— Нет, — я решительно взял Д. за локоть, — давайте уж в следующий счастливый день, предсказанный вам цыганской бабушкой.
Мы направились было в комнату, где давал представления «Блошиный цирк профессора Хеклера». Но Д. сказал, что его не устраивает балаганное зрелище уездной ярмарки прошлого века. Его влечет к современной технике. Он потащил меня к аттракциону «Лунная ракета»:
— Смотрите, на мысе Канаверал еще нет, а здесь — пожалуйста!
Он влез в кабину, взгромоздился на сиденье и стал двигать рычагами, пытаясь прилуниться. Сквозь окошечко иллюминатора перед ним мерцал холодный лунный пейзаж. Я-то прекрасно знал это, потому что однажды тоже не утерпел…
После успешной посадки на Луну Д. решил отовариться жетоном, прикалываемым к пиджаку или платью. Тут были всяких размеров, рассчитанные на любой вкус и на любые жизненные ситуации: «Я ненавижу работу», «Давай потанцуем твист», «Мне нужна любовь», «Я рожден для скандала», «К черту школу!», «Нужна девушка, можно без опыта», «Я ненавижу секс», «Я обожаю секс», «Мне надо, чтобы меня любили».
Д. колебался между жетоном «Я битник» размером с блюдечко для варенья и другим — с надписью «Я ненавижу работу». Продавец, театрально оглянувшись, достал тем временем из-под прилавка трубочку вроде калейдоскопа и доверительно протянул мне. Взглянув в нее на свет, я мог убедиться, что сообщения об успешной борьбе нью-йоркской полиции с порнографией по меньшей мере сильно преувеличены.
— Я прицеплю это, когда мне поручат подбирать вспомогательный материал для статьи маститого автора, — сказал Д., расплачиваясь за жетон, свидетельствующий о его отвращении к работе. — Но вы говорили, что где-то здесь торгуют черт знает какими книжонками?
Это совсем рядом с «Увлекательными играми». Небольшая вывеска: «Книги и журналы, бывшие в употреблении». Знаю я эти книги и журналы! Однажды по неведению хотели мы заглянуть сюда с Наталией Сергеевной С., советской журналисткой, которая разыскивала уже распроданный в киосках номер какого-то еженедельника. Но едва я открыл дверь, пропуская вперед Наталию Сергеевну, как владелец магазинчика выскочил навстречу, предостерегающе поднял руку и замотал головой, бормоча: «Только мужчина! Только мужчина!»
Рассказываю об этом Д. Он заинтригован. Входим. На стене надпись: «Не достигшие 21 года не обслуживаются». Ерунда! Вон двое подростков роются в ящиках-картотеках. Д., разумеется, тотчас туда же. А там в запечатанных конвертиках из целлофана снимки не слишком одетых красавиц, комплектами в дюжину и полдюжины.
Продавец слышит незнакомую речь: иностранцы.
— Господа понимают — пикантные карточки внутри? — говорит он нам, прищелкивая пальцами.
Часть книжек, которыми набиты полки, тоже в целлофановых запечатанных пакетах — разумеется, не для того, чтобы их не испачкали. Это маленький психологический трюк. Сначала купите, потом смотрите.
Целлофан скрывает книжки с самыми «завлекательными» обложками, например «Иллюстрированную технику секса». Простоватый любитель «клубнички» клюет на эту удочку. Дома, нетерпеливо вскрыв целлофан, он убеждается, что купил популярную лекцию о гигиене половой жизни, иллюстрированную рисунками из учебника гинекологии. Настоящую порнографию не продают открыто, не раскладывают по прилавкам.
Правда, книги, красующиеся на полках, тоже не предназначены для чтения в монастырской келье: «Гомосексуальная революция», «Любопытные и необычайные любовные связи», «Энциклопедия эротики», «Гомосексуализм в Америке», «Женщины без мужчин», «Гомосексуализм с точки зрения культуры», «Сексуальная жизнь на Востоке», «Мужчины в моей жизни»…
Тут же груды журналов с обнаженными и полуобнаженными женщинами и… мужчинами! Последние либо супермены с прекрасно развитой мускулатурой, либо, напротив, совершенно женоподобные красавцы с длинными волосами.
Обнаженные женщины — это можно, обнаженные мужчины — это можно; нельзя, чтобы они были на одном фото или на одном рисунке в интимных позах. Здесь проходит еле заметный водораздел между широко распространенной полупорнографией и слегка преследуемой порнографией. В литературе этот водораздел уже стерт. Книги, где все вещи называются своими именами, причем на заборном жаргоне, свободно продаются не только в подобных лавчонках, но и в любых книжных магазинах самого высокого класса. Таков, например, роман Генри Миллера «Тропик Рака».
Мой Д. потрясен:
— Знаете, я, конечно, читал об этом. Но не думал, что все так открыто, так мерзко. «Гомосексуальная революция»! Тьфу!
— Вы же сами просили показать вам, а теперь плюетесь, — говорю я. — Зайдемте все же в соседнюю лавочку.
На этот раз мы не просто открываем дверь — мы попадаем в мир черной и белой магии. Тут по-настоящему следовало бы держать филина на жердочке, желтый череп у кассы и седобородого звездочета за прилавком.
В эти и подобные им двери ньюйоркца толкает, должно быть, жесткий рационализм окружающей его жизни. Ведь небоскребы начисто лишены привидений, которые водятся в самом захудалом замке доброй, старой Англии. Обитатель же квартиры с автоматической посудомойкой и цветным телевидением испытывает иногда тягу к общению с потусторонним миром, к чему-то таинственному и необъяснимому. Тогда он идет в такую вот лавочку и покупает для начала «Энциклопедию оккультизма», освещающую все аспекты мистицизма, метафизики, спиритизма, магии и демонологии. Он сносится с колледжем астральной науки. Он узнает адреса наиболее знаменитых спиритов, умеющих вызвать дух умершего через десять минут после начала сеанса. Он звонит в один из двухсот нью-йоркских оффисов предсказателей судьбы и гадалок, чтобы договориться о часах приема.
Лавочка, в которую я привел Д., торгует черно-книжной чертовщиной в глянцевитых обложках. На видном месте красуется «875 толкований различных сновидений», «Ключ к астрологии», «Мир снов», «124 случая успехов в жизни в результате верного понимания снов», «Звездный путеводитель (знаки Зодиака)».
Но главный, наиболее ходкий товар — гороскопы, от совсем тоненьких книжечек до томиков размером в детективный роман средней величины.
— Но ведь это же средневековье! — восклицает Д. — «Наш микрофон установлен в лавке известного нью-йоркского снотолкователя и составителя гороскопов». Вот бы закатить такую передачку по московскому радио! Но давайте купим книжечку, а?
Решено: покупаем мой гороскоп. Не персональный, это дорого, это может позволить себе богач с Пятой авеню. Нам бы попроще, подешевле…
— Могу я помочь вам? — спрашивает продавец. — Мистер хочет гороскоп? Когда мистер родился?
— Я? Тридцать первого декабря.
— О, под Новый год! Вы Козерог!
— Простите?
— Вот, мистер, гороскоп, который вам подойдет., Видите? «Для родившихся между 21 декабря и 9 января»? А это знак Козерога, видите? Вы родились под знаком Козерога.
В черном кружке на ярко-красной обложке изображено нечто вроде знака извлечения корня, но верхняя линия причудливо загнута рогом. «Ваш 1963 год, день за днем. Гороскоп и анализ характера». Это крупно. А помельче: «Предсказания на будущее лично для вас по месяцам и дням. Здоровье, работа, богатство, любовь, красота, путешествия, женитьба, удачные часы и дни бизнеса».
— Сейчас мы точно узнаем, когда вы должны начать скупку земельных участков в Калифорнии, — подмигивает мне Д. — О, но, сэр, вы не должны упускать свой час удачного бизнеса!
Гороскоп для начала обрисовывает мой характер. Он настаивает на моем честолюбии и твердости в решениях, на том, что я никогда не удовлетворяюсь достигнутым и стараюсь делать свой бизнес как можно лучше.
— Гороскоп вам льстит! — веселится Д. — Смотрите, что тут дальше: «Если вы сильный Козерог, у вас светлый ум». Но должен вас огорчить: кроме светлого ума, рождение под знаком Козерога грозит вам некоторыми неприятностями. Тут прямо сказано: «Вы можете страдать от недостатка кальция, и это сказывается на зубах. Вас могут беспокоить кожные проблемы». Сознайтесь, вас действительно беспокоят кожные проблемы?
Продавец смотрит на нас с выражением крайнего неудовольствия. Он не понимает, что именно мы говорим, но ему не нравится наш смех: черная магия — штука серьезная, и смеяться тут не над чем.
— Нет, я не советую вам везти этот гороскоп в Москву! — продолжает Д. — Вы думаете, вашей жене будет приятно прочесть вот это: «Обычно муж Козерог не очень возвышенный компаньон для супруги. Он по натуре эгоистичен, и, несмотря на то, что денег у него много, он не дает жене свободу действий по дому»? А дальше о детях, видите, ничего не забыто, вот: «Дети Козерога выглядят старше своих лет…»
Но его перебивает продавец:
— Извините, господа. Я подумал, может, лучше завернуть эту книгу в пакет, ведь на улице дождь? Или господам угодно еще что-либо?
Это вежливый намек. Мы поблагодарили и вышли. Д. снова посерьезнел. Он сказал, что, побывав в таких вот лавчонках, можно потерять всякое уважение по меньшей мере к нью-йоркским книгоиздателям.
Я просил его не торопиться с выводами. Неверно думать, будто американские книжные магазины торгуют преимущественно сонниками, комиксами, гороскопами и полупорнографическими изданиями. В Нью-Йорке есть первоклассные книжные универмаги, где можно купить переводы любых классиков мира, превосходно изданные монографии, веселые и красочные книги для детей.
Всего в двухстах шагах от этих лавчонок, на той же Сорок второй улице, издательство «Мак-Гроу хилл» предлагает в своем магазине множество технических книг по всем отраслям знания, солидных книг, в том числе и переведенных с русского, потому что, например, наши учебники и труды по теории математики считаются здесь классическими.
— Да, разумеется, — кивал головой Д. — Но «Ключ к астрологии»! Нет, это все-таки черт знает что!
Дождь усилился. Летящие в потоках неистового света его капли, казалось, сами излучали сияние. Я увлек своего спутника к скользкой лестнице, ведущей под землю.
— Куда это мы? Надеюсь, не в пещеры Лихтвейса? Я читал когда-то об этих кошмарных разбойничьих пещерах.
Я успокоил Д. Мы спустились в подземную часть никогда не спящего квартала, в обширное подземелье внутренних переходов линий сабвея.
Но Д. не унимался: конечно, мы в пещерах Лихтвейса! Ну какое же это метро, если оно совсем Олизко от поверхности земли, без эскалаторов? А грязища? И потом, что это такое? Станция? Нет. Переходы? Нет. Целый подземный городок, пещерное подземелье под несколькими кварталами. Смотрите, тут и бары, и закусочные, и парикмахерские, чтобы брить разбойничьи бороды. А вон тот тип, что обшаривает глазами прохожих, чем не разбойник?
— Ладно, пусть пещеры Лихтвейса, — примирительно сказал я. — Хотя ваш разбойник, наверное, назначил свидание какой-нибудь мисс, только и всего. В другой раз мы с вами придем сюда специально для изучения разбойничьих нравов. А сегодня мне еще надо посидеть за машинкой.
И мы пошли к поезду.
Думаю, что если бы я мог прочесть книгу Майкла Харрингтона «Другая Америка» перед первой поездкой в Соединенные Штаты, это избавило бы меня от обескураживающего чувства неполноценности своего писательского и журналистского зрения.