- Говорю о своей любви к вам, миссис Браун, - ответил лживый Роб, ища утешения в рюмке. - Вы спрашиваете, куда они сначала поехали? Они оба?
- Да! - нетерпеливо подхватила старуха, - Оба.
- Ну, так они никуда не поехали... то есть я хочу сказать, что вместе они не поехали, - ответил Роб.
Старуха посмотрела на него так, как будто ей очень хотелось снова вцепиться ему в волосы и схватить за горло, но она удержалась при виде его упрямой и многозначительной мины.
- Вот как это было хитро сделано, - неохотно продолжал Точильщик, потому-то никто не видел их отъезда и не мог бы сказать, куда они поехали. Они поехали в разные стороны, вот что я вам скажу, миссис Браун.
- Так, так! Чтобы встретиться в назначенном месте, - захихикала старуха, минутку помолчав и пристально посмотрев ему в лицо.
- Ну, если бы они не сговорились где-то встретиться, то могли бы, мне кажется, и не уезжать из дому, не правда ли, миссис Браун? - нехотя отозвался Роб.
- Ну, а дальше, Роб? Ну? - воскликнула старуха, еще крепче прижимая к себе его руку, продетую под ее, словно опасалась, как бы он не ускользнул.
- Как? Да неужели мы еще недостаточно об этом потолковали, миссис Браун? - возразил Точильщик, который от обиды, от вина и от перенесенных им мучений стал таким слезливым, что чуть ли не при каждом вопросе начинал тереть обшлагом то один, то другой глаз и всхлипывать в знак протеста. - Вы спрашивали, смеялась ля она в тот вечер? Не так ли, миссис Браун?
- Или плакала? - добавила старуха, кивая в знак согласия.
- И не смеялась и не плакала, - сказал Точильщик. - Такой же спокойной она была и тогда, когда мы с ней... Ох, вижу, что вы все из меня вытянете, миссис Браун! Но поклянитесь всем святым, что вы никому ее скажете.
Лицемерная миссис Браун охотно согласилась, желая только, чтобы спрятанный посетитель услышал все собственными ушами.
- Она была спокойна, как статуя, когда мы с ней поехали в Саутгемптон, - сказал Точильщик. - И утром она была точь-в-точь такою же, миссис Браун. И на рассвете, когда она уехала одна на пакетботе - я выдавал себя за ее слугу и проводил ее на борт. Ну теперь-то уж вы удовлетворены, миссис Браун?
- Нет, Роб. Еще нет, - решительно отрезала миссис Браун.
- Ох, ну и женщина! - вскричал злосчастный Роб, делая слабую попытку посетовать на свою беспомощность. - Что же вам еще угодно знать, миссис Браун?
- Что поделывал хозяин? Куда он поехал? - осведомилась она, по-прежнему не отпуская его и зорко всматриваясь в его лицо.
- Честное слово, не знаю, что он делал, куда поехал, и вообще ничего о нем не знаю! Мне известно только, что на прощанье он меня предостерег, чтобы я держал язык за зубами. И вот что я вам скажу по дружбе, миссис Браун: если вы повторите хоть словечко из того, о чем мы говорим, лучше вам взять да и застрелиться или запереться в этом доме и поджечь его, потому что он на все способен, если захочет вам отомстить. Вы, миссис Браун, не можете знать его так хорошо, как я. Говорю вам - от него не уйти!
- Да ведь я поклялась и не нарушу клятвы, - возразила старуха.
- Надеюсь, что не нарушите, - недоверчиво и даже с оттенком угрозы ответил Роб. - Не нарушите ради себя самой так же, как и ради меня.
Делая это дружеское предостережение, он поглядел на нее и кивком головы подкрепил свои слова. Но, убедившись, что не очень-то приятно видеть так близко от себя желтое лицо, уродливо гримасничавшее, и старческие, хорьковые глаза, смотревшие проницательно и холодно, ей в замешательстве потупился и заерзал на стуле, словно стараясь собраться с духом и упрямо заявить, что ни на какие вопросы он больше отвечать не будет. Старуха, по-прежнему не отпускавшая его, воспользовалась удобным моментом и подняла указательный палец правой руки, тайком подавая сигнал спрятанному посетителю и предлагая ему обратить сугубое внимание на то, что за сим последует.
- Роб, - снова начала она заискивающим топом.
- Господи помилуй, миссис Браун, ну что вам еще не ясно? - оторвался пришедший в отчаяние Точильщик.
- Роб! Где условились встретиться эта леди и твой хозяин?
Роб заерзал еще больше, поднял глаза, опустил их, прикусил большой палец, вытер его о жилет и, наконец, сказал, искоса глядя на свою мучительницу:
- Да откуда же мне это знать, миссис Браун? Старуха снова подняла палец, проговорила:
- Полно, мой мальчик! Что толку молчать, когда столько уже сказано! Я хочу это знать, - и стала ждать его ответа.
Роб в смущении безмолвствовал, а затем вдруг воскликнул:
- Да разве я могу выговорить названия иностранных городов, миссис Браун? Какая вы неразумная женщина!
Но ведь ты слышал это название, Роби, - твердо возразила она, - и знаешь, как оно звучит. Ну!
- Я никогда его не слышал, миссис Браун! -заявил Точильщик.
- Значит, ты видел, как оно пишется, - быстро сказала старуха, - и можешь произнести его по буквам.
Роб от досады не то засмеялся, не то заплакал; дело в том, что даже претерпевая эту пытку, он невольно пришел в восторг от проницательности миссис Браун и, нехотя пошарив в кармане жилета, вытащил оттуда кусочек мела. Глаза старухи сверкнули, когда она увидела, что он зажал мел между большим и указательным пальцем, и она торопливо очистила местечко на сосновом столе, чтобы он мог написать здесь это слово.
- Вот что я вам заранее скажу, миссис Браун, - начал Роб, - незачем задавать мне еще какие-нибудь вопросы. Больше я ни на один вопрос но отвечу, потому что не могу ответить. Скоро ли они должны встретиться и кто из них придумал, чтобы ехать порознь, - об этом я знаю не больше, чем вы. Я ровно ничего об этом не знаю. Вы мне поверите, если я расскажу, как я узнал это слово. Рассказать вам, миссис Браун?
- Да, Роб.
- Так вот, стало быть, миссис Браун, дело было... Но больше вы ни о чем не будете меня спрашивать, помните! - произнес Роб, поднимая на нее глаза, которые теперь быстро делались сонными и бессмысленными.
- Ни о чем, - сказала миссис Браун.
- Ну, так вот как было дело. Когда известный вам человек уходил, оставляя со мною леди, он ей сунул в руку бумажку с указанием дороги на случай, если она забудет. Но она этого не боялась, потому что, как только он повернулся к нам спиной, она разорвала бумажку, а когда я откидывал подножку кареты, выпал один клочок - остальное она, должно быть, выбросила из окна, так как я искал потом, но ничего не нашел. На этом клочке было написано только одно слово, и раз уже вы во что бы то ни стало хотите его знать, я вам его напишу. Но помните! Вы дали клятву, миссис Браун!
Миссис Браун сказала, что ей это известно. Роб, не имея больше никаких возражений, начал медленно и старательно писать мелом на столе.
- "Д", - громко произнесла старуха, когда он. дописал эту букву.
- Неужели вы не можете помолчать, миссис Браун? - воскликнул Роб, прикрывая букву рукой и нетерпеливо поворачиваясь к ней. - Я не хочу, чтобы вы читали вслух. Вы будете молчать?
- Тогда пиши покрупнее, Роб, - сказала она, повторяя свой тайный сигнал, - глаза у меня плохие, даже по-печатному не разбираю.
Ворча что-то себе под нос и с неохотой возвращаясь к прерванной работе, Роб снова занялся писанием. Когда он наклонил голову, человек, для осведомления коего он, сам того не ведая, трудился, медленно вышел из-за двери за его спиной и, остановившись на расстоянии одного шага, стал следить за его рукой, ползущей по столу. В то же время и Элис, сидевшая напротив, зорко всматривалась в вырисовывавшиеся буквы и, по мере того как он писал, беззвучно их произносила. Когда он дописывал букву, глаза ее и мистера Домби встречались, как будто и он и она искали подтверждения тому, что они видели, и так оба сложили по буквам: Д-И-Ж-0-Н.
- Ну, вот! - сказал Точильщик, поспешно послюнявив ладонь, чтобы смыть написанное слово, и, не довольствуясь этим, принялся стирать его обшлагом, уничтожая все следы, пока на столе не осталось ни крошки мела. - Теперь, надеюсь, вы довольны, миссис Браун?
Старуха в знак своего удовлетворения освободила его руку и похлопала его по спине, а Точильщик, впав в уныние от унижения, допроса и вина, положил руки на стол, опустил на них голову и заснул.
Когда он погрузился в крепкий сон и громко захрапел, - тогда только старуха повернулась к двери, за которой скрывался мистер Домби, и поманила его, чтобы он прошел через комнату и выбрался на улицу. Впрочем, она продолжала вертеться вокруг Роба с целью закрыть ему глаза руками или хлопнуть его по затылку, если он поднимет голову, когда мистер Домби будет потихоньку двигаться к выходу. Но, зорко следя за спящим, она не менее зорко следила и за бодрствующим. И когда он коснулся ее руки и когда, вопреки всем его предосторожностям, зазвенело золото, глаза ее загорелись ярким и алчным огнем, как у ворона.
Мрачный взгляд дочери проводил его до двери и подметил его бледность и торопливую походку, свидетельствующую о том, что малейшее промедление кажется ему нестерпимым и он думает только о том, чтобы уйти и приступить к делу. Когда он закрыл за собой дверь, она оглянулась и посмотрела на мать. Старуха рысцой подбежала к ней, разжала руку, показывая, что в ней зажато, и, снова алчно сжав ее в кулак, прошептала:
- Что же он теперь задумал, Элис?
- Злое дело, - ответила дочь.
- Убийство? - спросила старуха.