Святослав:
Держу в руках личное дело девчонки, внутри которой сейчас находится самое дорогое в моей жизни- сердце любимой женщины. Маленькая, щупленькая, длинные темные волосы и темные глаза- ничего примечательного. Пухлые губы делают выражение лица излишне детским, наивным, невинно-ангельским.
" Талова Валерия Феликсовна". Хммм… Феликсовна. у матери, что отказалась от девочки в роддоме, не было совести, но определенно была вкус на мужчин. По крайней мере, на имена, если имя она придумала. Я бы мог пожалеть маленького брошенного матерью и с прочерком в графе " отец" ребенка, тем более, сам детдомовский, но при одной мысли о том, что она живёт засчет сердца Алёны, проживая те годы, что никогда не прожить моей жене- и ненависть к этой пигалице захлёстывает так, что руки трясутся, сжимая папку так, словно это- ее тоненькая шейка.
" Собрана, организована. В коллективе лидерских качеств не проявляет, но всегда готова помочь, поддержать. Увлечения: вязание, вышивка"- серьёзно? Не детдом, а пансион благородных девиц! Моя Аленка, при всей своей скромности, уже покуривала в классе 8 м, а уж в старших классах наши ночные встречи в каморке рядом со спортзалом- да я до старости буду их помнить. А здесь?
Из не особо большого досье, что вручил мне этим же вечером Сокол, я узнал, что Валерия давно стояла в очереди на получение донорского сердца. И, вероятно, никогда бы не дождалась своей очереди, но ее взял под крыло международный благотворительный фонд " Спасение", что собрал деньги на дорогую заграничную операцию. Тут уж и наши областные, центры вдруг, один за одним, стали соглашаться на операцию, да еще и дешевле, чем за бугром. И очередь сменилась, на приоритетную. А тут вот та байкерша разбилась — и всё. Понеслась. Валерию, впопыхах, на реанимобиле повезли на операцию. На месте перепутали доноров- видно, в приоритете были денежные вопросы. Фонд перевел всё до единого рубля. А организационные, как и многое в нашей стране, уныло гребли где-то позади выгоды и личных интересов.
Бросаю досье на стол, а перед глазами все стоит лицо девчонки. Теперь мы с ней связаны. Навсегда. С сегодняшнего дня ее жизнь круто изменится.
Первым делом я нашёл для неё приемную семью, опекунов. Семью, которой плачу столько бабла, что на него безбедно могли бы прожить несколько поколений этой семьи, мать их так. "Отличные, душевные люди. У них нет своих детей, погибла дочь несколько лет назад"- отрапортовал мне Сокол, отираясь возле меня, пока я рассматривал досье кандидатов на усыновление. " И, самое главное, на все твои условия согласны"- да, Леха, тут твоя солдафонская душонка права, это — самое главное.
Пускай подрастет у них, пока я решаю, что с ней делать. Сейчас даже видеть ее мне не хотелось, боялся не сдержаться, хоть и сто раз твердил себе как мантру, что девочка ни в чем не виновата. Что это- мудаки-врачи. К слову, все из которых сейчас были уволены с позором. И как раньше говорили, " волчьими билетами" Естественно, моими стараниями. Такие хЕрурги, от слова " хер", не должны и близко к скальпелю подходить. Как и весь персонал в тот день. С таких мудаков станется и руку отрезать, а потом извиняться, пристыженно опустив глаза, что " ой, а это не вам нужно было руку, у вас просто аппендицит вырезать"). Но злость никак не отпускала- веселится, живёт….Пока моя жена кормит червей, сука! Ну и где ваша долбаная справедливость? Она- ребенок, скажете вы?! А у моей жены внутри тогда кто умер?! Кусок железа?! Такой же ребенок, мать вашу, как и эта…
Уйти! Забыть и пускай живёт. Помогать, иногда узнавать как она там, вернее, оно. Сердце моей жены. Может, мои убогие молитвы были услышаны? Алёна теперь, считай, будет жить. Не так, как я ожидал, но сердце её будет биться, пусть и в совершенно чужом теле.
Нет, отпустить Талову я не могу. Уже никак не могу. Мы связаны. Связаны навсегда, хочет она того или нет. Возможно, когда я отойду, я стану ей кем-то вроде доброго дядюшки, что опекает и любит, приму ее детей как родных. Ведь своих у меня никогда уже не будет- меня словно заколотили в том гробу, вместе с Алёной.
Десятки оплаченных мною лучших врачей и сиделок по очереди дежурили в её палате, мониторя состояние. Риски были велики — отторжение, инфекция. Всё моё существование свелось к тому, что я, затаив дыхание, ожидал очередной порции информации по состоянию Валерии. Казалось, на минуту отпущу ситуацию- и потеряю Алёну уже навсегда. Её сердце перестанет биться. И вот тогда я действительно потеряю последнюю ниточку, что связывает меня с семьёй, с жизнью.