Сколько могу вспомнить, за две грядущие недели мы почти не расставались с Сашей. Ее бешенная энергетика увлекла меня с головой, что я стал меньше посвящать времени работе и пару раз ошибся при отправке готовых файлов клиентам, чего за мной никогда замечено не было. К счастью, обошлось без серьезных конфузов, а ошибки я исправил в оперативном порядке и не подмочил свою репутацию.
Конечно, мне стоило бы задуматься наперед, чем может грозить подобная расхлябанность, но я, как и в ранние времена с тобой, Марта, ничего не замечал. Мужчина тоже склонен попасть в романтическую эйфорию и потерять голову, особенно, если долго сидел на строгой «диете», состоящей из глухого одиночества и случайных связей с продажными особами. В моем случае «рацион» так же состоял из бесконечных терзаний, мученичества и химических веществ разной степени тяжести.
Проведя с Сашей всего одну ночь, я подсел на совершенно новое, вопиюще притягательное вещество, которое вызывало зависимость с первого раза. И какой бы горечью не обернулась эта зависимость в будущем (а любые зависимости, какими бы безобидными не казались, рано или поздно приводят к негативным последствиям), я был благодарен ей хотя бы за то, что у моей жизни заново появился вкус. Обескураживающе терпкий и безусловно сексуальный вкус страсти, приключений и молодости.
Да, это звучит странно и даже пугающе, но в свои тридцать пять я давно привык ощущать себя взрослым солидным мужчиной. В то время, как Саша фонтанировала юношеством. В ней было что-то от Криса — бесстрашие, тяга к неизведанному, азарт. На байке мы исколесили все побережье, забирались вглубь острова в заповедные джунгли, посетили все храмы, которые нашли, и пообедали на всех пляжах. И каждая наша вылазка не была похожа на все предыдущие и будущие, потому что мы сами каждый день становились немножечко другими.
В один из вечеров мы валялись на пляже, глядя в дымчатый от плотных туч закат. Саша поднесла к губам тлеющую самокрутку, затянулась и отдала мне. Она лежала на моих коленях так же, как когда-то ты, моя дорогая Марта, но, признаю, во время свиданий с Сашей я едва вспоминал о тебе. И в этом отсутствии тебя созревало новое сознание, новый я.
Внезапно Саша заговорила:
— Живи в моем отсутствии, как в доме. Огромен этот дом — отсутствие мое. В него сквозь стены можешь ты войти И в воздухе развешивать картины…
— Что это? — спросил я.
— Стихи.
— Твои?
— Нет, — она засмеялась и закашлялась одновременно. — Чилийского поэта Пабло Неруды.
Я уставился в пустоту, глаза перестали видеть.
Я читал тебе стихи, Марта. Ты любила стихи…
— Что-то не так? — Саша приподняла голову.
Я уложил ее обратно.
— Сэм в этот раз подсунул что-то очень забористое.
Она снова смеялась, а я привыкал к ее смеху. Летучему, пушистому смеху, выражающему беззаботность и кромешное отчаяние.
Мне было еще далеко до полного перевоплощения, но я уже с трудом узнавал себя. Надо мной по-прежнему незримо порхали фантомы прошлого. Однако теперь я гнал их, чтобы не растерять то немногое, что уже приобрел в этой своей жизни.
— Джей?..
— М?
— Почему ты не ушел сразу?
— Не ушел?.. Я всегда уходил сразу и первым. Забывал, прятался, перерубал все ниточки. А от тебя не смог уйти, Марта. Не в тот вечер…
— Джей! — крикнула Саша.
Я очнулся. Я все еще находился на пляже, одурманенный марихуаной и воспоминаниями.
— Чего ты тупишь?
— Прости, — я потер глаза. — Жестко накрыло.
— Так почему ты не ушел утром после того, как мы переспали?
— А я должен был уйти?
Саша дернула плечами.
— Не знаю… Мне так показалось, что я проснусь, а тебя уже не будет.
— И что бы ты делала тогда?
— Ничего. Нашла бы другого. Потом третьего…
— Таков был план?
— У меня не было плана, — на редкость серьезно заявила Саша. — Планы — это вообще не мое, — она тут же перестроилась на шутливые интонации: — Пойдем лучше куда-нибудь пожрем! Вот это отличный план!
Окунаться в суету сейчас не хотелось, и мы отправились все к тому же Сэму. Как-то так получилось, что я у него в гостях стал появляться значительно реже, заезжал, только чтобы пополнить запасы травы. А меж тем кормили там прилично, и вид на пустынное побережье настраивал на медитативный лад.
Сэм встретил нас как родных. Мы расположились за лучшим столиком, который очень кстати был свободен. Подошла Пенни. Я глянул на нее мельком, поздоровался, но ее приветствие показалось мне чересчур холодным. Пока мы с Сашей думали, что заказать, Пенни исчезла.
— Пенни! — позвал я.
Она вернулась не сразу. А когда вернулась, лицо у нее было абсолютно каменным.
— Пенни, что сегодня на кухне вкусное?
— Все, — ответила Пенни ледяным голосом.
— Тогда принеси нам Пад Тай с тофу и орехами и Кунг Массамам.
Пенни, ни слова не сказав, развернулась, чтобы снова уйти.
— Пенни!
Она остановилась в полуобороте.
— И еще зеленый салат с базиликом принеси, пожалуйста. Мы очень голодные.
Я переключился на Сашу, которая улыбалась от уха до уха и ни на что кругом не обращала внимания.
Я задумался: отчего нельзя на всю жизнь сохранить это состояние окрыленности? Почему хмуриться и грустить для большинства людей становится привычнее, чем улыбаться? Чем мы заслуживаем эту маску непрестанной хандры?
Там, откуда я родом, улыбки носят либо шуты, либо душевнобольные. Счастье в глазах воспринимается как болезнь. И в большинстве случаев она вполне излечима. Растущие цены, эпидемии гриппа, на экранах телевизоров с упоением смакуются самые страшные события. Сводка новостей, как правило, — это карусель ужасов, заканчивающаяся тогда, когда включается прогноз погоды. Наверное, поэтому туда берут исключительно красивых длинноногих девиц в мини-юбках, чтобы рассказанные кошмары переживались вдвойне, втройне тяжелее на контрасте с ненастоящими улыбками ненастоящих женщин.
Ты бы знала, Марта, сколько улыбаются тут. Несмотря на природные катаклизмы, несмотря на повальную бедность, застать местного человека в дурном настроении почти невозможно. Быть может, все решает близость к морю?
— Даже ночью оно красивое, — сказала Саша. — Интересно, быстро привыкаешь к этому?
Я поднес Саше зажигалку, она закурила.
— Не знаю, — ответил я. — Я сначала не мог никак привыкнуть. А теперь не хочу привыкать.
— Почему?
— Потому что привычки делают нас слабее.
Буддисты говорят, что высшая цель в жизни — избавление от привязанностей. Чтобы стать Буддой, нужно отказаться от земных сцепок, разорвать паутину из желаний, привязанностей, требований к себе и к другим. Ты несвободен, пока еще о чем-то мечтаешь. Ты несвободен, если имеешь планы, амбиции и цели. Ты несвободен, когда любишь, ненавидишь и чувствуешь. Только возвратившись к абсолютному нолю, к центру всех середин, к началу изначального, ты прекращаешь человеческое бытие и вступаешь в бытие духовное. Но и стремление к этому — тоже желание. А Будда не хочет ничего, даже быть Буддой. Он просто существует, потому что такова его истина.
Но я не хотел быть Буддой.
— Значит, ты уже на пути, — Саша с улыбкой воткнула палочки в свежую зелень салата. — У не-хотящего шансов обрести больше, чем у того, кто рвет пупок из последних сил.
— Это очень относительно, — сказал я. — Земной жизни это точно не касается.
— Но Будда жил на земле.
— И да, и нет.
— Иногда я хочу проткнуть этими палочками твои глаза.
Я засмеялся.
Тут подошла Пенни, как всегда, бесшумно словно призрак. Она молча положила на стол папку со счетом и ликвидировалась.
Я позвал ее:
— Пенни! Мы еще хотели чай заказать! Ты поторопилась!
Через пять минут она громыхнула перед моим лицом глиняным чайником и бросила сверху новый рукописный листок с его стоимостью.
— Пенни, в чем дело?
— Кафе закрывается.
— Я знаю, Пенни. Но мы ведь можем еще посидеть? Мы все уберем за собой.
Пенни резко отвернулась и кинулась со всех ног к бару. Она скрылась на заднем дворе, а я ровным счетом ничего не понимал. Будь она биологической женщиной, подумал бы, что определенный день месяца так на нее повлиял. Но я прежде никогда не замечал за Пенни таких резких скачков настроения.
Я извинился перед Сашей, попросил подождать меня, а сам пошел к заднему двору, где располагались туалет и кухня.
Я нашел Пенни возле мойки. Она сидела на корточках, вдавив голову в колени, и рыдала.
— Пенни?.. — я присел рядом, положил ладонь ей на плечо. — Пенни, что с тобой?
Она ревела истошно, захлебывалась и не могла ничего ответить. Потом кинулась мне на шею и продолжала изливаться слезами в мою футболку.
— Пенни… Господи боже… — от бессилия и потерянности я закрыл глаза.
Рыдания не прекращались еще долго. Я не знал, как ее успокоить. Просто дождался, когда буря понемногу стихнет, еще раз обнял, поцеловал в лоб и пошел к Саше.
Мог ли я предположить, чем обернется моя такая поверхностная дружба с Пенни? Можно ли вообще заранее прогнозировать эти вещи?
Часто люди страдают по большей части из-за того, что кто-то другой не ответил взаимными чувствами на их чувство. Досадуют, что никто не возьмет на себя ответственность за чужое разбитое сердце. Но правда в том, что нет никаких законов, по которым один человек обязуется любить другого человека за один факт его любви. Как бы не было обидно, никто не в ответе за то, что чувствует друг, знакомый или родственник.
Давление на жалость, шантаж, различные манипуляции — все это призывает к чувству вины, но с любовью у этого чувства мало общего. Мы отвечаем лишь за собственные поступки, а с Пенни я был честен: не просил, не давил, не скрывал реального положения вещей. Она все это видела, понимала, но… продолжала надеяться. Я не был виновен в этой надежде, и все же вина неприятно царапнула мое сердце, когда я увидел ее, убитую горем.
Мне не нужно было объяснять, подчеркивать и приводить доводы — она увидела все своими глазами: наши отношения никогда не переступили бы порог дружбы. На то была масса причин, и каждый из нас об этом знал заранее.
Я не мог и не хотел брать на себя ее боль так же, как не мог и не хотел винить тебя, дорогая Марта, в том, что несколько месяцев не находил себе места. Как не мог обвинять Криса в том, что скучал по нему. Все, за что я имел право предъявить ему претензии, так это за факт исчезновения — Крис наверняка был в состоянии как-нибудь предупредить или отправить весточку позже. Но он этого не сделал. Потому я его винил — за его действия, но не за свои чувства. Здесь заключается глобальная разница во взгляде на взаимоотношения, которые, как ни крути, накладывают обязательства. Однако здесь речь об обязательствах перед деяниями, общением, честностью, но не перед возникающими в последствии субъективными ощущениями.
Когда ты, Марта, ругалась на то, что скучаешь дома в то время, как я иду на вечеринку с коллегами, у меня не хватило аргументов объяснить тебе, что дело не в веселье, а в том, что мне нужна эта работа. Нам двоим нужна. И вечеринка — не столько развлечение, сколько часть этой работы. Не пойди я туда, и поползли бы гадкие слухи. Я должен был оставаться в среде коллег, хотел я этого или не хотел.
А ты бранилась и жаловалась на пустоту в твоей жизни. Вещи, купленные на мои деньги для тебя, не приносили тебе должного удовлетворения. Тебе хотелось заработать самой, как ты привыкла. Тогда я воспринимал подобную позицию как некий каприз. Сейчас же пересмотрел свое видение и где-то сожалел, что не понял раньше. Но, так или иначе, ты не должна была обвинять меня в своей скуке, делать виноватым, шантажировать моим относительным успехом на фоне твоих неудач.
Я не бросал тебя. Я заботился о тебе. Но я не мог нести ответственность за твои чувства — тогда, как и ты за мои — сейчас. Я только благодарил судьбу, что когда-то наши чувства друг к другу были взаимны до мельчайшей частицы, до крошечного атома. Такой дар находят далеко не все. Пенни не нашла. Девчонки, влюблявшиеся в голубоглазого Криса, не нашли. А мы с тобой, Марта, не просто нашли, но и сумели сохранить. На какое-то время.
— Кто она? — задала вопрос Саша, когда мы вошли в мою комнату.
Я догадался, что она спрашивает о Пенни.
— Моя массажистка.
— Это переодетый парень?
— Да.
— У вас с ним был секс?
— Нет.
— Почему? — Саша стянула футболку и улеглась на кровать спиной, широко расставив колени — я наблюдал ее лицо между ними.
— Потому что я не сплю с парнями.
— И все? Вся причина?
Что-то не нравилось мне в ее интонациях. Говорила она знакомым шутливым голосом, и, тем не менее, присутствовали нотки какого-то иного, скрытого смысла. Однако на сегодня мне было достаточно загадок. Я запретил себе обращать на это внимание и занялся кофе.
Саша бродила по дому, брала некоторые вещи, рассматривала, ничего не ища, но с любопытством, присущим кошке, которая впервые попала в новое жилище. До этого мы проводили время только у Саши. Сегодня она настояла заглянуть ко мне.
— Ты минималист, — заметила Саша.
— Возможно.
— Я ничего о тебе не знаю.
— Как и я о тебе.
Она загадочно улыбнулась.
— А это что? — спросила она, добравшись до стопки с дисками. — Порнушка?
Саша держала коробку с фильмами Тинто Брасса. На ней красовались женщины в разных фривольных ситуациях: одна ехала на велосипеде с задранной юбкой, другая ласкала себя перед собственным отражением в трюмо.
— Это эротика.
— Ты на это дрочишь?
— Иногда. Но теперь реже.
— Почему?
— Потому что появилась ты.
Саша засмеялась, но продолжала рассматривать картинки — они увлекли ее.
— Давай вместе посмотрим.
— В качестве разогрева? — я притянул ее к себе, она ткнула ребром диска мне в солнечное сплетение.
— В качестве просмотра.
— А если я захочу большего?
— Поставим на паузу. Я хочу увидеть, что тебя возбуждает.
— Тогда посмотри в зеркало.
— Вставляй! — смеялась она. — Только не член, а диск, — Саша красноречиво протянула мне коробку.
Впервые что-то подобное я смотрел с тобой, Марта. Другим моим женщинам не приходило мысли посвящать общее время просмотру эротики и уж тем более порнографии. На этой почве даже случались скандалы, особенно с женой, которая однажды случайным образом выяснила, что я иногда живо интересуюсь не самым возвышенным кинематографом. Для нее стало открытием узнать, что женатому мужчине при наличии регулярной близости с супругой изредка хочется заняться самоудовлетворением.
Будь я настолько эксклюзивным, думаю, индустрия порно не обрела бы столь широкий масштаб. Но голая правда состоит в том, что не только одиночки снимают напряжение наедине с собой. Более того, я не имею ввиду исключительно мужчин. У женщин потребность в легких оргазмах ничуть не ниже. Но так уж вышло, что в обществе сольные игры воспринимаются чем-то грязным, вынужденным и неестественным. А уж если дело касается женщины, то и вовсе недопустимым.
И я рад, что в отношениях с тобой, моя дорогая Марта, я сбросил с себя множество предрассудков. Ты первая пошла навстречу. Включила какой-то дешевый ролик и предложила посмотреть вместе.
— Зачем? — у меня тогда глаза на лоб полезли.
— Хочу увидеть твою реакцию.
— Значит, на улице ты бесишься, если я на кого-то вдруг засмотрюсь, причем одетого, а здесь — пожалуйста?
— На улице — это другое. Там живые девушки, которые могут вызвать фантазии. А здесь — актрисы. Они не возбудят чувств. К тому же я буду рядом. Это честно.
В одном ты была права. Меня наверняка пожелают четвертовать за эту истину, но, отдаваясь просмотру порно, мужчина редко видит перед собой ту девушку, которая находится в данный момент на экране. Образ может быть совершенно любым — любимой женщины, недоступной одноклассницы, случайной прохожей, а может и не быть вовсе: тупая, механическая стимуляция эрогенных зон с целью выпустить пар и расслабиться. Порноактрисы не западают в душу. Это скорее исключение. Никто не рассматривает их лиц и особенностей. Может поразить какая-то деталь: форма половых губ, размер груди, даже пальцы на ногах, но все это без привязки к личности.
И я не знаю, как ты поняла это, Марта, как раскусила. Иногда твоя проницательность выходила далеко за рамки типичного женского восприятия. Возможно, за это я тебя и полюбил.
— Давай.
— Что?
— Давай, я хочу увидеть, как ты это делаешь, — сказала ты где-то на середине ролика.
— Ты что, с ума сошла?
— Но ты ведь уже изнываешь!
— Конечно! Мы же смотрим порно, а не детские мультики!
— Вот и сделай так, как если бы меня рядом не было.
— Но ты здесь, черт возьми, Марта!
— Джей, пожалуйста… Тогда я тебе тоже покажу. Тебе интересно? — ты закусила губу, изображая то ли развратную потаскуху, то ли невинную девочку.
Я не решался ответить.
Потом сказал:
— Интересно.
— Ну вот! — обрадовалась ты. — Давай. Давай, Джей.
Я вытащил диск из коробки и установил в ноутбук. Его я поставил на стул напротив кровати, чтобы было удобно смотреть лежа. Саша ела лонган, лопая пальцами шершавую корочку, а я воровал у нее очищенные плоды, когда она слишком засматривалась в экран.
Я включил «Шалунью» — может, и не лучшее творенье данного режиссера, зато довольно невинное по сравнению со многими другими его работами.
В какой-то момент Саша перестала есть и повернулась ко мне:
— Не понимаю, что здесь эротического? Все такое наигранное, дурацкое. К тому же эти мохнатости между ног…
— Девочка, — сказал я, — это снималось тогда, когда еще не родился сперматозоид, зачавший тебя.
— Я, конечно, подозревала, что ты старый, мальчик, но не думала, что настолько!
Я засмеялся на ее такое искреннее возмущение — она редко сердилась по-настоящему, а в этот раз действительно осерчала.
— Тебя это пугает?
— Нет. Мне все равно, — она отвернулась.
Я поцеловал ее, но Саша вывернулась.
— Дай досмотреть.
— Тебе ведь не нравится.
— Этого я не говорила. Мне нравится главная героиня. Точнее актриса. Миленькая.
— Чем-то на тебя похожа.
— Че ты гонишь?
— Нет, — с серьезным лицом рассуждал я. — Есть общие черты: глаза, нос, подбородок…
— Пошел ты! У меня не такой длинный нос!
Я резко перевернул ее на спину и придавил сверху собой. Пора было переходить от выдуманных образов к реальности.
И в этой реальности Саша, живая и нахальная, со всеми своими грубоватыми шутками и бесконтрольной страстью, была моей. Она отдавалась мне смелее, чем кто-либо. Может, потому что я вообще ничего у нее не выпытывал и не требовал.
Может, чем больше свободы мы дозволяем своему партнеру, тем меньше ему хочется сбежать? Мужчин часто пугают серьезные отношения ввиду того, что их женщины требуют непрерывной отчетности, лезут буквально всюду — куда разрешили и куда совсем не стоит влезать. Но даже в длительной связи остаются вещи до боли личные. Туда мы порой не допускаем самих себя, не то что кого-то. А постоянный контроль может установить лишь барьеры в виде страха. И партнер не нарушает их не из-за любви, а потому что боится.
Боится, как животное, которое побьют, если не выполнит команду, отберут еду, игрушки, тепло. Отберут что-то необходимое. Люди, как звери, в клетках своих семей выбирают жить по установленным правилам, чтобы не погибнуть.
Но разве для этого мы создаем семьи? Для этого сплачиваемся и выбираем спутников?
— Зачем она все это делала — девушка в фильме? — спросила меня Саша, когда мы уже глядели в потолок над кроватью. — Ходила без трусов, танцевала с какими-то придурками на глазах у своего же парня…
— Как зачем? Чтобы заставить его ревновать. Чтобы он злился и добивался ее.
— Она хотела быть его собственностью.
— Не думаю. В ней просто играл азарт молодой женщины привлечь к себе побольше внимания.
— Не-е-ет, — демонически прошептала Саша мне на ухо. — Она хотела, чтобы он взял ее, скрутил и заставил быть только с ним. За весь фильм блаженное лицо у нее было только раз, когда он наконец оттрахал ее на мешках с мукой.
— Что-то я сомневаюсь, что она обрадовалась, окажись он тираном.
— Он просто слишком мягкий. Слишком правильный. Слишком понимающий. А ей нужен самец.
Я перелег на бок и изучал Сашин профиль.
— Почему же она тогда его выбрала? — спросил я после некоторых раздумий.
— Так, под руку подвернулся. В этой деревне немного молодых, симпатичных, одиноких парней. Отстойно же быть одной.