Пот тек по телу просто волнами, мне такие усилия требовалось приложить, чтобы просто слегка размяться, что я был неприятно шокирован. Врачи разрешили массаж и небольшой комплекс упражнений, который раньше для меня был чем-то вроде пятиминутной разминки перед часовым занятием в спортзале.
А теперь эта разминка давалась с огромным трудом. Медсестра делала массаж, физиопроцедуры, а вот занимался я сам, хотя матушка квохтала надо мной, как курица, боясь, что наврежу себе. Мне теперь было сложно не только физически, но и морально.
Я уже много лет не жил с матерью, да ни с кем не жил, если не считать ночёвки любовниц. Но я свою территорию не делил с ними, а редкие совместные ночи были не в счёт. Никаких личных вещей оставлять не позволял, никаких перестановок и тому подобных вольностей, до которых охочи женщины, чувствующие себя обязанными обуютить жилище несчастного одинокого холостяка.
Так думали они. А я был совершенно счастлив. Свободный, здоровый, как бык, имеющий своё, очень прибыльное, дело, активный во всех смыслах, а потом бац… и я какаю в памперс.
Такого опыта набрался за время после аварии, что теперь могу тренинги вести, рассказывать о том, как лучше лежать, когда справляешь нужду, как и чем удобнее чесать под гипсом, что есть, чтобы памперс не протек.
Многие фыркнут, скажут, что фу, какая гадость. Полностью согласен, я бы тоже раньше так сказал, но теперь мнение мое кардинально изменилось. Очнувшись после аварии, в какой-то замшелой больнице, я сразу понял, что самый страшный аттракцион в Диснейленде, просто качельки для трехлеток, по сравнению с ощущением полного бессилия и ужаса в реанимации.
Там фильмы ужасов нужно снимать, а не людей лечить. Слабый сердцем человек просто не вынесет одного вида этой палаты. Сначала я был зол, агрессивен, но потом понял, что это бессмысленно, отнимает много сил, а они мне нужны, я весьма серьезно поломался в той аварии, и нужно очень постараться, чтобы выздороветь.
Потом переезд в Москву, операция, консультации врачей, лечение в стационаре.
И вот, я живу у мамы, пара недель теперь, как пять лет. Столько энергии у родительницы давно я не видел, она словно ожила, помолодела. Понятно, что переживала, но моё нахождение в ее доме восприняла, как личный вызов. У неё была цель — поставить меня на ноги. И она шла к ней с невероятным упорством и энергией.
А я пытался не сойти с ума от постоянной опеки и бесконечных разговоров. Терпел, понимая, что буду последней скотиной, если сорвусь на мать. Благо, что прогресс в выздоровлении был впечатляющим, врачи хвалили и обещали снять с меня гипс быстрее, чем предполагалось.
Вероятно, что мое желание победить беспомощность, заставляло кости срастаться быстрее. Главное, чтобы хватило терпения дожить в здравом уме до этого выздоровления. Мама лечила меня неистово, и так же неистово пыталась развлечь.
Один из способов — приглашение гостей. За две недели я увидел столько родственников, сколько мне видел уже лет десять.
Мама считала, что такие встречи меня приободряют, что поддержка близких исцеляет лучше лекарств. Не знаю, как насчет исцеления, но бодрость была, я, прямо таки, искрился от неё. От злости. Вот и был я теперь, почти постоянно — злой и бодрый.
Сегодня на очереди был визит отца. Он должен был прийти на ужин вместе с вновь найденной дочерью, так мне матушка и сообщила. Ну хоть какое-то разнообразие, тем более я был рад встретиться с Петровским. По телефону мы общались, но лично после аварии ещё не виделись.
Ужин накрыли просто шикарный, мама всегда пыталась показать бывшему мужу, что она великолепная хозяйка. Она уже столько лет с Лесновым, а все пытается марку перед отцом держать. Смешная. Но она женщина и этим все сказано. К ужину я выехал на коляске с электроприводом, мотор у неё тихий и моё появление пару минут было не замечено.
Мама с гостями была в гостиной, сама сидела в кресле, а гости на диване напротив. Оживленную встречу с Петровским и его дочерью я услышал ещё будучи в коридоре. Мама как-то очень бурно отреагировала на приход гостей, словно случилось что-то невероятное.
Сейчас мне были видны плечи и голова отца, а рядом с ним была девушка. Из-за спинки дивана я мог видеть только копну светло-каштановых волос, что наводило на мысль о небольшом росте девушки.
Первая меня увидела, конечно, мама, просила, всплеснула руками.
— Петенька, у нас гости! — ну просто пятилетнего мальчика увидела мама, а не взрослого сына. Я смиренно вздохнул и направил свой минимобиль к центру гостиной.
Отец поднялся навстречу, пожал мне руку, но совершенно загородил собой девушку, тихо сидящую на диване.
— Привет, Пётр! — это любимое приветствие отца с моего трехлетнего возраста, сколько помню себя, столько отец так со мной здоровался. — Я рад, что ты выздоравливаешь. Выглядишь неплохо.
— Здравствуй! Да, лечусь усиленно. — отвечаю и пытаюсь заглянуть за отца. — Ты не один сегодня?
Петровский отходит в сторону и оборачивается к девушке на диване.
— Да, не один. Знакомься, Петр, это Лия, моя дочь!
Я растянул губы в вежливой улыбке, когда навстречу мне с дивана встала очень красивая девушка в светло-зеленом платье, действительно, небольшого роста, тоненькая, нежная и… хорошо мне знакомая.