Я отвез ее домой на своем байке. Допускать ее за руль было опасно и для нее, и для окружающих.
Саша кое-как перешагнула сиденье, держась за мое плечо, и тряхнула головой, которая, по всей видимости, здорово кружилась.
— Твою мать… Почему ты меня не остановил? — раздосадовано ворчала она.
— А ты бы послушала? — усмехнулся я, провожая ее к дому, где она жила.
— Тебе хорошо, Джей. Ты не пьешь.
— А зачем пьешь ты?
Она посмотрела на меня лукаво и улыбнулась.
Мы почти доплелись до лестницы, по которой ей предстояло забраться к себе наверх. Хотя я за нее не переживал: для человека, выпившего не менее трехсот грамм виски она выглядела сносно, я только слегка направлял ее за локоть и контролировал, чтобы никуда не сбежала, потому как Саша уже порывалась отправиться погулять в город.
— Ты зайдешь? — спросила она, когда мы остановились.
— Зачем?
— Как это «зачем»? Ты что, не хочешь меня трахнуть?
— Хочу.
Она засмеялась и поцеловала меня в губы.
Давненько я не целовался с настолько пьяной женщиной, но ее поцелуй, хоть и смердел табаком и виски, пленил меня в момент первого же соприкосновения. Я не устоял и ответил на него.
Саша мгновенно отстранилась.
— А я тебя обломаю, понял? — она ткнула пальцем мне в грудь, но секунду спустя снова заключила в объятья.
На этот раз я отошел первым, не в силах еще раз вытерпеть отказ.
— Иди спать.
— Не пойдешь ко мне? — она закусила губу. — Ну же, давай, мальчик, попроси.
— Только если ты попросишь.
— Придурок! — разозлилась Саша и рванула к лестнице.
Она преодолела ступени с такой скоростью, что я даже позавидовал ее алкогольной закалке — ни разу не споткнулась и дверью хлопнула, как настоящая оскорбленная женщина.
Я постоял внизу еще некоторое время. Ждал, когда она включит свет. Но свет не загорался. Я решил, что девушка уже вырубилась, и собрался уходить.
Внезапно дверь снова приоткрылась.
Саша стояла на пороге в том же образе, как я увидел ее впервые, — обнаженная грудь, желтые трусики. Стояла и смотрела на меня вполне осознанным взглядом, пытливым и гипнотизирующим.
— Ты еще здесь? — она облокотилась на бамбуковый поручень так, что соски коснулись предплечий. — Вроде бы пьяная из нас только я, а плохо соображаешь ты.
Я не отвечал, ждал, что она выдаст еще. И ждал не зря.
После короткого, но пристального осмотра моего лица в световом пятне лампочки, болтающейся над лестницей, Саша проговорила:
— Что стоишь? Подымайся.
Я сделал шаг. Еще.
Честно говоря, перестраховывался, чтобы она не спихнула меня с лестницы — поручни на ней хоть и бамбуковые, но ступени из какой-то шершавой, твердой смеси навроде бетона или асфальта. Грохнуться на такую поверхность с высоты двух метров посреди чужого пустого двора — участь незавидная. Но Саша стояла, не шевелясь.
Я наконец забрался на самый верх, обнял ее за талию.
Мы долго целовались, затем она потянула меня спиной в комнату. Насколько я успел заметить, обстановка ничуть не поменялась с тех пор, как я заходил сюда в первый и единственный раз. Но больше меня, разумеется, интересовало расположение того самого матраса. Было бы обидно промахнуться в такой ответственный момент. Но я сориентировался идеально: повалил Сашу на кровать, содрал ненавистную желтую тряпочку, которая уже двое суток не давала мне спокойно жить.
Сашины стоны заполонили мой мозг. Стонала она не как матерая проститутка, но и совсем не как робкая девочка. Она все время зачем-то закусывала кулак, вжималась лбом в мои ключицы, затем откидывала голову назад, отчего ее волосы разбивались о постель и казались живыми, уползающими по кровати змеями.
Ей нравилось произносить мое имя:
— Джей… Джей… Только не кончай сейчас… Еще немножко, Джей…
Впервые обладая женщиной (я имею ввиду женщиной, которая тебе действительно нравится), каждый мужчина старается показать себя с лучшей стороны, но выходит почти всегда неважно. Волнение, долгие прелюдии в виде череды свиданий, в конце концов, воздержание — все это буквально выводит на финишную прямую еще задолго до того, как ты снимешь штаны и наденешь презерватив.
Никогда не забуду, как оплошал впервые перед тобой, Марта. Конечно, и ты, и я сделали вид, что все в порядке, но изнутри меня грызло ощущение собственной ничтожности, а вдобавок ко всему — страх, что ты не захочешь попробовать еще. Поэтому, на всякий случай, я не стал тянуть со второй попыткой. В итоге и она была очень далека о той феерии, что случалась с нами в последствии, но все искупила моя нежность и твоя любовь. Я смотрел в твои глаза и не мог налюбоваться: сколько невысказанной красоты они прятали в глубинах зрачков. Никакого безумства и исступления я в них еще не видел, но чувствовал, что тебе хорошо только потому, что я рядом. А большее вскоре пришло.
Однако сейчас у меня не было шансов на вторую попытку. Но, быть может, из-за того, что Саша была сильно моложе и еще сильнее пьяна, я чувствовал безусловное превосходство — пьянящее, восторженное чувство, которое откидывает далеко на задний план лишние элементы эротической драмы под названием «мужчина и женщина».
— Господи… — Саша сцепила зубы и прекратила дышать.
Ее кулак прошелся по моей спине между лопаток. Я поцеловал ее в шею, а она отвернулась и еще долго смотрела пьяными пустыми глазами куда-то в стену.
И я не видел, как они закрылись, потому что сам уснул.
Наутро сон потеснила рано пробудившаяся природа, которая подала свои сигналы тогда, когда разум еще пребывал в дремоте, но снизу живота уже началась активная деятельность. Короче говоря, проснулся я от желания. Ему благоволило лежащее рядом обнаженное молодое женское тело, и я стал ласкать его, не открывая глаз.
— М-м-м… Что ты делаешь? — кряхтела Саша неразборчиво. — Блин, прекрати…
Я пробирался ладонями по ее позвонкам, нащупал пальцами ямочки на пояснице, прижался губами к расслабленной дуге плеч. Кожа пахла амброй, согретой теплом землей и редкими пряностями. Я вдыхал этот аромат, и сознание медленно восставало заодно с уже воспрявшей частью моего тела.
— Джей, я еще пьяная, уйди…
Я наконец разлепил глаза и уложил Сашу на спину. Она попробовала меня отстранить слабыми руками.
— Извращенец… Хочешь потрахаться, хотя бы не буди…
Я принялся ласкать ее грудь языком и ладонями. Когда попробовал поцеловать в губы, она отвернула лицо, и я ухватился за мочку уха.
Саша поморщилась:
— Ты издеваешься… — она приподняла веки. — У меня нет сил, мальчик. Сделай все сам по-быстрому.
Но мне не хотелось по-быстрому. Мне хотелось, чтобы она кончила.
И я пополз вниз, оставляя поцелуи то здесь, то там. Я спускался, не торопясь. Рассвет уже прокатился над островом, и солнце жарило мне спину из открытого окна. Птицы затянули утренние песни. А у меня имелось предостаточно сил и времени, чтобы завлечь Сашу в отрезвляющую пытку.
Я устроился между ее ног и осторожно, постепенно, медленно изучал языком ее чувствительность. Через некоторое время появились первые внятные реакции. Она зашевелилась и начала понемногу оживать. Спустя еще несколько минут — застонала в голос. И чем громче доносились до меня звуки, тем жестче становились ласки.
Под конец я вошел в нее, но только чтобы сбросить собственное напряжение, которое уже отдавалось болью в паху и требовало выхода. Саша дрожала подо мной. В ее глазах стояли слезы.
— Чокнутый, — произнесла она первое слово после долгой тишины, но впервые обращалась ко мне с настоящей нежностью. — Ты чокнутый.
Я лежал щекой на ее длинных волосах как на пледе и желал оставаться в таком положении как можно дольше.
— Ты тоже, — ответил я. — Чокнутая.
Стоит ли говорить, что с этой минуты моя жизнь переменилась? Нет, мне не отшибло память, и утраченная на большой земле часть меня продолжала отдавать болью, но ее заглушали новые впечатления. Потому что у двоих чокнутых в два раза больше шансов заблудиться в иллюзорном счастье и свободе, чем поодиночке.