— Вы скоро привыкнете! — заверил его Джои. — Итак, воскресенье, восемь часов, незамысловатый вечерний костюм. Если вам нравится, можете продеть красную ленточку в петлицу. Ее можно приобрести у Эванса в Ковент-Гарден.
— А Томми зовут леди...
— Аделаида. Пусть выкажет литературный вкус, тогда ей необязательны перчатки. По-моему, она их терпеть не может. — И Джои повернулся, чтобы уйти.
— А я женат? — спросил Питер.
Джо подумал и сказал:
— На вашем месте я бы стал избегать всяких разговоров о вашем семейном положении. У вас в прошлом были некоторые сложности в связи с браком.
— Да что вы, неужели? Вы не думаете, что это может не понравиться миссис Лавридж?
— Я уже поинтересовался на этот счет. Она славная, здравомыслящая девочка. Я пообещал не оставлять вас наедине с мисс Монтгомери, а Уиллис не должен позволять вам мешать напитки.
— Мне бы хотелось быть субъектом пореспектабельнее! — пробурчал Питер.
— Нам действительно нужен герцог, — пояснил Джои, — а этот — единственный, который подходит по всем статьям.
Обед имел исключительный успех. Войдя во вкус, Томми купила себе новую пару ажурных чулок и научилась говорить лениво растягивая слова. Питер, с возрастом сделавшийся забывчивым, представил ее как леди Александру; собственно, какая разница, оба имени начинались на «а». Леди при встрече назвала лорда Маунт-Примроуза не иначе как «Билли» и заботливо справилась о самочувствии его мамаши. Джои выдавал свои самые восхитительные истории. Герцог Уоррингтонский называл всех без титулов, по именам, и выказывал большую осведомленность насчет богемной жизни, — более симпатичного аристократа трудно было себе вообразить. Дама, чье настоящее имя не было мисс Монтгомери, молча, с замиранием сердца наблюдала за происходящим. Хозяйка была необычайно мила и обходительна.
За этим последовали другие, проходившие с равным успехом обеды. Крут знакомых Джои, казалось, был ограничен исключительно высшими слоями британской аристократии, с одним лишь исключением: то был немецкий барон, низенький, толстый джентльмен, прикладывавший, стараясь казаться внушительным, палец к правой ноздре и при этом тянувший физиономию прямо к носу собеседника. Миссис Лавридж недоумевала, почему ее супруг не познакомил ее раньше со своими друзьями но восторг гасил в ней подозрительность. Мало-помалу члены Автолик-клуба перенимали иную манеру речи. Теперь уже друзья не могли узнать друг друга по голосу. В каждом углу клуба каждый наедине с собой практиковался, воспроизводя интонации высшего общества. Члены клуба завели привычку обращаться друг к другу не иначе как «дорогуша» и, отказавшись от трубок, принялись курить дешевые сигареты. Многие из завсегдатаев покинули клуб.
Так могло бы продолжаться и дальше без сучка и задоринки, если бы миссис Лавридж полностью доверила все, что касалось организации общения, своему супругу и не пыталась бы помочь ему со своей стороны. Однажды в самом разгаре всей этой поры мистер Джозеф Лавридж и его супруга были приглашены на некий политического толка прием на открытом воздухе. В последний момент мистер Лавридж пойти на прием не смог. Миссис Джозеф Лавридж отправилась туда одна, где и познакомилась с различными представителями британской аристократии. Привыкшая к общению с аристократией, миссис Лавридж чувствовала себя непринужденно, вела себя мило и естественно. Супруга одного влиятельного пэра, побеседовав с ней, прониклась к ней симпатией. И миссис Джозеф Лавридж взбрело в голову пригласить эту самую леди посетить их дом на Риджент-Парк, где бы она встретилась с представителями своего круга.
— В будущее воскресенье у нас обедают лорд Маунт-Примроуз, герцог Уоррингтонский и кое-кто еще, — сказала миссис Лавридж. — Не окажете ли нам честь своим появлением? Мы с мужем, конечно, люди совсем не знатные, но с нами многие любят общаться.
Супруга влиятельного пэра взглянула на миссис Лавридж, посмотрела вокруг себя, снова взглянула на миссис Лавридж и сказала, что придет с удовольствием. Сначала миссис Лавридж хотела сообщить супругу о своем успехе, но какой-то чертенок, вселившийся в нее, принялся нашептывать, что получится гораздо интереснее, если она сохранит пока все это в тайне, а в восемь часов в воскресенье все откроется, и она преподнесет ему это как сюрприз. Ее сюрприз превзошел все ожидания.
Герцог Уоррингтонский, которому потребовалось обсудить с Джозефом Лавриджем кое-какие журналистские проблемы, прибыл в половине восьмого с серебряной звездой, приколотой к манишке, купленной накануне на Игл-стрит за восемь шиллингов и шесть пенсов. Герцог явился в сопровождении леди Александры в рубиновом ожерелье, точь-в-точь таком, в краже которого ошибочно обвиняли вот уже полгода каждый вечер и дважды по субботам известного Джона Весельчака. Лорд Гэррик, подхвативший свою супругу (мисс Рэмсботэм) у ресторации «Матушка Красный Колпачок», пожаловал с нею пешим ходом без четверти восемь. Лорд Маунт-Примроуз вместе с сэром Фрэнсисом Болдуином прибыли в экипаже в семь пятьдесят. Его сиятельство лорд, проиграв в орлянку, заплатил кучеру. Достопочтенный Гарри Сайкс (он же Птенчик) был препровожден в гостиную через пять минут после того. Сиятельное общество, расположившись в гостиной, благодушно беседовало, ожидая, когда пригласят к столу. Герцог Уоррингтонский рассказал анекдот про кошку, который все восприняли с недоверием. Лорд Маунт-Примроуз выразил желание узнать, случайно не то ли это животное каждый вечер в полдесятого имеет обыкновение карабкаться по ограде его милости и стучать к его милости в дверь? Достопочтенный Гарри заметил, возвращаясь к разговору о кошках, что у него была как-то собака, терьер, — но в этот момент отворилась дверь и Уиллис объявил приход леди Мэри Саттон.
Мистер Джозеф Лавридж, сидевший у камина, поднялся. Лорд Маунт-Примроуз, стоявший у рояля, опустился на стул. Леди Мэри остановилась в дверях. Миссис Лавридж направилась ей навстречу.
— Позвольте представить вам моего супруга, — сказала миссис Лавридж. — Джои, дорогой, это леди Мэри Саттон. Я познакомилась с леди Мэри на днях у О'Мейерсов, и она была настолько мила, что приняла мое приглашение. Я забыла тебе об этом сообщить.
Мистер Лавридж сказал, что счастлив познакомиться; после чего он, несмотря на свою обычную разговорчивость, как в рот воды набрал. В гостиной воцарилось молчание.
До того момента Сомервиль являлся адвокатом без практики. Тот вечер стал считаться началом его успешной карьеры. До того в нем никто не находил ничего примечательного. Сомервиль подошел к леди Мэри и протянул руку.
— Вы помните меня, леди Мэри? — сказал адвокат без практики. — Мы встречались пару лет тому назад и увлекательно беседовали. Меня зовут сэр Фрэнсис Болдуин.
Мгновение леди Мэри молчала, пытаясь что-то вспомнить. Леди Мэри была интересная, цветущая женщина лет сорока, с открытым, доброжелательным взглядом. Леди Мэри взглянула на лорда Гаррика, который что-то быстро говорил лорду Маунт-Примроузу, хотя тот его не слушал, а если бы и слушал, ничего бы не понял, так как лорд Гаррик, сам того не замечая, перешел с английского на шотландский. С него леди Мэри перевела свой взгляд на хозяйку, затем на хозяина.
Леди Мэри пожала руку, протянутую ей.
— Ах, конечно, — сказала леди Мэри, — какая я рассеянная! Ведь это же было в день моей собственной свадьбы! Прошу вас простить меня. Да, мы долго с вами беседовали. Теперь я вспоминаю.
Миссис Лавридж, чья старомодная учтивость являлась для нее предметом личной гордости, принялась знакомить леди Мэри со своими гостями и была несколько удивлена, что ее светлость, как оказалось, мало кого из них знала. Здороваясь с герцогом Уоррингтонским, ее светлость как-то странно улыбнулась. И лишь дочери герцога Уоррингтонского она заметила:
— Дорогая, вы так выросли с тех пор, как я видела вас в последний раз!
Как все и предполагали, приглашение к столу несколько задержалось.
За столом особого веселья не ощущалось. Джои рассказал всего одну историю; он рассказывал ее трижды, при этом дважды терял нить повествования. Лорд Маунт-Примроуз посыпал pate de foie gras[9] сахарной пудрой и ел его ложкой. Лорд Гаррик, выражаясь на смеси английского с шотландским, убеждал свою супругу перестать вести домашнее хозяйство, а лучше всего снять квартирку на Гауэр-стрит, поскольку, как он подчеркивал, это центральная улица. Там ей станут присылать обеды, и все проблемы будут решены. Поведение леди Александры показалось миссис Лавридж и вовсе неучтивым. Миссис Лавридж всегда отмечала в этой юной аристократке некоторую эксцентричность, но сегодня ее эксцентричность была прямо-таки несносна. То и дело леди Александра утыкалась лицом в салфетку и принималась трясти головой и раскачиваться, издавая странные, приглушенные звуки, как бы от нестерпимой физической боли. Миссис Лавридж вслух выразила надежду, что леди Александре не стало дурно, но леди Александра оказалась неспособной даже внятно ей ответить. Дважды за время обеда герцог Уоррингтонский вставал из-за стола и принимался расхаживать по комнате; и каждый раз на вопрос, не нужно ли ему чего-нибудь, герцог кротко отвечал, что ищет свою табакерку, и тут же снова садился. Казалось, единственным лицом, которое наслаждалось происходящим, была леди Мэри.
Дамы удалились наверх в гостиную. Нарушив долгое молчание, миссис Лавридж заметила вслух, дескать, как странно, что снизу из столовой не доносится веселый шум голосов. А объяснялось это тем, что вся мужская часть общества, будучи предоставлена самой себе, немедленно поодиночке и на цыпочках прокралась в кабинет Джои благо он находился на первом этаже. Раскрыв книжный шкаф, Джои вытянул оттуда аристократический справочник Дебретта, однако не обнаружил способности разобраться в нем. Сэр Фрэнсис принял справочник из его слабых рук. Прочая аристократия, сгрудившись в уголке, молча ожидала результата.
— Кажется, я наконец-то во всем разобрался, — провозгласил сэр Фрэнсис Болдуин. — Ну да, по-моему, теперь все безошибочно ясно. Она — дочь герцога Трурского, в пятьдесят третьем сочеталась законным браком с герцогом Уоррингтонским в церкви Святого Петра, Итон-Сквер. В пятьдесят пятом у нее родилась дочь, леди Грейс Александра Уорбертон Саттон, стало быть, девочке сейчас тринадцать лет. В шестьдесят третьем состоялся развод с герцогом Уоррингтонским. Насколько я понимаю, лорд Маунт-Примроуз приходится ей троюродным братом. Я же сочетался с ней законным браком в шестьдесят шестом в Гастингсе. На мой взгляд, более тесной семейной встречи мы и придумать не могли.
Воцарилось молчание; каждому сказать было особенно нечего. Дверь отворилась, и леди Александра (а попросту Томми) вошла в кабинет.
— Не пора ли вам, хотя бы частично, переместиться наверх? — сказала леди Александра.
— Я как раз подумывал, — произнес Джои, хозяин застолья, с грустной усмешкой, — не пора ли мне утопиться. Канал совсем рядом.
— Отложим это до завтра, — предложила Томми. — Я попросила ее светлость подбросить меня домой, и она пообещала это сделать. Эта женщина явно обладает чувством юмора. Подождите, пока я поговорю с ней.
Шестеро мужчин перешептывались, готовясь предложить некий совет, однако Томми в советах не нуждалась.
— Теперь отправляйтесь все наверх, — приказала Томми, — и постарайтесь быть полюбезнее. Она уезжает через четверть часа.
Шестеро притихших мужчин — впереди хозяин дома, в арьергарде оба супруга аристократки — устремились по лестнице наверх, при этом каждому казалось, что он вдвое потерял в весе. Шестеро притихших мужчин вошли в гостиную и расселись на стульях. Шестеро притихших мужчин пытались придумать, что бы такое сказать.
Мисс Рэмсботэм — как она после объясняла, пребывая в состоянии истерики, — подавляя клокочущие в груди звуки, подняла крышку рояля. Но единственное, что она могла вспомнить, была модная тогда в салонах песенка «Я зовусь Шампанским Чарли». Пятеро мужчин, лишь только она взяла последний аккорд, попросили ее сыграть еще. Мисс Рэмсботэм, еле владея истерически срывающимся голосом, пояснила, что, кроме этого мотива, никакого другого не знает. Четверо мужчин попросили ее снова сыграть тот же мотив. Мисс Рэмсботэм сыграла песенку второй раз, снабдив ее невольными вариациями.
Невозмутимый Уиллис возвестил, что прибыл экипаж леди Мэри. Компания, за исключением леди Мэри и хозяйки, с большим трудом сдержалась, чтобы не выразить бурный восторг. Леди Мэри поблагодарила миссис Лавридж за необыкновенно интересный вечер и предложила Томми поехать вместе с ней. Стоило леди Мэри уехать, как буйное веселье, опрометчивое по своей внезапности, овладело остальными гостями.
Спустя несколько дней экипаж леди Мэри снова подъехал к домику на Риджентс-Парк. По счастью, миссис Лавридж оказалась дома. Экипаж долго ожидал леди Мэри у дверей. После того как экипаж отъехал, миссис Лавридж заперлась одна в своей комнате. Младшая горничная сообщила кухаркам, что, проходя мимо двери, она различила звуки, выдававшие сильные чувства.
Через какое тяжкое испытание пришлось пройти Джозефу Лавриджу, никто так и не узнал. Несколько недель не появлялся он в Автолик-клубе. Затем мало-помалу, как и подобает с течением времени, все как-то образовалось. Джозеф Лавридж стал принимать своих друзей, друзья принимали Джозефа Лавриджа. У миссис Лавридж был лишь один недостаток: она с подчеркнутой холодностью держалась с титулованными особами, когда те появлялись в ее доме.
Публика тонкая и с хорошим вкусом утверждала, что журнал «Хорошее настроение» — самый блестящий, самый умный и самый литературный из всех журналов стоимостью в один пенни, какие только есть в Лондоне. Это необычайно радовало Питера Хоупа, редактора и одного из владельцев журнала Уильям Клодд, директор-распорядитель и совладелец журнала, пребывал по этому поводу в меньшем восторге.
— Нам следует поостеречься, — заметил Уильям Клодд. — нельзя, чтобы журнал получился чересчур умным. Золотая середина — вот идеал, к которому нужно стремиться.
Публика тонкая и с хорошим вкусом утверждала, что журналу «Хорошее настроение» более, чем всем остальным еженедельникам стоимостью в один пенни вместе взятым, требуется поддержка. Публика тонкая и с хорошим вкусом, во всяком случае некоторые ее представители, зашла настолько далеко, что стала этот журнал покупать. Питеру Хоупу в будущем грезилась слава и благосостояние.
Глядя по сторонам, Уильям Клодд заметил:
— Не кажется ли вам, шеф, что журнал у нас получается некоторым образом слишком элитарным?
— Почему вы так считаете? — спросил Питер Хоуп.
— Во-первых, исходя из тиража, — пояснил Клодд. — Притом, доходы за последний месяц...
— Если вы не возражаете, мне бы не хотелось слышать о доходах. Как-то не слишком приятно, когда при мне говорят о цифрах.