- Ах, боже мой! - восклицает кузен Финикс, поглаживая подбородок, на что у него как раз хватает руки, едва высовывающейся из манжеты, - я, право, не знаю! У меня в поместье есть усыпальница в парке, но боюсь, что она нуждается в ремонте, и, собственно говоря, она в чертовски плохом виде. Если бы не маленькая заминка в деньгах, мне бы следовало привести ее в порядок; но, кажется, туда приезжают и устраивают пикники за оградой усыпальницы.
Мистер Домби понимает, что это не годится.
- Там в деревне премиленькая церковь, - задумчиво говорит кузен Финикс, - чистейший образец англо-норманского стиля, и вдобавок превосходно зарисованный леди Джейн Финчбери - она носит туго затянутый корсет, - но, говорят, здание испортили побелкой, и ехать туда далеко.
- Быть может, тогда в самом Брайтоне? - предлагает мистер Домби.
- Честное слово, Домби, вряд ли мы можем придумать что-нибудь лучшее, говорит кузен Финикс. - Это, знаете ли, тут же, на месте, и городок очень веселый.
- А какой день удобно было бы назначить? - осведомляется мистер Домби.
- Я готов поручиться, - говорит кузен Финикс, - что меня устроит любой день, какой вы сочтете наиболее подходящим. Мне доставит величайшее удовольствие проводить мою бедную тетку до преддверия... собственно говоря, до... могилы, - говорит кузен Финикс.
- Вы можете уехать из города в понедельник? - спрашивает мистер Домби.
- В понедельник мне как раз очень удобно, - отвечает кузен Финикс.
Тогда мистер Домби сговаривается с кузеном Финиксом, что возьмет его с собой, и вскоре откланивается, а кузен Финикс провожает его до площадки лестницы и говорит на прощанье: "Право же, Домби, мне ужасно жаль, что вам приходится столько хлопотать из-за этого", на что мистер Домби отвечает: "Помилуйте!"
В назначенный день кузен Финикс и мистер Домби встречаются и едут в Брайтон и, совмещая в себе всех прочих, оплакивающих усопшую леди, провожают ее останки до места упокоения. Кузен Финикс, сидя в траурной карете, узнает по пути бесчисленных знакомых, но, соблюдая приличия, не обращает на них ни малейшего внимания и только называет вслух имена для сведения мистера Домби: "Том Джонсон. Человек с пробковой ногой, завсегдатай Уайта *. Как, и вы здесь, Томми? Фоли на чистокровной кобыле. Девицы Смолдер"... и так далее. При совершении обряда кузен Финикс приходит в уныние, отмечая, что в подобных случаях человек, собственно говоря, поневоле задумывается о том, что силы ему изменяют; и слезы навертываются у него на глазах, когда все уже кончено. Но он вскоре собирается с духом, и так же поступают все прочие родственники и друзья миссис Скьютон, причем майор неустанно твердит в клубе, что она никогда хорошенько не укутывалась, а молодая леди с обнаженной спиной, которой столько хлопот причиняли ее веки, говорит, тихонько взвизгивая, что, должно быть, покойница была чудовищно стара и страдала самыми ужасными недугами, и нужно об этом забыть.
Итак, мать Эдит лежит, забытая своими добрыми друзьями, которые не слышат волн, твердящих до хрипоты все те же слова, и не видят песчаных гребней, избороздивших пляж, и белых рук, манящих в лунном свете и зазывающих в невидимую, далекую страну. Но все идет так, как издавна шло на берегу неведомого моря. И к ногам Эдит, стоящей здесь в одиночестве и прислушивающейся к волнам, прибиваются влажные водоросли, чтобы устелить ее жизненный путь.
ГЛАВА XLII,
повествующая о доверительном разговоре и о несчастном случае
Облеченный уже не в траурный костюм и зюйдвестку капитана Катля, но одетый в солидную коричневую ливрею, которая, притязая на скромность и простоту, была тем не менее такой самодовольной и самоуверенной, что могла сделать честь любому портному, - Роб Точильщик, столь преобразившийся внешне, а в глубине души вовсе пренебрегший капитаном и Мичманом, коим лишь изредка уделял несколько минут своего досуга, задирая нос перед этими достойными и неразлучными друзьями и припоминая под торжествующий аккомпанемент сей медной трубы - своей совести, - с каким триумфом он избавился от их общества, - Роб Точильщик служил теперь своему покровителю мистеру Каркеру. Проживая в доме мистера Каркера и состоя при его особе, Роб со страхом и трепетом взирал на белые зубы и чувствовал, что должен раскрывать свои круглые глаза шире, чем когда бы то ни было.
Содрогаться сильнее перед этими зубами он бы не мог даже в том случае, если бы находился в услужении у великого волшебника, а зубы были могущественнейшими талисманами. Мальчишка с такою силой ощущал власть своего патрона, что это поглощало все его внимание и требовало от него слепого повиновения и подчинения. Он не считал безопасным размышлять о патроне даже в его отсутствие, опасаясь, что его немедленно схватят за горло, как в то утро, когда он впервые предстал перед мистером Каркером. и он снова увидит, что каждый зуб обличает его и ставит ему в вину каждую его мысль. В умение мистера Каркера читать его тайные мысли, буде ему того захочется, Роб, находясь с ним лицом к лицу, верил так же твердо, как в то, что мистер Каркер его видит, когда на него смотрит. Влияние заведующего было столь велико и зачаровывало настолько, что, едва осмеливаясь об этом думать, он беспрестанно чувствовал над собой несокрушимую власть патрона, уверен был в его способности сделать что угодно с ним, Робом, и старался ему угождать и предупреждать его приказания, не видя и не слыша ничего вокруг.
Быть может, Роб не спрашивал себя - в таком состоянии было бы необычайным безрассудством задавать себе подобные вопросы, - не потому ли он всецело подчинился этому влиянию, что у него мелькали подозрения, будто его патрон в совершенстве овладел некоей наукой предательства, жалкие начатки коей сам Роб усвоил в школе Точильщиков. Но, разумеется, Роб не только боялся его, но и восхищался им. Пожалуй, мистер Каркер был лучше осведомлен об источниках своей власти и пользовался ею умело.
Отказавшись от места у капитана, Роб в тот же вечер, избавившись предварительно от своих голубей и даже заключив второпях невыгодную сделку, отправился прямо в дом мистера Каркера и, разгоряченный, с пылающим лицом, предстал перед своим новым хозяином, словно ожидая похвалы.
- Бездельник! - сказал мистер Каркер, взглянув на узелок. - Ты бросил свое место и пришел ко мне?
- О сэр, - забормотал Роб, - вы, знаете ли, сказали, когда я был здесь, в последний раз...
- Я сказал? - удивился мистер Каркер. - Что я сказал?
- Простите, сэр, вы ничего не сказали, сэр, - ответил Роб, почувствовавший угрозу в тоне мистера Каркера и пришедший в крайнее замешательство.
Его патрон посмотрел на него, обнажив десны, и, грозя указательным пальцем, произнес:
- Предчувствую, что ты плохо кончишь, друг-бродяга. Тебя ждет беда.
- Ох, пожалуйста, не говорите так, сэр! - воскликнул Роб, у которого ноги подкашивались. - Право же, сэр, я хочу только работать на вас, сэр, служить вам, сэр, и честно исполнять все, что мне прикажут.
- Советую честно исполнять все, что тебе прикажут, раз ты имеешь дело со мной, - отозвался его патрон.
- Да, я это знаю, сэр, - ответил покорный Роб. - Я уверен, что вы правы, сэр. Если бы только вы были так добры и испытали меня, сэр! А если когда-нибудь вы увидите, сэр, что я поступаю наперекор вашему желанию, пожалуйста, убейте меня.
- Щенок! - сказал мистер Каркер, откидываясь на спинку стула и безмятежно улыбаясь Робу. - Это ничто по сравнению с тем, что я с тобой сделаю, если ты вздумаешь обмануть меня.
- Да, сэр, - ответил несчастный Точильщик, - я уверен, что вы жестоко со мной расправитесь, сэр. Я бы и пытаться не стал обманывать вас, сэр, хотя бы мне сулили за это золотые гинеи.
Оробевший Точильщик, чьи надежды на похвалу не оправдались, стоял, смотря на своего патрона и тщетно стараясь не смотреть на него, в смущении, похожем на то, какое часто обнаруживает дворняжка при сходных обстоятельствах.
- Значит, ты отказался от прежнего места и пришел сюда просить меня, чтобы я взял тебя к себе на службу, да? - сказал мистер Каркер.
- Если вам будет угодно, сэр! - отвечал Роб, который, в сущности, поступал согласно инструкциям самого патрона, но сейчас не посмел даже намекнуть на это в свое оправдание.
- Ну, что ж! - сказал мистер Каркер. - Ты меня знаешь?
- Простите, сэр, да, сэр, - ответил Роб, теребя в руках шляпу; он по-прежнему был скован взглядом мистера Каркера и бесплодно пытался избавиться от оков.
Мистер Каркер кивнул.
- В таком случае берегись!
Множеством поклонов Роб выразил живейшее понимание этого предостережения и с поклонами отступал к двери, весьма ободренный перспективой очутиться за этой дверью, но патрон остановил его.
- Эй! - крикнул он, грубо возвращая его назад. - Ты привык... Закрой дверь!
Роб повиновался, как будто жизнь его зависела от его проворства.
- Ты привык торчать у замочной скважины. Тебе известно, что это значит?
- Подслушивать, сэр? - высказал догадку Роб после смущенного раздумья. Его патрон кивнул.
- И подсматривать и прочее.
- Здесь я бы не стал этого делать, сэр, - сказал Роб. - Честное слово, сэр, умереть мне на этом месте, не стал бы, сэр, сколько бы мне за это ни посулили! Пусть мне предлагают все сокровища в мире, я не подумаю это делать, раз мне не приказано, сэр!
- Советую не делать. Ты привык также болтать и сплетничать, - с величайшим хладнокровием продолжал его патрон. - Остерегайся заниматься этим здесь, иначе несдобровать тебе, негодяй! - И он снова улыбнулся и снова погрозил ему указательным пальцем.
От ужаса Точильщик дышал прерывисто и хрипло. Он пытался доказать честность своих намерений, но мог только таращить глаза на улыбающегося джентльмена, с тупой покорностью, которая, по-видимому, удовлетворила улыбающегося джентльмена, ибо тот приказал ему идти вниз, после того как несколько секунд молча разглядывал его и дал ему понять, что принимает его к себе на службу.
Вот каким образом Роб Точильщик поступил к мистеру Каркеру, и его благоговейная преданность сему джентльмену укреплялась и возрастала - если только это было возможно - с каждой минутой.
Он служил уже несколько месяцев, и вот однажды, ранним утром, ему пришлось распахнуть калитку перед мистером Домби, который приехал, как было условлено, позавтракать с его хозяином. В тот же момент сам хозяин стремительно бросился встречать важного гостя и приветствовал его всеми своими зубами.
- Я никогда не надеялся видеть вас здесь, - сказал Каркер, когда помог ему сойти с лошади. - Это исключительный день в моем календаре! Никакое событие не может быть особо примечательным для такого человека, как вы, которому доступно все; но для такого человека, как я, дело обстоит совсем иначе.
- Вы здесь устроились со вкусом, Каркер, - сказал мистер Домби, удостоив остановиться посреди лужайки и бросить взгляд вокруг.