Так незаметно пролетела неделя.
После пьяного откровения Соколовский не поднимал тему серьёзного разговора, и, как я и предполагала, на утро, наверное, даже и не вспомнил, какую чушь нёс накануне. А я и не стала настаивать.
И, можно было бы сказать, что ничего не изменилось, но это не так. Наши взаимоотношения с Глебом скакнули вперёд. Причём, в лучшую сторону.
Удивительно, но подготовка к отработке у Разумова, действительно сблизила нас. Профессор добился своего. И мы не просто нашли способ, как договориться, но и отыскали точки соприкосновения: мы вместе ездили на пары и обратно, вместе готовили ужин, вместе делали домашние задания, помимо подготовки общего доклада. А когда мы перебрасывались общими фразами в перерывах, выяснилось, что и общего у нас значительно больше, чем мы оба думали.
Иногда я ловила на себе долгий и задумчивый взгляд брюнета. Но у меня не хватало смелости посмотреть в ответ. Вместо этого я делала вид, что очень увлечена своим занятием.
Был и ещё один момент, из-за которого я сильно переживала — это совместное сожительство с парнем. Я до последнего боялась, что Глеб однажды сорвётся и в один вечер завалится ко мне в комнату, начнёт приставать. Или будут хотя бы намёки на это. Но нет. С того самого дня Соколовский вообще не позволял себе ничего лишнего. Хотя были моменты, когда я ощущала на себе ту самую страстную ауру, распространяющуюся по квартире. Особенно после того, как я выходила из ванной.
Успешная сдача отработки и высший балл от Разумова нам обоим ознаменовали начало белой полосы. К тому времени я уже успокоилась и жила в ставшем «привычным» ритме: учёба-дом-готовка-домашка. Но неожиданная похвала от профессора привела нас с Соколовским в состояние, близкое к эйфории.
— Поверить не могу, — хохочет Глеб, сидя на подоконнике. Одна его нога расслабленно свисает вниз, и он периодически качает ей от нервного возбуждения. В руке у него зажата баночка с колой и он, прежде чем отпить, салютует мне.
Я тоже не могу сдержать эмоций, поэтому салютую ему в ответ вишнёвым соком и припадаю к трубочке, неспешно потягивая его.
— У меня чуть сердце из груди не выпрыгнуло, когда он начал задавать нам дополнительные вопросы! Думала, начнёт топить…
— Мы молодцы, Жемчужинка! — Задорно выдаёт мажор и подмигивает. — А ещё мы — отличная команда. За нас! — Говорит он и уже чокается с моей коробочкой от сока.
Я хихикаю, когда кола предсказуемо расплёскивается ему на одежду. Парень подскакивает с подоконника. Шипит и чертыхается.
— Вот блин! Треш… Только вчера эту футболку купил, — с досадой на лице рассматривает коричневые пятна на белой футболке от знаменитого дорогого лейбла.
— Обновил. — Лениво отмахиваюсь, понимая, что вряд ли мажору испортит настроение подобная мелочь. Тем более на фоне того, что мы сдали отработку у самого Разумова! Да ещё и всего со второго раза. — Но лучше, конечно, застирать пятна, чтобы дома легче было отстирать. — Бормочу вслух.
Брюнет ставит баночку с колой рядом со мной.
— Ты подожди меня тут, я быстро заскочу в мужскую раздевалку перед спортзалом. У меня там в шкафчике сменка припрятана. Ну и немного застираю пятно. Ладно. — Закатывает глаза на мой многозначительный взгляд. — Я быстро. — Произносит он и быстрым шагом удаляется в сторону раздевалки. Она как раз на этаже, за поворотом.
Я смотрю Глебу в спину, не переставая удивляться переменам в нашем общении. Мы так легко и просто общаемся, без подковырок, без переругиваний, без шипящих и рычащих звуков, будто старые друзья. И мне… Мне нравятся эти перемены.
Поэтому я сама не замечаю, что вот уже несколько минут как залипаю в пустой коридор, утопающий в вечерних сумерках, а на моих губах та самая глупая улыбка, очень сильно напоминающая улыбочку Соколовского, когда он пьяный заявился домой.
Ловлю себя на этом и легонько шлёпаю по губам ладонью.
— Так, Арина! Простое человеческое отношение к тебе — не повод давать волю своим чувствам! А ну, взяла себя в руки!
— Да уж, как точно ты выразилась, замарашка. Давно пора было понять и принять факт, что такой парень, как Глеб Соколовский вряд ли обратит на тебя внимание всерьёз.
Я оборачиваюсь назад слишком резко. Задеваю рукой баночку с колой, оставленную мажором, и она падает с подоконника. Некрасивое пятно разливается по коридору и Крицкая брезгливо морщит нос пока обходит его, подходя ближе ко мне.
Она выглядит, как всегда, сногсшибательно: высоченные каблуки, обтягивающие кожаные штаны черного цвета, кружевной топ, поверх которого накинут бордовый пиджак. К макияжу тоже не придерешься — наверняка, она каждое утро посещает салон красоты. Не удивлюсь, если у неё есть домашний визажист. Густые тёмные волосы собраны в высокий хвост, придавая ей ещё более стервозный вид.
Встав прямо передо мной, сидящей на подоконнике, она оглядывает меня с ног до головы изучающим взглядом. Снова кривится, как от некрасивой лужи посреди коридора, и скрещивает руки на груди.
Оно и понятно — на мне обтягивающий лонгслив серого цвета и обычные потёртые джинсы.
— Не понимаю, что он в тебе нашёл?
И, хотя девушка не излучает агрессии, я всё равно до одеревенения в мышцах напряжена. А также не могу не признать — я рада, что Лена одна, без своей рыжей быдловатой подружки.
— Это риторический вопрос или мне стоит ответить? — Склоняю голову на бок и напускаю на себя скучающий вид.
Хватит. Больше никому не позволю делать из себя девочку для битья.
— О, у серой мышки прорезались зубки? — Ехидно ухмыляется Крицкая. — И когда ты стала такой смелой? Твоей подружки поблизости нет. Так что и защитить тебя в случае чего некому.
Полина и вправду отсутствует последние три дня по причине болезни. Но Крицкая и без меня это знает, ведь они учатся в одной группе.
— Ты так в этом уверена? — Вскидывая брови, копирую её неприятную улыбку.
Брюнетка не уверена, поэтому хмурится на мгновение и окидывает пустой коридор внимательным взглядом.
— Неважно, — отмахивается она. — Я всё равно пришла просто предупредить.
— С чего бы такая доброта?
— С того, что мне жаль тебя. Боюсь, не переживёшь. Наш мир, — выделяет девушка, — сильно отличается от того, к которому ты привыкла. Такие, как я, понимают, что Глеб ещё слишком молод и не нагулялся. И с кем бы ни забавлялся, его отец всё равно не примет кого-то не подходящего ему по статусу. На твоём месте я бы поберегла глупое и наивное сердечко, — Крицкая наклоняется ближе и тычет острым когтем прямо в область моей груди, прикрытой плотной тканью невзрачного лонгслива. — Поверь мне, будет очень больно, мышка. Очень. — Тянет она, напоминая мне черную кошку, играющую с добычей, вместо того, чтобы просто её съесть. — Я подожду. Я терпеливая. И понимающая. Все вы — просто проходящее увлечение. Временные подстилки. Я же — его будущая жена.
В груди всё леденеет от её слов, не давая мне сделать полноценный вдох. Это не укрывается от Лены, и она понимающе хмыкает, растягивая уголок губ в неприятной ухмылке.
— Вот-вот, дорогуша. Уже больно. Так что, мой тебе совет, не затягивай с этим. Уйди с дороги сама. Я не всегда такая добрая. А Глеб не всегда такой лапочка. Только пока увлечён. Потом — выбросит, словно мусор и не вспомнит. Он со всеми так поступает. — Крицкая делает драматическую паузу, прежде чем продолжить. — А теперь угадай, к кому он постоянно возвращается?
Вопрос зависает в воздухе, оставаясь без ответа. Да он и не требуется.
Я хочу что-то сказать. Воспротивиться. Защитить Соколовского. Сказать, что это не так. Но понимаю, что она права. Я знаю, о чём говорит брюнетка. Я сама была всему этому свидетельницей. Я сама знакома с мажором слишком давно, чтобы наивно отрицать всё то, что мне сейчас наговорила «добрая советчица» и бывшая, или временно бывшая, спутница Глеба.
— Вижу, девочка ты не глупая, и без меня всё понимаешь. — Крицкая перестаёт улыбаться, становясь серьёзной до оскомины на зубах. До отвращения. — Вовремя опомниться и вспомнить, где твоё место — тоже своего рода победа.
Последняя фраза вышибает дух из лёгких. Но вместе с этим приходит та самая злость, которая позволяет дать отпор самовлюблённой девице.
— Смотри, сама не окажись за бортом, детка. — Говорю я, как можно монотонней, и спрыгиваю с подоконника. — Посмотрим, кто из нас ещё вспомнит, где её место.
Обхожу лужу из колы, мысленно извиняясь перед уборщицей. Поднимаю пустую баночку, валяющуюся на полу, и выкидываю её в мусорку. Крицкая молчит, когда я поворачиваюсь к ней спиной и ухожу в противоположную сторону той, куда ушёл Соколовский.
Брюнетка раздражённо сопит мне вслед, чем тешит самолюбие. Мне тоже удалось уязвить любовницу Глеба. И это только начало. Но спасибо ей за то, что дала мне мысленную затрещину, и спустила с небес на землю, напомнив, кто такой Глеб Соколовский.
Да, он может быть разным. Даже милым и заботливым. Даже любящим. Но его слова — это ветер. Его действия — это момент. А завтра он уже про всё забудет. И не вспомнит твоего имени. Ему не будет дела до твоего разбитого сердца.
Это всё — правда. Елена Крицкая знает его не хуже меня.
Но есть одно «но».
Я решила быть счастливой. И больше никому не позволю вторгаться в своё личное пространство и рушить сложившееся мнение о человеке. Лично моё. И пусть я в итоге разочаруюсь, но зато буду знать, что попыталась сделать всё, что могла. Для себя в первую очередь.
— Ты пожалеешь, Скворцова. — Всё же доносится мне в спину. Грубое. Шипящее.
Перед тем, как скрыться за поворотом в фойе, слегка поворачиваю голову и отвечаю стерве:
— Возможно. Но и ты — тоже.
***
Смартфон вибрирует в кармане джинс. За последний час — раз в тысячный, наверное. И я даже знаю, кто пытается дозвониться. Но глухая боль в груди и пустота, образовавшаяся после разговора с Крицкой, заставляют меня игнорировать звонки и дальше.
На улице хмарь. Тёмные тучи сгущаются на небе. И, несмотря на ранний вечер, темнеет очень быстро. В воздухе пахнет озоном. Свежо и приятно, да, но если дождь пойдёт до того, как я доберусь до квартиры Соколовского — это будет плохо. Иммунитетом я не могу похвастаться с самого рождения.
Гроза, как предвестник того, что погода точно обрадует меня, как минимум, ливнем, расходится не на шутку. Ветер перестаёт быть приятным и освежающим, а воздух — тёплым. Поднимается настоящий ураган. А я ещё даже половину пути не прошла.
Судорожный вздох, и я достаю телефон из заднего кармана джинс. Апатично смотрю на экран — двадцать три пропущенных.
Глеб мне голову откусит, к бабке не ходи.
Самое логичное в сложившейся ситуации — позвонить Соколовскому и попросить забрать меня. Пусть наорёт. Пусть мы поругаемся. Но, кто бы и что ни говорил, выносить уроки из неприятного опыта прошлого я умею.
Останавливаюсь под фонарём у скамьи. Прохожих на тротуаре много, поэтому я не переживаю, что на меня кто-то накинется, как в пустующем дворике пару недель назад. Ещё пару минут я мнусь, закусив губу. Большой палец завис над кнопкой вызова и никак не хочет опускаться.
И, ровно в тот момент, когда я собираюсь с духом и заставляю себя позвонить Соколовскому, огромная капля падает на экран яблочного смартфона. Тачпад реагирует быстро, сворачивая контакт Глеба и выходя на главный экран.
А уже в следующую секунду мне становится вообще не до этого, потому что начинается ливень.
Дождь льёт стеной. Я без зонта, поэтому одежда становится влажной практически мгновенно. Спешащие домой люди, как и я, начинают оглядываться вокруг в поисках укрытия. Мой взгляд цепляется за козырёк неприметного уличного кафе и я бегом, перепрыгивая стремительно образующиеся лужи, несусь туда.
Укрытие спасает от дождя, но ветер никто не отменял. Я промокла до нитки и теперь меня трясёт, как осиновый лист. Денег зайти в кафе и взять что-нибудь, чтобы переждать непогоду, нет.
Я обхватываю себя руками, пытаясь согреться, но это мало помогает. Мысленно обрушиваю на свою голову гневные тирады за слабоволие и ненавижу мир, который любит подгадить в самый неприятный момент.
— Арина? — Слышу знакомый голос рядом.
Оборачиваюсь и вижу перед собой Стаса. Его русые волосы промокли, став тёмными, и теперь паклей свисают вниз вдоль лица.
И когда они успели так отрасти?
— Привет. — Улыбаюсь, вдруг понимая, что зря ругала мир. Всё-таки он не так уж и настроен против меня.
— Давно не виделись, — судя по выражению, которое теплится на дне синих глаз, он рад встрече.
— И правда, — отвечаю я, одновременно подсчитывая, сколько дней прошло с момента, когда мы виделись в последний раз. Но на деле оказывается, что прошло чуть ли не больше двух недель.
— Как твои дела? — Интересуется Краснов, поглядывая в сторону кафе. — Может, зайдём? Ты вся продрогла. — Окидывает меня обеспокоенным взглядом.
— Да нет, — отмахиваюсь. Не хочу, чтобы парень снова платил за меня, как тогда в ТЦ. — Я лучше домой пойду.
— Ты же далеко живешь. — Хмурится парень, видимо, вспомнив адрес съёмной квартиры, куда они с Полиной завозили меня в прошлый раз. — Давай, провожу, как кончится дождь? — И тут же добавляет. — Кстати, а что ты делаешь одна в этом районе?
Я закусываю губу и отвожу глаза. Смотрю на своё искажённое отражение в близлежащей луже.
Обмануть Краснова? Или сказать правду? Что он обо мне подумает, если узнает, что мы с Соколовским живём вместе? Даже Полина не знает ещё об этом…
— Я отработку сдавала. — Отвечаю, понимая, что молчание затягивается. — Решила прогуляться немного и тут… Вот. — Поднимаю голову и смотрю на тёмно-серые тучи. — А ты какими судьбами?
Полуправда ведь не ложь. Считай и не соврала. Стасу не обязательно всё знать.
Я вообще удивлена, как весь универ до сих пор не узнал о том, что мы с Глебом живём вместе, учитывая, что Крицкая обо всё догадывается… Пусть она и не видела конкретно меня у Соколовского в квартире, но сложить два плюс два может.
— Тоже с универа возвращался. Пропустил лекцию, когда Поля заболела. Домой отвозил её. Сегодня отрабатывал тоже.
— Ей лучше?
Я каждый день пишу Красновой, справляясь о её здоровье. Она отписывается, что всё нормально, но Стас, видимо, так не считает. Его и без того хмурое лицо становится мрачнее туч, что нависают над нами.
— Температура высокая держится уже третий день. Хочу отвезти её в больницу, но она упрямится. Боится уколов, как девочка маленькая. — С возмущением в голосе хмыкает парень. — Как по мне, пару дней прокапать её и уже бы выздоровела. А насильно не потащишь же.
— Я бы на твоём месте вызвала врача на дом. И без ведома Полины. Я понимаю, что, как старшему брату, тебе тяжело устоять перед щенячьими глазками. И что жалко. Но не дай бог это перерастёт во что-то серьёзное. — Важно заявляю я, потому что знаю, что такое болеть.
Особенно, что такое температурить и сидеть на одних таблетках, не имея возможности лечь в больницу, потому что «денег нет».
— Твоя правда. — Сокрушённо вздыхает Стас и косится на меня с высоты своего внушительного роста. — А если мы прямо сейчас же не зайдём в кафе погреться, будет ещё одна больная девчонка на мою голову. — Широко улыбается он, красуясь ровным рядом белых зубов.
Краснов прав. К этому времени я уже хорошо так промёрзла, руки и ноги ледяные. Но моя совесть не позволит мне зайти туда с ним без денег. А поэтому…
— Ты иди, грейся. А я лучше вызову такси и поеду домой.
— Значит, я для тебя просто такси? — Раздаётся глухое рычание откуда-то со стороны дороги.