне очень нравилась эта сторона его натуры, по-итальянски страстная, ревнивая, горячая. Он редко показывал ее мне, но я особенно сильно любила его именно таким.
Но теперь внезапно я обнаружила в нем ту же нездоровую одержимость, из-за которой в прошлом так часто попадала в неприятности.
Ту, которая делала из мужчин сумасшедших, стоило им подумать, что они могут меня потерять…