А теперь постараемся уяснить себе, что, в сущности, представляет собой коммунизм.
Я не коммунист, - я предпочитаю называть себя социалистом, т. к. называть себя коммунистом - это означало бы признание программы Коммунистической Партии, ее мировоззрения и методов, о чем, разумеется, не может быть для меня и речи.
Тем не менее, когда мы говорим о социализме, мысль сразу обращается к Карлу Марксу. Главная заслуга Маркса в том, что он покончил с утопическим учением о социализме. В глазах утопистов - социализм был раем земным (утверждал же Фурье, что при социализме морская вода станет сладкой, как лимонад). Маркс и Энгельс покончили со всеми этими маниловскими мечтаниями. Для них социализм - это не сказочное царство, а определенный этап в развитии человечества - этап необходимый, неизбежный, без которого невозможно дальнейшее развитие человечества. Однако Маркс и Энгельс никогда не утверждали и не могли утверждать, что социализм самым своим появлением разрешит все проблемы, стоящие перед людьми и сделает их счастливыми. В таком понимании социализм означал бы конец истории человечества. Между тем, согласно Энгельсу, с социализма-то только и начинается настоящая история человечества (до сих пор была предыстория). Но чему же, собственно начинаться, если все уже счастливы и все проблемы разрешены?
Что такое все-таки полностью осуществленный социализм в понимании Маркса и Энгельса?
1. Развернутый социализм осуществит полную обеспеченность всех людей и полное развитие их способностей ("От каждого по способностям, каждому по потребности").
2. Развернутый социализм осуществит полное равенство всех людей (ликвидирует имущест-венное неравенство) и разрыв между умственным и физическим трудом.
3. Развернутый социализм уничтожит государство и таким образом освободит людей от унизительного страха перед себе подобными людьми.
Таковы основные положения Маркса и Энгельса, с которыми мы полностью согласны. Если мы проследим историю социализма после Маркса, мы найдем самые разнообразные течения, самые различные доктрины; однако, ни один социалист (от Ленина до Леона Блюма, от Плехано-ва до Мартова, от Мао-Цзе-Дуна до Тито) никогда не ставил под сомнение сформулированных нами положений.
Сделает ли, однако, осуществление этих трех предпосылок людей вполне счастливыми и разрешит ли все проблемы, стоящие перед человечеством?
Обратимся к конкретным примерам. Откроем роман Л.Н. Толстого "Анна Каренина". Погрузимся на миг в мир героев этого романа, известных каждому культурному человеку с детства. Большинство героев этого романа (если судить о них по их обеспеченности) живут при коммунизме: главные герои этого романа Анна Аркадьевна, Вронский, Левин и Китти - материально полностью обеспечены, они могут полностью осуществлять любые культурные потребности. Каждому из них ничего не стоит поехать завтра в Италию, приобрести любую, самую замечательную картину, статую, архитектурное сооружение. Любой их них может осуществить любую свою способность. И нельзя сказать, что они не пользуются этим: Вронский великолепный наездник и неплохой художник, хороший "хозяйственник" (говоря языком нашего врмени) и "общественник" (разумеется, в дворянском понимании). Левин, биолог по образованию, прекрасный сельскохозяйственник, великолепный косец, спортсмен и литератор. Даже Анна Аркадьевна - образованная женщина, она собирается писать детские книжки (пожалуй, в наши дни попала бы в Союз писателей). Все эти люди живут в деспотическом, самодержавном государстве. Однако привилегированное происхождение и богатсво делают их почти не проницаемыми для этого государства, они его - попросту не замечают, и даже Анна (жена государственного деятеля) имеет лишь самое туманное представление о том, чем занимается ее муж, а Вронский и Левин с женой и совсем об этом ничего не знают.
Можно ли, однако, сказать, что кто-нибудь из них счастлив? Поставить этот вопрос - значит, ответить на него. Обеспеченность и свобода не спасли Анну от страсти к Вронскому и всех выпавших вследствие этого несчастий: разлуки с сыном, потерю чести (и при коммунизме ведь никто тоже не станет утверждать, что женщина, бросившая без всяких оснований мужа и сына и ушедшая к любовнику, поступила очень хорошо), ревности, отчаяния и самоубийства.
Удовлетворение всех потребностей и выявление всех способностей не спасли Вронского сначала от любви к женщине, перевернувшей и исковеркавшей всю его жизнь, от попытки самоубийства, а затем (после самоубийства Анны) от мрачного отчаяния, от вторичной попытки самоубийства и даже от зубной боли. Ликвидация разрыва между физическим и умственным трудом, полная обеспеченность и семейное счастье не спасли Левина от неудовлетворенности жизнью, от страстных, напряженных поисков ее смысла, от поисков истины, которые в конце романа приводят его к религии. Нам скажут, - но ведь все эти люди принадлежат к классу эксплуататоров, являются порождением ненормальных условий общественного развития, - отсюда все их несчастья...
Нет, это не так. Не для того люди с таким тяжелым трудом, путем таких страданий, подходят во всех странах мира к социализму, чтоб в результате всех этих усилий превратиться в грубые, примитивные существа. Развернутый социализм, освободив людей от унизительной борьбы за кусок хлеба и от не менее унизительного страха перед государством, будет означать прежде всего повышение культуры. Социализм не создаст земного рая и не избавит людей от страданий, но он облагородит людей, сделает их более разносторонними, более мыслящими, более богатыми внутренне, более совершенными и тонко чувствующими. При социализме будет много женщин, умеющих так же глубоко любить и страдать, как Анна, и много мужчин, напряженно ищущих Истины, как ищет ее Левин. И так же, как Левин, эти люди с отвращением отшатнутся от атеизма и придут к религии, - потому что иной Истины нет.
* * *
Правильно ли, однако, марксистское положение о том, что страдание страх порождают религию? То, что люди в скорби часто ищут утешения в религии, это, конечно, совершенно верно. Правильно и то, что религия спасает людей от страха смерти. Однако, можно ли сводить столь многогранное явление, как религия, к одному лишь страданию и страху?
Обыкновенно антирелигиозники говорят о противоречиях в Евангелии. В то же время они делают вид, что не замечают кричащих противоречий марксизма. Одним из таких противоречий является претензия на научность, реалистичность - и одновременно отвлеченность и догма-тизм: подметив какую-то отдельную черту, сторону проблемы, марксисты немедленно возводят ее в абсолют. Ничего, кроме нее, не видят и не слышат, совершенно не желают считаться с практикой, с фактами, опровергающими их теорию. Это мы и видим в данном случае.
За последние годы мне пришлось видеть несколько десятков обращений от атеизма к христианству. Из всех этих случаев только в одном страдание (заключение в лагерь) играло некоторую роль. Во всех остальных случаях главным стимулом в обращениях являлось искание правды в интеллектуальном плане и потребность нравственного очищения и обновления в плане эмоциональном.
Таким образом, марксистская теория во всех этих случаях полностью опровергается крите-рием индивидуальной практики всякого верующего: любой христианин знает, что утешение в страданиях - это лишь один из элементов (при том совершенно второстепенный) в комплексе религиозных переживаний. Если мы обратимся к Евангелию, то и тут мы увидим, что там "утешительство" имеет лишь самое незначительное место.
В этом отношении интересны евангельские заповеди о блаженстве. Из девяти заповедей только одна - вторая - обещает утешение страждущим (это первая, начальная ступень религии) :
"Блаженны плачущие, яко тии утешатся".
Затем идет нравственная заповедь: "Блаженны кротцыи, яко тии наследят землю" и всеобъемлющая заповедь: "Блаженны алчущие и жаждущие правды, яко тии насытятся" - и дальнейшие заповеди, требующие нравственного обновления, чистоты, самоотверженности, борьбы за правду и мир на земле.
Какую роль играло "утешение в страданиях" в обращении апостолов Андрея, Петра, Иакова и Иоанна - пытливых, ищущих истины людей из народа, услышавших в словах Христа голос Истины, всё бросивших и пошедших за ним или в обращении мытаря Закхея, другого мытаря - апостола Матфея (сборщиков податей, у которых под влиянием Христа заговорила совесть, - и они бросили обеспеченное почетное положение в обществе, раздали свое имение и пошли за Христом)?
Или какое значение имели страдания в обращении апостола Павла, огненного проповедника истины?
Но если марксистское положение о генезисе религии через страдание опровергается индивидуальным опытом отдельных личностей, то еще более это положение опровергается социальным опытом. Пусть, например, Л. Ильичев расскажет, какую роль играло страдание в крещении Руси - молодого народа, бодрого и полного сил, выходящего на историческую арену? Или какое значение имело "утешение в страданиях" в обращении в христианство германских варваров, в религиозном движении Константина Великого, освободившего рабов, Яна Гуса, Лютера и т. д.? Задать все эти вопросы - значит, ответить на них. Ровным счетом - никакого.
Тем не менее, в вышеприведенном положении имеется доля истины: одним из компонентов религии является утешение страданий.
В этом отношении религия наиболее близко напоминает искусство. В поэтике Аристотеля, как известно, особую роль играет понятие "катарсис" понятие, вызвавшее огромную литера-туру в мировой эстетике.
Термин "катарсис" (очищение) всплывает у Аристотеля в следующем контексте:
"Трагедия есть... воспроизведение действием, а не рассказом, совершающее посредством страдания и страха очищение (катарсис) подобных чувств" (Аристотель "Поэтика" пер. Новосадимского, Ленинград, 1927 г., стр.47).
В чем смысл этих слов? В том, что страдание страданию рознь: находясь в лагере, я видел, как люди страдают, возвышенно, героически, и это страдание их очищает (катарсис), облагораживает, открывает новые пути для их внутреннего развития.
И я видел людей, которые страдают жалко и трусливо, пресмыкаясь и теряя человеческий облик, - такое страдание заводит в тупик, ведет к разложению, вырождению личности. Страдание является горнилом, в котором очищается человек, но и суровым экзаменом, которым проверяется личность:
"Он много страдал и умел он страдать,
Невольно колена пред ним я склонила,
И прежде, чем мужа обнять,
Оковы к губам приложила".
- говорит княгиня Волконская (жена декабриста) у Некрасова.
"Лаокоон страдает, но страдает так, как Филоктет Софокла: его мука глубоко трогает нас, но мы хотели бы переносить наши муки так же, как и этот великий человек," - пишет знаменитый немецкий писатель Г.Э.Лессинг ("Лаокоон" 1933 г. ИЗО ГИЗ, стр.61).
И великолепно говорит о страдающих шекспировских героинях Б. Пастернак:
"Дав страсти с плеч отвлечь, как рубищу,
Входили с сердца замиранием,
Отдать вселенной стан свой любящий,
Обдать и освежить мирами".
(Б. Пастернак "Уроки английского").
Религия учит переносить страдания достойно, благородно, так, чтобы оно не давило человека, а поднимало, облагораживало его - и наша Церковь указывает в качестве примера страждущему человеку образ, бесконечно более высокий, чем образ Филоктета, Лаокоона и других трагических героев - образ Иисуса Христа и Его Пречистой Матери.
"Она, чью горечь испытанья
Поймет, измерит только Та,
Кто, освятив Собой страданье,
Склонясь, стояла у Креста",
- говорит великий христианин Ф. И. Тютчев о тоскующей по умершем сыне матери.
Точно так же наша Церковь является учительницей Радости - рождение ребенка, радость материнства, брак - Церковь освящает эти события, и здесь она несет "катарсис" - очищение - преображение, очищает страсти человеческие, преображает, обновляет их, указывает каждый раз на высокое назначение человека и напоминает каждый раз об Иисусе Христе, - в Нем же слиты Бог непреложный и Человек Совершенный, преображенное страданье и совершенная радость.