16. Жас
— Подруга, ты выглядишь потрясающе, — Эйнсли наносит на губы свежий слой блеска. — Но ты уверена, что можно снять шину?
Я поднимаю руку и экспериментально сгибаю запястье.
— Я устала от этой штуки; она тяжелая и чешется. Кроме того, она не совсем подходит к этому наряду. Носить его две трети рекомендованного времени — вполне достаточно, не находишь?
Эйнсли качает головой.
— Эм… я не врач, но я думаю, что они не просто так говорят о шести неделях. Но ты знаешь свое тело лучше меня. Если ты говоришь, что твое запястье чувствует себя нормально без него, кто я такая, чтобы спорить? Просто пообещай мне, что будешь осторожна.
— Так и сделаю.
— Пейтон будет в бешенстве, когда увидит тебя, — Эйнсли ухмыляется улыбкой Чеширского кота
Я смеюсь.
— Тебя тоже.
Мы обе разглядываем себя в зеркале, довольные своими отражениями. Когда я решила сорвать вечеринку в честь дня рождения Пейтон, я смирилась с тем фактом, что мне придется выглядеть гламурно, потому что именно это будет раздражать Пейтон больше всего. Она, кажется, получает удовольствие от того, что придирается к моим предпочтениям в одежде, а так у нее не будет выбора. Когда я высунула голову и увидела, что Пейтон готовится к игре в гостиной со своими девочками, я поняла, что это было правильное решение.
Пейтон сегодня действительно работает над образом живой Барби в обтягивающем корсете и мини-юбке горячего розового цвета, на каблуках до небес и с настоящей гребаной тиарой. Имоджен и Уитни одеты почти в одинаковые наряды, без тиары, но разных цветов. Поскольку я совершенно не разбираюсь в моде и макияже, Эйнсли пришла пораньше, чтобы помочь мне подготовиться.
Хорошо, что у нас с Эйнсли одинаковый размер, поэтому я могу одолжить у нее одежду. В моей гардеробной полно дизайнерских вещей, но мне нужно было что-то менее скромное и более — лисье, чтобы произвести наибольший эффект. У моей прекрасной подруги здесь безумно большой выбор клубных нарядов, которые идеально подойдут для этого вечера.
— Мой брат обделается, когда увидит тебя, — Эйнсли смеется. — Я бы не стала отрицать, что он снимет рубашку со своего тела, чтобы прикрыть тебя от блуждающих глаз.
— Да, но это потому, что собственничество твоего брата неуместно.
Она бросает на меня язвительный взгляд.
— Ты все еще лжешь себе, я вижу.
Я освежаю свой вишнево-красный цвет губ.
— И что это значит?
Эйнсли закатывает свои большие ореховые глаза.
— Да ладно, Жас. Ты знаешь, что между тобой и Кингстоном происходит что-то особенное. Он готов на все ради тебя. Я знаю, что у тебя есть чувства к нему, так почему ты сопротивляешься этому?
Я вздыхаю.
— Потому что я не доверяю своим чувствам к нему.
Ее изящные брови сходятся вместе.
— Что ты имеешь в виду?
Я запрыгиваю на стойку, стараясь не сверкнуть своими трусиками в процессе. Легче сказать, чем сделать в этом платье.
— Я не понимаю, как у меня могут быть к нему чувства после всего, через что он меня заставил пройти.
Она смотрит на меня с сочувствием.
— Но ты сказала, что он объяснил это, верно?
Я рассказала Эйнсли сокращенную версию моего разговора с Кингстоном о том, почему он был так жесток со мной, когда мы впервые встретились. Я сосредоточилась исключительно на том, что он типичный парень, боящийся своих чувств, но она, похоже, купилась на это. Я ненавижу скрывать от нее информацию, но я знаю, что Кингстон прав в этом отношении.
— Да… и я хочу ему верить — честно хочу, но что-то в глубине моего мозга говорит мне, что нужно быть начеку.
Эйнсли присаживается на туалетный столик.
— Ты знаешь, что это за что-то?
Я сжимаю руки в кулаки.
— Все возвращается к той ночи на вечеринке Донована. Бентли клянется, что они не накачивали меня наркотиками, но все остальное не имеет смысла, Эйнс. Я выпила два бокала. Два. Ты знаешь, что этого недостаточно, чтобы опьянеть, но я почти ничего не помню с той ночи. Только вспышки то тут, то там.
В основном это вспышки поцелуев с Кингстоном и Бентли, но эту часть я держу при себе.
Она улыбается мне закрытым ртом.
— Что именно сказал Бентли?
— Он сказал, что они никогда так со мной не поступили бы. Потом он сказал, чтобы я как-нибудь спросила его о девушке по имени Карисса, тогда у меня не будет сомнений.
У Эйнсли сбилось дыхание.
— И ты это сделала? Спросила его о Кариссе?
— Нет, — качаю я головой. — Честно говоря, до сих пор это как-то вылетало у меня из головы. Кто она вообще такая?
— Она была моей лучшей подругой, — шепчет Эйнсли.
— Была? Вы что, поссорились или что-то в этом роде?
— Нет, Жас, — она качает головой. — Она умерла. Вообще-то, покончила жизнь самоубийством.
Я резко втягиваю воздух.
— О. Мне так жаль, Эйнс. Я знаю, что это дерьмовая банальность, но это правда. Я знаю, как тяжело терять того, кого любишь.
Она шмыгает носом, вытирая уголки глаз.
— Я знаю, что знаешь, и сейчас я в порядке. Я имею в виду, прошло почти два года. Я все еще скучаю по ней каждый день, но становится легче не думать об этом так часто. Бентли воспринял это тяжелее всех нас, я думаю. Он может много шутить, но этот мальчик хранит в себе много горя и сожаления.
— Что ты имеешь в виду?
— Это не моя история, Жас. Я думаю, тебе стоит поговорить с ним. Я действительно думаю, что это облегчит твои опасения, — Эйнсли грустно улыбается. — Я знаю, что то, что они сделали той ночью, было ужасно — с фотографиями, я имею в виду — но, если это чего-то стоит, я уверена, что они не стали бы накачивать тебя наркотиками. На тысячу процентов. И поверь мне, они получили от меня нагоняй за распространение того видео и тех фотографий. Я действительно ударила своего брата по лицу и ударила его по яйцам.
Мои губы дергаются.
— Ты серьезно?
— Да, — она гордо кивает. — И я бы сделала то же самое с двумя другими, но Рид удержал меня. Я решила, что месть — это блюдо, которое лучше подавать холодным. Однако, учитывая то, как Рид ведет себя в последнее время, его возмездие, скорее всего, наступит раньше, чем позже.
— Он все еще не говорит тебе, что происходит?
Она качает головой.
— Нет. И, честно говоря, мне надоело ждать.
Я поднимаю брови.
— Ты сдаешься?
— Я не знаю, — Эйнсли пожимает плечами. — Я не хочу, но я точно не позволю ему испортить мне вечер. Я собираюсь пойти туда, выпить немного, может быть, потанцевать с несколькими горячими парнями, и забыть на одну ночь обо всей этой драме с Ридом.
— Ну, чего мы ждем? Давай спустимся туда.
Эйнсли улыбается.
— К тому времени, как эта ночь закончится, именинница будет чертовски уверена, что ты не будешь принимать ее дерьмо в штыки.
Мы обе ухмыляемся как дуры, когда выходим из моей спальни и спускаемся по лестнице. Через динамики звучит песня Эминема — «Годзилла», задавая прекрасный ритм этому сумасшедшему дому. Я до сих пор не могу поверить, что Чарльз и Мэдлин уехали на выходные только для того, чтобы Пейтон могла устроить домашнюю вечеринку. Серьезно, что за родители так поступают, зная, на какой разврат способны эти люди? Спойлер: дерьмовые.
Когда мы попадаем на главный уровень, кажется, что вечеринка в самом разгаре. Организатор вечеринки Пейтон определенно постаралась на славу. Вся имеющаяся здесь мебель была заменена на большой танцпол, диджейскую зону и несколько вариантов рассадки. В задней части есть бар с персоналом рядом с возвышающимся фонтаном шампанского. Задний дворик забит людьми, а тонкое освещение, которое было там, заменили на такие яркие лампы, что вся территория освещена как футбольное поле. Черт возьми, я даже не хочу знать, сколько все это стоило.
У меня отвисает челюсть, когда мой взгляд натыкается на установку в дальнем углу гостиной.
— Что за черт?!
Там установлены настоящие шесты для стриптиза, на всех трех из которых раскачиваются полуголые пьяные девушки в окружении двух дюжин парней.
— Ого, она действительно хочет сделать это незабываемым, да? — спрашивает Эйнсли. — Как раз то, чего хочет каждая девушка на свой день рождения: жокеи у шеста.
Я качаю головой от нелепости всего этого, когда мы проходим через комнату. Эйнсли и я подвергаемся нападкам более чем нескольких людей, которые пытаются либо убить нас своим взглядом, либо заставить нашу одежду волшебным образом превратиться в пуф под их косыми взглядами. Забавно, но эти платья такие короткие, что мало что остается незамеченным. Мне приходится постоянно одергивать платье, чтобы не выставить задницу напоказ.
— Давай проверим заднюю часть, — предлагает Эйнсли.
Как только мы выходим на улицу, нас обдает теплом от наружных обогревателей. Черт, мне кажется, что на улице больше людей, чем внутри. Хотя сейчас конец октября, в бассейне даже много народу, потому что Мэдлин держит водонагреватель на температуре 82°. Благодаря улучшенному освещению, голые сиськи приветствуют меня отовсюду, и я замечаю несколько пар в бассейне, которые определенно трахаются у кафельной стены. Я даже не хочу знать, что происходит в маленьком гроте.
— Напомните мне не пользоваться бассейном, пока его полностью не продезинфицируют, — бормочу я.
Здесь есть динамики, но громкость не такая высокая, как внутри. Несомненно, так было сделано, чтобы избежать жалоб на шум. Однако огромная, явно нетрезвая толпа, конечно, не способствует этому.
— Черт возьми, это Пейтон? — Эйнсли указывает на группу людей, играющих в игру цыпленок в бассейне.
Когда блондинка спускается и всплывает, мы видим, что это действительно Пейтон. Она снова забирается на плечи Лукаса Гейла в своем горячем розовом бикини со стрингами. Уитни находится в той же позе на плечах того парня Кристиана, только она, похоже, где-то потеряла свой топ.
— Ты проиграла, Именинница! — кричит Кристиан. — Сними это!
Я поворачиваюсь к Эйнсли.
— Это не может быть… о, да, именно это он и имел в виду.
Пейтон демонстративно расстегивает свой бикини, вертит его в воздухе и отбрасывает в сторону.
Эйнсли качает головой, когда обе девушки начинают целоваться, лапать друг друга за грудь, все больше увлекаясь этим, когда крики становятся громче.
Я вскидываю руки.
— Это действительно происходит прямо сейчас?
Бентли обнимает меня за плечи.
— Что тут такого? Я не думаю, что в нашем выпускном классе есть хоть один человек, который не видел сисек в какой-то момент.
Откуда он взялся?
Я вздергиваю подбородок.
— Ну, я не видела их сисек, и была совершенно счастлива, что бы все так и осталось!
Бентли наблюдает за двумя девушками, пока они целуются.
— Как бы я ни презирал этих шлюх, должен признать, что они устроили хорошее шоу.
Эйнсли гримасничает и выражает мою мысль.
— Фу, Бент. Они ведут себя как порнозвезды.
— Именно это я и имел в виду, — Бентли смеется.
— Боже, похоже, они действительно наслаждаются друг другом, — замечаю я. — Я не знала, что Пейтон увлекается девушками.
— Это не так, — говорит Бентли. — Я думаю, что они делают это наполовину ради внимания, а наполовину потому, что им это нравится.
Мои брови приподнимаются.
— Молли?
Он кивает.
— Одно и то же.
— Ха, — я бы никогда не назвала Пейтон наркоманкой.
Бентли, кажется, читает мои мысли.
— Пейтон — любительница наркотиков из белых воротничков. Она думает, что трава — это для бездельников, — он закатывает глаза. — Но кокаин, таблетки или Молли полностью соответствуют ее изысканным стандартам.
— Думаю, мне нужно выпить, — я пытаюсь вырваться из руки Бентли, но он снова притягивает меня к себе.
— Черт возьми, малышка. Что на тебе надето? — он осматривает мое тело с ног до головы, задерживаясь на моих обнаженных бедрах и выпирающем декольте. — И почему я так долго не замечал? Ты в полной заднице, когда твой парень приедет сюда, и я имею в виду это в буквальном смысле. Он не сможет держать свои руки подальше от тебя.
Неа. Я не собираюсь это представлять. Может быть, если я повторю это в голове достаточное количество раз, это сработает. Да, мне определенно нужно выпить.
— Где он вообще? — спрашивает Эйнсли. — Рид сказал, что они будут здесь к десяти.
Бент пожимает плечами.
— Не знаю. Почему у тебя руки пустые? Давайте выпьем, дамы.
Мы втроем заходим внутрь и заказываем напитки у бармена. Мне — водку с клюквой, Эйнс — отвертку, а Бентли — бутылку пива. К тому времени, как мы выпиваем третью порцию, мы все уже на краю временного танцпола, покачиваемся под музыку.
Когда через динамики начинает звучать «Dark Side» Бишопа Бриггса, Бентли хватает мой красный стакан и ставит его на ближайшую поверхность.
— Иди сюда, крошка.
Когда он тащит меня в центр извивающихся тел, я встречаюсь глазами с Эйнс. Она поднимает свой бокал и понимающе улыбается. Последние два раза, когда мы с Бентли танцевали вместе, я оказалась запертой в комнате голышом с ее братом. Я вздрагиваю, пытаясь подавить воспоминания.
Бент притягивает меня спиной к себе, обхватывая рукой мою талию. Мы двигаем бедрами в такт чувственному ритму, теряясь в нем. Моя жизнь не вращается вокруг танцев, как это происходит с Эйнсли, но это все равно одно из моих любимых занятий. Закрыв глаза, сосредоточившись на ритме, я позволяю музыке управлять моим телом. Это один из редких моментов, когда я не думаю, а просто делаю.
Танцы с Бентли — это совсем другая история. Этот парень умеет двигаться, что я не могу не связывать с сексом. С ним я скорее настраиваюсь, чем отключаюсь. Я замечаю каждое прикосновение. Каждую лирику. Каждый вздох. Больше всего я осознаю дихотомию между моим телом и мозгом.
Мой мозг знает, что я веду его за собой. Я знаю, что Бент испытывает ко мне чувства, которые переходят территорию дружбы, в то время как мои заканчиваются дружбой. И еще, есть часть, в которой я раздражаю Кингстона каждый раз, когда меня соблазняет его лучший друг. Я не хочу вбивать клин между ними, но с каждым днем все больше и больше кажется, что так оно и есть.
Дело в том, что Бентли стал мне небезразличен. Я искренне чувствую, что он может стать одним из самых важных людей в моей жизни, но не в том случае, если мы все испортим. Мы находимся на перепутье, и нам нужно решить, в какую сторону идти. Проблема в том, что мы испытываем сильное влечение друг к другу; оно ощутимо, почти так же сильно, как и мое влечение к Кингстону. Я не знаю, как достичь равновесия, а когда я танцую с Бентли, как сейчас, мне этого и не хочется.
У меня возникает момент дежа вю, когда эрекция Бента прижимается к моей спине. Мне так хочется протянуть руку назад и коснуться его, и я уверена, что он не будет возражать.
— Ты выглядишь чертовски сексуально в этом, Жас, — прошептал его глубокий голос мне в ухо, пока его пальцы заигрывают с коротким подолом моего красного мини-платья. — Я знаю, что напрашиваюсь на неприятности, но сейчас мне на это наплевать.
Мои веки трепещут, когда он вжимается в меня сильнее. Более целенаправленно. Черт, мальчик благословлен.
— Бентли… — это все, что у меня есть. Мой мозг, кажется, отключился.
— Ты даже не представляешь, как сильно я хочу содрать это платье, — его кончик пальца проводит по моей внутренней стороне бедра под растянутой тканью. — Прикоснуться к тебе. Провести языком по твоей киске.
Он так близко к моим трусикам — в этом платье это не такая уж сложная задача, учитывая, что материала совсем немного. Я такая мокрая, что атлас промок насквозь. Если бы его палец продвинулся еще на дюйм, он бы обнаружил это.
— Мы не должны, — мой голос хриплый, не очень убедительный. Я сомневаюсь, что он вообще слышит меня из-за музыки.
Бентли стонет, убирая руку и кладя ее на более приличное место. Мы зажаты в центре такого количества людей, что вряд ли кто-то видел его руку под моей юбкой. А если бы и увидел, то на этом танцполе пары занимаются гораздо худшим, так что я сомневаюсь, что им есть до этого дело.
— Ты не узнаешь, чего теряешь, если не попробуешь.
— Он твой лучший друг, — возражаю я.
Бентли проводит кончиком носа по моей шее.
— Да, и именно поэтому он знает, насколько это важно.
Я поворачиваюсь к нему лицом, но остаюсь рядом.
— А что в этом такого особенного? То, что ты хочешь трахнуть меня? Ты не совсем монах, Бент.
Он мягко улыбается мне.
— Даже близко не то, что я имел в виду, но это история для другого раза. Кроме того, я думаю, что для него будет хорошо, если мы устроим ему настоящую конкуренцию.
Я без особого энтузиазма ухмыляюсь.
— Не думаю, что Кингстон согласится.
Бентли наклоняется и прижимается губами к моему уху.
— Я знаю, что ты хочешь меня, Жас. Я готов поставить свой гребаный Порше на то, что твои трусики сейчас насквозь промокли. Твой клитор пульсирует, умоляя о внимании. Я едва успею прикоснуться к тебе, как ты уже кончишь на мой язык, — я задыхаюсь, когда его пальцы загибаются под подол моего платья, и он лижет раковину моего уха. — Дэвенпорт может думать, что у него есть на тебя права, но ты ни разу не подтвердила это. Разве это не так? Ты никому не принадлежишь?
— Я принадлежу себе.
— Именно. Так почему мы не можем…
Я впилась ногтями в его предплечья, когда почувствовала покалывание в задней части шеи. Инстинктивно, мои глаза сканируют комнату, ища причину. Когда я нахожу его, он идет к нам, как одержимый. Толпа расступается, отчаянно пытаясь избежать гнева Кингстона. Бентли напрягается, когда я поворачиваюсь и вырываюсь из его объятий.
— Черт, — бормочу я.
Когда Кингстон наконец доходит до нас, его глаза медленно путешествуют по моему телу, рассматривая мое маленькое платье и босоножки на каблуках. Его глаза такие горячие, что пламя лижет мою кожу везде, где касается его взгляд. После танцев и того, как Кингстон смотрит на меня сейчас, я понимаю, что Бентли прав. Если кто-то сейчас коснется моих бедер, я взорвусь в считанные секунды.
Кингстон еще раз осматривает меня, прежде чем впиться взглядом в парня позади меня.
— Что, блядь, происходит, Бент?
Я поднял руку, пытаясь разрядить обстановку.
— А теперь, держитесь, вы двое. Почему бы нам не…
— Рид! Что ты делаешь? Прекрати это!
Мы все трое немедленно поворачиваем головы, услышав страдальческий крик Эйнсли.
Кингстон первым настигает ее и начинает действовать. Эйнсли продолжает кричать, чтобы Рид остановился, и когда мы подходим ближе, я понимаю, почему. Сейчас он избивает того парня Лоусона. Музыка затихает, позволяя каждому ворчанью и стуку эхом разноситься по огромному залу.
Кингстон и Бентли оценивают ситуацию, прежде чем создать защитный барьер вокруг Эйнсли и меня. Минуту назад они выглядели так, будто готовы были убить друг друга. Теперь они работают в полной гармонии, и я не думаю, что они даже осознают это.
— Что, черт возьми, происходит? — спрашивает Кингстон свою сестру.
— Я не знаю! — кричит Эйнсли, слезы текут по ее лицу. — Я разговаривала с Лоусоном, и вдруг Рид бьет его по лицу.
Рид и Лоусон довольно равны по размерам и навыкам, но у Рида такой дикий взгляд в глазах, который дает ему преимущество. Я вздрогнула, когда Рид получил апперкот в челюсть, но это почти не повлияло на него. Когда рука Рида касается лица Лоусона, Лоусон вскрикивает, хватаясь за скулу.
Я вскидываю руки в сторону толпы.
— Почему вы, ребята, не остановите это?
— Рид не стал бы этого делать, если бы у него не было чертовски веской причины, — объясняет Бентли.
— Что, блядь, с тобой не так, мужик? — кричит Лоусон, пошатываясь в сторону и сплевывая кровь на пол. — Я ни хрена тебе не сделал!
— Ты подсыпал что-то в ее напиток! — воскликнул Рид, ткнув пальцем в сторону Эйнсли. Проклятье. Спокойный и собранный Рид Прескотт определенно покинул здание. — Я, блядь, видел, как ты это сделал, когда она отвернулась!
И у меня, и у Эйнсли отвисает челюсть от этой информации. Кингстон и Бентли, похоже, понимают то же самое, что и я, потому что выглядят так, будто собираются вступить в драку.
Кингстон показывает на меня пальцем.
— Так вот что ты с ней сделал? Ты, блядь, накачал ее наркотиками? — его тон тихий. Смертельный.
В этот момент, похоже, вся компания образовала круг вокруг нас шестерых.
Лоусон протягивает руки.
— Так, подождите, блядь, минутку. Я сделал вам одолжение, придурки!
— Что?! — Бентли бросается на него, но Кингстон оттаскивает его назад.
— У тебя есть две секунды, чтобы объяснить. — Челюсть и кулаки Кингстона сжимаются.
Лоусон взмахивает рукой в сторону Бентли.
— Он сказал мне привести ее к вам хорошенькой и неряшливой. Она едва потягивала свои напитки, и это заняло бы целую вечность, поэтому я ускорил процесс. Это была небольшая доза, она не причинила бы никакого вреда. Вы должны благодарить меня, засранцы. Вы ведь смогли с ней побаловаться, не так ли? — Лоусон поворачивает голову и смотрит на меня. — Мне только жаль, что я не успел первым.
Громкий вздох проносится по толпе прямо перед тем, как начинается ад. Кингстон издает что-то вроде боевого клича прямо в тот момент, когда он начинает бить Лоусона. Бентли и Рид присоединяются к схватке, и все трое набрасываются на него, нанося удары, пинки, в общем, все, что они могут сделать, пока Лоусон не оказывается на земле, почти без сознания.
Бентли и Рид отступают, когда Лоусон теряет сознание, но Кингстон продолжает наносить удары по его лицу, снова и снова. Голова Лоусона с гулким треском ударяется о мраморный пол, его лицо практически неузнаваемо, но Кингстон не сдается. Бентли и Рид пытаются оттащить его, но Кингстон слишком разъярен. Он приседает, наваливается на этого парня, и я серьезно думаю, что он может убить его, если тот не остановится.
— Кингстон! — кричу я. — Прекрати! Ты убьешь его!
Эйнсли повторяет те же слова, отчаянно пытаясь достучаться до своего близнеца.
— Хорошо! — кричит он, снова нанося удар.
Я знаю, что это глупо, учитывая, насколько Кингстон сейчас страшен и возбужден, но я все равно бросаюсь на него. Бентли и Рид пытаются удержать меня, но мне удается протиснуться между ними, пока я не кладу руку на плечо Кингстона. Он тут же замирает и откидывает голову назад, чтобы встретиться с моим взглядом.
— Он того не стоит, Кингстон, — я сажусь рядом с ним на корточки, наверное, освещая, наверное, половину комнаты, но мне на самом деле наплевать. Я прижимаюсь лбом к его лбу и провожу ладонями по его щекам. — Он, блядь, того не стоит. Я в порядке. Он не добрался до меня. Он не добрался до Эйнсли. Мы в порядке. Я здесь, — я целую уголок его рта, ощущая вкус крови на губах. — Я здесь.
Кингстон испускает прерывистый вздох, прежде чем схватить меня за руки и оторвать от твердого пола. Он прижимает меня к своей груди, держась изо всех сил, пока восстанавливается дыхание. Я поворачиваю голову в сторону и вижу, как Эйнсли всхлипывая, обхватывает Рида. Он гладит ее рукой по спине и что-то шепчет ей на ухо. Лоусон начинает просыпаться, стонет, но не предпринимает никаких усилий, чтобы подняться с пола. У меня возникает искушение пнуть этого ублюдка, но я уверена, что это только усугубит ситуацию.
Через несколько мгновений Кингстон слегка отстраняется и находит Бентли.
— Ты позаботишься об этом? — Кингстон обводит взглядом толпу и добавляет: — Вечеринка окончена! Убирайтесь отсюда!
Бентли кивает.
— Я понял, мужик. Иди, приведи себя в порядок.
Кингстон смотрит вниз, видя всю кровь. Он выглядит смущенным, как будто не знает, как она туда попала. Его хватка на моей руке крепкая, когда он уводит меня прочь.
— Вы не можете этого сделать! — кричит Пейтон, когда ее гости бросаются к двери. — Вернитесь! ы не должен уходить. Это моя вечеринка!
Я оборачиваюсь и вижу, что она все еще топлесс, и с нее капает на пол.
Я поднимаю руку.
— Боже мой, Пейтон, убери свои сиськи! Никому не нужно видеть это дерьмо.
— Правда? — насмехается она. — Потому что я точно знаю, что Кингстону нравятся мои сиськи. Он говорил мне об этом много-много раз, когда трахал их. А в самом конце он засовывал свой член мне в рот, и я глотала каждую унцию его спермы. Он сказал, что я была его лучшим трахом сиськами. — она игриво прижимает к себе грудь. — Разве это не так, детка?
Среди оставшихся зрителей раздаются смешки и охи.
— Отвали, Пейтон, — Кингстон крепче сжимает мою руку. — Пойдем, Жас. Она того не стоит.
Пейтон смотрит на нас обоих, пока Кингстон повторяет мои слова, сказанные ранее.
— Ты никогда не удержишь его, Жасмин. Просто помни, что все это дерьмо будет напрасным. Все, через что ты пройдешь, будет напрасно.
Кингстон идет к лестнице, увлекая меня за собой. Пока я пытаюсь расшифровать ее загадочные слова, Пейтон выкрикивает имя Кингстона, но он просто поднимает в воздух средний палец. Когда мы поднимаемся по лестнице, он обходит мою спальню и затаскивает меня в комнату для гостей, закрывая за нами дверь.
Когда я вопросительно смотрю на него, он говорит: — Никакой камеры.
Точно. Ну, по крайней мере, у него хватило ума об этом не забыть.
— Пойдем, — я наклоняю голову в сторону ванной комнаты. — У меня под шкафом в ванной есть аптечка. Давай посмотрим, есть ли она здесь тоже.
Кингстон кивает, молча следуя за мной в ванную.
Господи, как все так быстро пошло прахом? Похоже, это развивающаяся тенденция, и мне очень не нравится возможность того, что может произойти дальше.