33610.fb2
— Кстати, вы не проболтаетесь моей старухе?
— Ты что, с ума сошел?
— Тогда почему вы засмеялись?
Он подошел к Эрику и уселся на подлокотник его кресла. Это жест большой доверительности.
— Просто так… Но я даю тебе слово…
— Даете слово?
— Ну да!
Когда он поднялся с кресла, его глаза блестели, он вновь приблизился к Эрику, обнял его правой рукой за шею и поцеловал в затылок. А затем вышел в соседнюю комнату.
Я взглянул на Эрика:
— Поло вас очень любит.
Он улыбнулся и с трудом выговорил:
— Да. Думаю, очень.
— Но… как же его мать?
— Она знает.
Он рассеянно курил. Несколько секунд мы хранили молчание, наконец наши взгляды встретились, и мы улыбнулись друг другу. Я позволил этим улыбкам утопить меня в кресле, а когда вода сомкнулась надо мной, немножко встряхнулся и сказал, вставая:
— Что это он там поделывает?
Я вышел в другую комнату. Поло стоял, облокотившись на балконные поручни. Я удивился, что такой парень находит повод для меланхолического времяпрепровождения (подобная поза на балконе напоминала мечтательное фланирование). Когда он обернулся, я обнаружил, что малец плачет: он был пьян.
— Что с тобой, Поло, что-то не так?
Он подошел ко мне, обнял за шею и поцеловал.
— Ты мой самый лучший друг…
— Что-нибудь не в порядке?
— Все в порядке.
— Тогда почему ты расхныкался?
— О, пустяки. Пойдем.
Мы вернулись к Эрику. Он за это время даже не пошевелился.
«Сколько же они тратят на его курево? — мелькнуло у меня в голове. — Франков по сто за пачку!»
— Возвращаю его вам, — объявил я.
Эрик поглядел на него. Заметил слезы, явственно удивился, но улыбнулся:
— Что с тобой?
В слезах и соплях Поло ответил:
— Ничего.
Все еще улыбаясь, Эрик встал, подошел к нему и положил руку ему на плечо.
— У меня все в порядке, — настаивал Поло, утирая всю физиономию рукавом.
Потом он прижался к Эрику, а тот нежно его обнял:
— Иди приляг, ну же.
Поло помешкал, внезапно его глаза стали жесткими, злыми, и он сказал:
— Хорошо, я отправляюсь.
А секунд через десять:
— Все мы туда отправимся.
В тюрьме он мог бы ответить точно так же. Одна только злость могла побудить его предать своих дружков. Но злость побудила его никого не предать. Капитан нетерпеливо звякнул ключами и сказал:
— Я должен знать. Мне нужны зачинщики. А иначе как же наказывать виновных?
В ту секунду неподвижный металлический взгляд Поло как бы украсился легкой весенней порослью. Его лицо осветилось, правда, на довольно странный лад: оно стало еще мрачнее. Поло понимал, что его молчание вызовет у капитана множество подозрений, может даже повлечь за собой катастрофу. Он не представлял ничего определенного, просто сладострастно позволил себе катиться по наклонной плоскости отказа. Не разжимая зубов, он процедил:
— Что вы хотите, чтобы я сказал? Я сидел, тут мне открыли камеру…
— Какой номер?
— Четыреста двадцать шестую…
— Ну, и…
Говоря это «ну, и…», капитан отшвырнул ногой к стене какую-то лежавшую под ногой щепочку. Это был жест футболиста. Мгновенный, но мимолетный стыд обуял Поло, напоминая, что он-то вот не был спортсменом.
— Я ничего не знаю.
Капитан поглядел на Поло. Машинально он уперся взглядом в основание носа, где увидел сросшиеся брови, придававшие физиономии упрямый вид, и понял, что ничего не добьется.