Мне вообще в оторванной от привычного мира островной изоляции начало казаться, будто страдание и жизнь совсем неотделимы. Повлиял ли на меня в том числе буддизм или только личный опыт, но Будда бы со мной согласился. И в его точке зрения мне больше всего нравилось то, что никакого божественного рая после смерти никому не обещано. Страдание и спасение всегда существуют рядом, пока существуешь ты. Ни в том, ни в другом нет как таковой добродетели: монах и мирянин могут быть счастливы и несчастны, могут идти одной дорогой неделания зла, которая ведет к богу.
Только одно выбивалось из моего новообращенного буддистского сознания: мой бог жил на земле, и он меня предал.
Но, вопреки всему, я упорно продолжал ему молиться…
Вглядевшись в закат, я прошептал как молитву: «Марта…»
Закат не ответил мне.
Зато мне ответил Чак истошным лаем. Этот говнюк опять стащил чью-то игрушку и гордо выплюнул ее к моим ногам.
— Где ты это взял, Чакки? — я вытащил из песка упавшую вещь.
Это была кукла. Обыкновенная девчачья кукла из дешевой пластмассы — бюджетный аналог «Барби». Платье на ней было мокрым и рваным, а лицо у куклы будто бы выражало страдание. Потрепанные синтетические волосы торчали во все стороны, как иногда происходило на утро с твоими волосами, Марта, если ты ложилась спать с мокрой головой.
— Чак, где ты это взял?
Чак прыгнул за моими руками, пытаясь снова отнять свой трофей. Я огляделся, не бежит ли кто с полоумными глазами убивать моего пса и меня заодно.
Но пляж был пустынен. Похоже, куклу забыл кто-нибудь из детей.
Чак радостно скакал, не понимая, чем я недоволен. Я огляделся еще раз, размышляя отдать ему игрушку, чтобы он окончательно ее доканал, или оставить тут — вдруг ее будут искать.
И тут я увидел силуэт.
Еще издали он показался мне знакомым. Не зная точно, мерещится мне, или глаза мои в самом деле видят то, что хотят видеть, я поплелся навстречу.
Силуэт приближался, и я ускорил шаг. Потом перешел на бег. Потом пустился во весь опор и остановился только тогда, когда цель оказалась на расстоянии вытянутой руки.
Я смотрел и не верил.
— Привет, парень.
— Крис…
Он улыбался широко будто американский президент во время инаугурации. Белая майка с выцветшим звездчатым флагом реяла на ветру в розоватом тяжелом от влаги воздухе.
— Как дела?
— Крис!
Я бросился его обнимать.
— Крис! Мать твою! Подонок ты сраный!
— Ну, тише-тише! — ржал Крис, обнимая меня в ответ. — Эй, парень! Если продолжишь так прижиматься, у меня встанет!
— Пошел ты! — я врезал ему по плечу куклой, которую все еще держал в руках.
— Что это у тебя? — скривился Крис. — Успел детишек наделать, пока меня не было?
— Нет, подарок тебе принес. Тебе как раз по возрасту.
Я вручил ему обезумевшую от стольких событий Барби, а Крис только больше расхохотался.
— Я в детстве таскал таких у сестры. Заглядывал им под платья, чтобы потрогать сиськи.
— Можешь теперь трогать, сколько влезет.
— Теперь предпочитаю живые, — Крис облизнул губы.
Подбежал Чак. Начал лаять и наматывать вокруг нас круги. Похоже, он был возмущен тем, как я обошелся с его законной добычей.
— Чак, фу!
— Это твой?
— Мой, — я потрепал Чакки за ухом, чтобы он немного успокоился.
— Так и знал, что ты здесь пропадаешь без меня.
Втроем (если не считать Барби, которую наконец вернули Чаку) мы пошли вдоль берега. Закат обнимал нас со всех сторон быстро надвигающейся тьмой.
— Ты уже похоронил меня? — спросил Крис.
— Не дождешься. Ты слишком живучий.
Крис вновь хохотал:
— Так и есть, парень! Так и есть.
Я смотрел на него во все глаза. Крис будто бы вытянулся в рост, усох, почернел как старая деревянная жердь. Где он был? Где гулял все эти двас лишним месяца? И откуда у него на плече татуировка? Еще свежая, словно липкая от жирной мази.
Крис остановился и показал на нее:
— Видел? Сердце и стриж. Олдскул, парень. Еще хочу набить себе Санта Муэрте вот сюда, — он ткнул на левую лопатку.
— Зачем?
— Пойдем выпьем коки, парень. Я все расскажу.
Я взгромоздил Чака подмышку, и мы пошли к дороге, привычно текущей ливневым ручьем по обшитой торговцами набережной. Крис улыбался, но был молчалив.
Мы сели в открытом баре. Чак забился под стул и явно чувствовал себя не в своей тарелке. Такой обычно общительный и задиристый на пляже, здесь он поджал хвост. Я поглаживал его легонько, пока Крис собирался с силами для разговора.
— Все, как ты говорил, парень, — вздохнул он. — Гребаная любовь. Гребаный потрясный секс. Я даже делал ей это, и ей нравилось. Мне нравилось. Прикинь? Мне нравилось, Джей.
— Где она сейчас? — помолчав, спросил я.
— В Мексике. Я собираюсь ехать туда. Слышишь, романтик? Я собираюсь туда ехать. Гребаное дерьмо… Я собираюсь туда ехать.
Они познакомились на серферском пляже, там, где и мы встретились с Крисом в середине июля. Утром следующего дня у нее был паром на другой остров. Она была новичком и хотела уйти в более спокойную волну. Крис, забыв обо всем на свете, подрядился сопровождать ее.
— Гребаные споты. Ты знаешь, какие споты там, на этом острове? Как ванильное молоко. Веселее в каком-нибудь детском бассейне развлекаться. Но это был рай, парень, — Крис близко нагнулся ко мне, прошептав: — Это был рай.
Он почти допил свою колу, а я свою — едва тронул. Крис был угнетен. Я чувствовал это.
И, вопреки всему, он уперто рычал в барную стойку:
— Я говорил ей, вернемся сюда. Здесь волна на любой вкус. Я-то разбираюсь! Что ты понимаешь в серфинге? А она, знаешь, что?
Я отрицательно помотал головой.
— Пуэрто-Эсконандидо! — заорал Крис на всю улицу.
Пуэрто-Эсконандидо. Я уже слышал об этом месте. Знаменитый мексиканский пляж, куда слетаются серферы со всей Америки. Тихое, в общем-то, место, известное лишь фанатам.
— Ты собираешься туда? — спросил я.
— Да, — кратко, но как-то невесело откликнулся Крис.
— А почему сразу не поехал?
— Ты охренел, Джей?! — взорвался тут же Крис и шмякнул стаканом по стойке. — Это же гребанная манипуляция! Я не хочу в Пуэрто-Эсконандидо! Я хочу свободной волны здесь! А она просто дура упертая! Ни одного сезона еще не откатала, а уже что-то выдумывает!
В безумии и отчаянии он схватил меня за грудки.
— Остынь, — мерно ответил я и убрал его руки. — Остынь и обдумай. Куда и зачем ты собираешься лететь.
До Пуэрто-Эсконандидо минимум две пересадки. Одна — в Бангкоке или Ханчжоу.
— Вторая — в Сан-Франциско, — договорил за меня Крис, уставившись безвольным взглядом в неразборчивую муть бара.
— Зачем тебе это? — спросил я.
Крис глянул под мой стул. Чаки недоверчиво глазел на него, поскуливая.
— Его тоже возьмем с собой, если хочешь, — сказал Крис и посмотрел на меня. — Полетим вместе, парень? Джей? Чего тебе терять?
В растерянности я закусил губу.
В чем-то Крис был определенно прав. Здесь меня ничего в сущности не держало. Я даже не был уверен, что Сэм и Пенни заново примут меня в свой круг. Мы не виделись уже две недели, с того дня, как ездили на сбор батата. Пенни не появлялась. Наверное, уже думала, что я действительно уехал. Подкрадывался ноябрь, и дождей стало значительно меньше, волны ослабевали. А я уже привык видеть это место таким переменчивым — то золотистым от яркого солнца, то хмурым и порывистым в ливневые часы. Будто бы все вокруг нашептывало о том, что мне пора двигаться в путь.
Я предложил Крису зайти ко мне. Дома еще имелся небольшой запас травы, я хотел его угостить. Он с радостью согласился. Чак тоже был счастлив отправиться в менее людное место. Он уже устал, и, как только мы вошли в комнату, тут же уснул на кровати.
Я осторожно подвинул его, чтобы нам с Крисом тоже было где разместиться.
Мы спокойно курили, наслаждаясь приятным дурманом. Я рассказал ему о Саше, затем о Пенни. К моему удивлению, он почти не подтрунивал над моими историями.
Только сказал:
— Всё-таки я бы ее трахнул, — имея ввиду Пенни.
А потом добавил:
— Но ты правильно поступил.
— Считаешь?
— Да, считаю, — он затянулся в полные легкие, передал мне самокрутку.
— У нее еще никого не было, понимаешь? Совсем никого.
— Испугался быть первым?
Я неуверенно пожал плечами и тоже набрал в рот дыма.
— Она была мне как друг. Как сестра. Друзей и сестер не трахают.
Крис высоко поднял брови.
— Ну нет… — сморщился я. — Не говори, что ты трахался с сестрой.
— С троюродной! — возмутился Крис.
— Все равно гадость.
— Да забей. А у Пенни все равно потом будет кто-то. Ну, допустим, не ты. Другой залетный турист. Все равно кто-то будет первым. Так что это ничего не значит.
— А что значит? — спросил я, не предполагая какого-то конкретного ответа.
— Кайла значит.
Кайла… Похоже, Крис и правда влип не на шутку.
В этот вечер он много говорил о ней. Он, наверное, только потому сюда вернулся и разыскал меня, что лишь со мной был готов поделиться своими чувствами. Знал, что я не стану глумиться, что поддержу. Крис впервые открыл для себя настоящее чувство к женщине, и оно поразило его, вывернуло наизнанку как постиранный свитер. Он не верил, что от тоски по человеку может настолько сильно болеть. Я, признаться, сам не верил, что его так быстро накроет.
— Я скучаю по ней, брат, — говорил Крис в перерыве перед следующим косяком. — Я ее постоянно вспоминаю, постоянно думаю о ней. Это какое-то проклятие. У тебя было такое?
— Было.
— И что сейчас?
— Я не знаю, где она.
— Вот дерьмо, — посочувствовал Крис. — И ты не пробовал найти?
Я занимался скручиванием новой сигареты и некоторое время молчал. Крис, видимо, понял это как то, что я не хочу рассказывать.
— Окей, прости, парень…
— Нет, все в порядке, — ответил я. — Возможно, она живет там же, где мы жили когда-то вместе. Я мог бы попробовать связаться с ней. Но я не хочу.
— Ну… — рассуждал Крис. — Значит, тебе это не нужно.
Я посмотрел на него строго, и он тут же осекся.
— Прикрой глотку, Крис. Мы были вместе несколько лет. Это тебе не на серфе погонять пару месяцев.
— Ты что, женат?
— Нет, мы не были женаты.
Почему-то его рассмешили мои слова:
— О, так она обиделась, что ты замуж не позвал?
Моя физическая реакция опередила мысли. Я схватил Криса за майку и крепко сжал ткань, но почти сразу отпустил, опомнившись.
— Не злись, парень, — мягко проговорил Крис. Похоже, я успел его напугать, и теперь он осторожно подбирал слова: — Знаешь, бывает такая херня. Я слышал. Женщины хотят романтики и все такое. Даже специально перестают пить таблетки, чтобы залететь. Слушай, мои подруги из колледжа так делали. А если не женишься, еще в суд подадут за изнасилование, прикинь? Так что либо трахайся с резинками, либо молись. Такие дела.
Я постарался уравновесить взбунтовавшийся во мне гнев. На это потребовалось несколько минут.
— Крис, — сказал я наконец, — я хотел сделать ей предложение. Но не успел. Теперь все кончено.
Крис улыбнулся через силу:
— Значит, будет другая. Поехали со мной в Мексику. Я найду Кайлу. А ты найдешь себе новую девчонку. Я тебя на доску поставлю. Серферу девчонки легко дают, точно тебе говорю. Поехали. Собирай своего пса и поехали. Здесь больше нечего ловить. Волны скоро уйдут. Мексика нас ждет, брат.
Я обдумывал его слова, пока скреплял самокрутку. Завернул ее так туго, что даже пальцы немного заболели. Ощутив на коже фаланг неприятное жжение, я остановился. Взял зажигалку Криса и тщетно попытался выдавить из нее огонь, но искра загоралась в темноте и тут же гасла — кажется, закончился газ.
Я поискал в комнате спички, Крис тем временем шарил у себя по карманам. Однако все наши совместные попытки найти огниво провалились.
Я стоял возле плиты с готовой сигаретой в руках, не понимая, что делать. И вдруг я вспомнил. Открыл тумбу в столе, где хранил разную канцелярию и листы этого своего то ли письма, то ли дневника. После эпизода с Сашей я прятал записи, боясь чьих-нибудь чужих глаз, а заодно спасая от зубов Чака.
Я извлек оттуда твой подарок, Марта. Выброшенную, найденную, потерянную и снова найденную Пенни зажигалку. Я думал окончательно избавиться от нее, но какое-то неясное, суеверное предчувствие мешало мне похоронить эту памятную вещь где-нибудь в морской пучине.
Сигарету и зажигалку я отдал Крису, чтобы он начал ритуал. Он закурил, вернул сигарету мне. Зажигалка осталась у него. Крис рассматривал ее в голубоватой дымке тропических льющихся из окна сумерек, несколько раз зажигал и гасил, захлопывая железную крышку, а затем кинул зажигалку мне. Я поймал.
— Ну что? Решил? — спросил Крис.
Я кивнул:
— Да. Решил.