Я старался изо всех сил, чтобы понять страхи и горечь, которые рвали тебя на части, и лишний раз не заикаться о том, как тяжело мне. Не могу сказать, что я по-настоящему страдал, но и не стану отрицать, что тогда неоднократно представлял наше расставание.
Это были мысли не всерьез, скорее страшные сны, в которые я погружался добровольно, чтобы ответить себе, в чем истинная причина этих невзгод.
В деньгах? Их хватало. На самое необходимое, но хватало.
В уничтоженной карьере? Я знал наверняка, что поиски рано или поздно приведут к успеху — иначе быть не могло.
Или же все-таки причина состояла в том, что мы с тобой, дорогая Марта, изжили наши отношения и надоели друг другу?..
— Давай заведем собаку.
— Что? — я отвлекся от книги, чтобы посмотреть на тебя.
Ты сидела на полу в одном тонком свитере, даже белья на тебе не было. Ты часто так одевалась, не взирая на мои протесты.
— Собаку. У тебя ведь была собака. И у меня была. В детстве. Я притащила домой уличного пса. Мама сначала хотела его выставить. Но потом сжалилась. И он остался у нас жить на какое-то время. Но еще через время она отдала его другим людям. Сказала, что там ему будет лучше. Она почти не появлялась дома, потому что работала на трех работах. А я была еще маленькая, чтобы самостоятельно заботиться о нем. Он был довольно большой пес. Его звали Джек.
— Джек… — пробубнил я в задумчивости. — Марта, но ведь я тоже почти каждый день на работе.
— Я все равно дома сижу.
— Хорошо. А что будет, когда ты выйдешь на работу?
Ты передернула плечами:
— Тогда и посмотрим.
— Марта, пойми, я люблю собак. Но мы не можем относиться к собаке как к игрушке.
— Это ведь не дети…
По твоему потерянному взгляду я начал догадываться, о чем ты на самом деле печалилась в тот момент.
Я вздохнул:
— В каком-то смысле это дети. Причем дети, которых и ты, и я скорее всего переживем.
— Ты скучаешь по Доре?
— Скучаю, — помолчав, признался я.
— А я скучаю по Джеку.
Скучаешь ли ты теперь по мне, Марта? Я не был твоим псом, но я был предан тебе не хуже стаффордширского терьера. Но раз за разом увязал в одной и той же беспощадной мысли: без меня тебе будет лучше. Ведь я не мог подарить тебе собаку, как и детей. И, возможно, сейчас ты намного счастливее и смеешься еще чаще? Сейчас, когда меня уже нет рядом…
— Джей!
Пенни ворвалась в комнату, запыхавшаяся, прямо в грязных от дождя сандалиях и тут же принялась оправдываться, что сейчас все уберет.
Честно говоря, я ее не ждал. Не ждал до такой степени, что погрузился в работу с головой и не слышал, как она поднималась по ступеням ко мне на второй этаж.
Смеркалось, и дул влажный бриз со стороны моря. Я дышал им в полные легкие будто бы в первый раз. Я сегодня не выходил из дому, ничего не ел. Весь день просидел за компьютером лицом к окну, которое снова было целиковым, и больше ничто не напоминало о той злополучной ночи, когда я едва не прикончил себя.
Пенни готовила еду из продуктов, принесенных с собой: какую-то похлебку из рыбьих голов и лемонграсса, рисовую лапшу и зеленые стручки. Благодаря ей моя плита вновь выглядела сносно. Кажется, даже лучше, чем когда я сюда только въехал.
Комната быстро наполнилась ароматами приготовляемых блюд. Это немного помогло мне вернуться в реальность — настолько сильные запахи не были свойственны нашему дому, Марта, куда я мысленно отправлялся каждый раз, приступая к своим заметкам. Твоя еда всегда была простой и по-домашнему вкусной. А экзотические пряности отрезвляли мою душу и обжигали желудок.
Впрочем, я почти освоился даже с самой острой местной пищей, а уж к стряпне Пенни привык подавно — она учитывала мои географические корни, потому щадила перец и меня заодно.
— Пенни, — спросил я, взглянув на часы и поняв, что ее смена закончилась всего двадцать минут назад, — а где ты взяла продукты?
Она улыбнулась мелкими как рисовые зернышки зубами:
— У Сэма.
— У Сэма? А Сэм не был против?
Пенни призадумалась и ответила:
— Нет.
— А Сэм знает, что ты взяла продукты?
Она снова улыбнулась на тот же манер:
— Нет.
— Пенни, тебя уволят.
— Нет, — сказала она легко и добавила: — Не беспокойся. Ешь.
Мы просидели до позднего вечера. Пенни делала мне массаж — тщательно разминала плечи, шею, лопатки — и напевала что-то заунывное. У меня начали слипаться глаза. Она поняла это и вскоре оставила меня одного.
Сытый, расслабленный и убаюканный народной песней, я решил покурить напоследок, грезя о будущем спокойном сне, похожем на теплое домашнее одеяло. В теле и в сердце благоухала томная легкость, сравнимая разве что лёгкостью после яркого оргазма.
Я скрутил сигарету и неторопливо обстукивал ее о подоконник, трамбуя крошево листьев канабиса, затем поджег кончик и сладостно затянулся. Самокрутка зашипела, унося плененный разум в далекий космос.
Внезапно в прорехе пальмовых крон напротив моего окна вспыхнул яркий прямоугольник света. Я знал, что на соседнем участке, буквально в пяти метрах от моего находится другой дом. Там давно никто не жил, но комната на втором этаже сдавалась, как и моя, — я заглядывал туда, когда искал себе жилище. Меня не устроил ценник, по видимо, как и многих, кто смотрел эту комнату. Там не было плиты и холодильника. Только грубый матрац на полу и гамак, подвешенный на столбах. Такое жилье подошло бы одинокому парню-серферу, который не умел или не хотел заниматься готовкой дома, исключительно для ночлега. Но, вопреки ожиданиям, в световом окне появился совсем не мужской силуэт.
Я стоял как гвоздями прибитый, не мог оторвать взгляд. Понимал, что поступаю как последний засранец, но я об этом не думал. Я вообще прекратил думать на несколько минут. Сигарета тлела в пальцах, веки замерли без движения.
Девушка в окне ходила по комнате голой. Совсем без ничего. Только желтые трусики из хлопка целомудренно обтягивали бедра.
Марта, ты бы точно покрутила у виска.
— Ты что, сисек не видел?
— Что? — я повернулся к тебе.
Мы стояли в торговой галерее, где шел показ летних бикини. Я ненароком засмотрелся на одну модель в полупрозрачном купальнике, а ты дернула меня за рукав.
— Джей, хватит пялиться!
— Я вовсе не пялюсь, с чего ты взяла?
— А то я не вижу, — огрызнулась ты. — Вот скажи, чего вам, мужикам, не хватает? Понимаю, если б я была страшной, толстой, с отвисшим пузом…
— Марта, прекрати. Я всегда говорил и говорю, что для меня ты самая красивая в мире.
— Тогда чего же ты жрешь глазами эту девку?!
— Неправда.
— Правда!
— Хорошо, — сдался я, наконец. — Да, я действительно смотрел на нее. Точнее на купальник. Представлял, как бы он сидел на тебе.
Ты улыбнулась и покачала головой.
— Что ты врешь, Джей? Ты изучал ее сиськи. И не говори, что это не так.
Я покраснел и отвернулся и от тебя, и от сцены.
Как я мог объяснить тебе, чем обусловлена моя такая реакция на женскую наготу? Как я мог вдолбить тебе, что и с отвисшими сиськами любил бы только тебя? И одно другого никак не исключает.
— Джей?..
— Что?
— Она тебе нравится? — спокойно, но будто бы со сдавленным горлом спросила ты.
Я снова повернулся к вышагивающим по подиуму длинноногим моделям.
— Да.
Я сделал вдох и смог впервые моргнуть. Глаза защипало от попавшего в них дыма, даже проступили слезы. Я вытер их локтем и стал дальше смотреть.
Девушка в окне беспечно прогуливалась нагишом. В ее движениях не было той безупречности, что у девушек на сцене, но это притягивало куда больше.
Она то потягивалась во весь рост, то чесала поясницу или шею. Потом достала крем после загара и стала натираться им. Совсем не так, как это обычно показывают в эротических фильмах. Все, что она делала, было лишено привычной сексуальности, но возбуждало неотвратимое, бешеное желание.
Мне стало стыдно за себя, но и тогда я не поступил благоразумно. Забыв о воспитании и чувстве такта, я продолжал подглядывать, пока в конце концов девушка не погасила свет.
Еще час я промучился в кровати, пока враз не утихомирил естество известным подручным средством, и только тогда уснул.
О ком я думал, изливаясь похотью, — о тебе, дорогая Марта, или о незнакомке в окне? Я не могу ответить точно. В любом случае, я не фантазировал о тихой нежности, долгих прелюдиях и о тающем вкусе солоноватой кожи на губах во время поцелуев.
Я должен признать, что некоторые процессы в теле срабатывают механически. Это совсем не то, что приводит к восторгу и влюбляет нас в жизнь. Иногда желание плоти подобно ядовитому воспаленному фурункулу, который нужно срочно вскрыть и прижечь спиртом. Других красок в таком желании почти нет.
Так что выплеснув из себя назойливое вожделение, я забылся долгожданным сном и крепко проспал до самого полудня.