Ах, если б знали вы, что за деликатесы
Мне подавали в «Метрополе» две принцессы…
До «Метрополя» два шага пешком, но надо ехать — жизнь подчинена строгим правилам. Я направляюсь к двери и сталкиваюсь… быть этого не может, с Поварёнком. Он заходит, как ни в чём не бывало и тут же останавливается, увидев меня.
— Брагин, — качает он головой. — А я по твою душу.
— Ты подумай, — усмехаюсь я. — Встреча за встречей. Не казино, а кабачок «Тринадцать стульев». Как вы сюда пробрались, Пётр Николаевич? Я же велел вас не пускать. А-а-а… понятно, служебное удостоверение показали, да? Ну ладно, развлекитесь, что вам остаётся. Может, хоть деньжат подзаработаете.
— Напрасно ёрничаешь, — кусает он губу. — Разговор есть. Мы ведь с тобой ещё не закончили.
— Да что вы говорите… — всплёскиваю я руками. — Не закончили, значит? Но я-то с вами закончил. Ну, то есть, нахожусь ещё в процессе заканчивания, составляю ходатайство о вашем переводе в территориальное управление. Хотите под началом Михал Михалыча Радько послужить? Хотя лично я, будь моя воля, конечно, распорядился бы об отделении вашей головы от тела. Для надёжности.
Я его троллю, разумеется, и он это понимает, но терпит. Никаких ходатайств я писать не уполномочен, но знаю, что Злобин продавливает его перевод в какую-то дыру. Суслов-то нашему Поварёнку едва ли теперь будет помогать.
— Вот скоро заговорит ваш агент, — подмигиваю я, — и придётся вам за всё ответить, включая убийства ветеранов-афганцев.
— Не молоти ерунду, Брагин. Отдай мне чемодан, и я отстану, разойдёмся, как в море корабли.
— А брошь не надо? — удивляюсь я. — Только чемодан? Вы же раньше ещё какую-то брошь требовали. Вот вы какой плохой майор, коррумпированный и использующий служебное положение в личных целях. Нет у меня никакого чемодана и я вообще не понимаю, о чём это вы тут говорите.
— Ну, что ты хочешь за него? — срывается он, не в силах держаться выбранной линии.
— Оживите моих ребят и извинитесь. И… слушайте, не ходите вы сюда, пожалуйста. Людей же распугиваете своим видом.
— Брагин! — восклицает он, и мне слышится в его голосе отчаянье. — Ты мне выбора не оставляешь!
— Под поезд что ли броситься решили? Подумайте хорошенько, тело так изуродует, что просто в фарш превратитесь. Так что не торопитесь, выбор всегда есть. Ну ладно, я пошёл, меня ждут, вообще-то.
Я действительно уже опаздываю.
— Чего так долго? — спрашивает Злобин.
— Да Кухарь припёрся, не как не мог от него отделаться, — отвечаю я.
— Чего хотел? Чемодан что ли?
— Вы прямо мысли читаете, — усмехаюсь я. — Да, выхода, говорит мне не оставляешь.
— Смотри какой, — качает головой Злобин. — Его бы энергию, да в мирных целях использовать. Я тут пытаюсь на его место Радько твоего протащить, но об этом рано пока… Не спрашивай, пока ничего не скажу. Давай рассказывай лучше, как дела.
Я рассказываю о разборках в Геленджике. Он слушает внимательно, тщательно пережёвывая свой антрекот.
— С Медуновым встретился? — спрашивает он, когда я заканчиваю про стрельбу.
— Угу, — киваю я, запихивая в рот кусок остывшего мяса.
— Ну, и как он отреагировал?
— Призадумался, мне кажется, — жую я. — Но…
— Чего?
— Да, блин, Леонид Юрьевич… как-то это будет не очень… правдоподобно что ли… Ну скажет он там и сям, что не претендует на престол, даже, возможно, лично пробьётся на приём к Андропову, в чём я вообще-то сомневаюсь, но сможет ли обмануть. Горбач, говорят, на него зуб точит.
— Это кто говорит?
— Не знаю, слышал где-то… Тут вон кругом волки какие. К тому же у вас этот Мёрзлый из Сочинского горкома уже в разработке, вы сами говорили. А это серьёзный удар по Медунову. Не захочет вас шеф его дотоптать, раз уж начал? Да все ставропольские против него и Горбачёв тоже, естественно. И Черненко, возможно, на их стороне. На стороне зла…
— Да, ты прав, но что-то я пока не знаю, как его из-под удара выводить. Надо было раньше начинать.
Надо было, это я прошляпил момент…
— Надо в другом месте кризис создать, — говорю я.
— И в каком же? — хмурится он.
— Давайте в Свердловске!
Отличная мысль, между прочим!
— А кто там у нас?
— Ельцин. Надо на него внимание переключить.
— Да как ты переключишь? — с удивлением восклицает он.
— Не знаю, придумайте. Может, заговор, может хищения. Это, конечно, край не курортный, но расхищают везде хорошо.
— И что, — разводит он руками, — просто взять нормального мужика и сфабриковать против него дело?
— Ельцин — это законная цель, поверьте.
— Да почему, ты толком объясни!
Блин… как тут объяснить-то без девяносто первого года?
— Слушайте… Ёлки…
— Чего? Говори давай! Тише только, не кричи.
— Там в восьмидесятых годах, — я тру виски, стараясь хоть что-нибудь припомнить или придумать, — я помню на железной дороге хищения были… Да, точно! Охрененные просто!
— В восьмидесятых годах? — прищуривается Злобин. — Ты помнишь, да? Сейчас вообще-то восемьдесят первый ещё только. Или ты про прошлый век? Брагин, аллё, ты чего несёшь? Ты переволновался что ли или выпил, может быть? Да и хищения это к Щёлокову, а не к нам.
— Я думаю, Леонид Юрьевич, думаю! — отвечаю я. — Мучительный мыслительный процесс…