"Зачем привезли сюда немого? - подумал офицер. - Однако парень такой рослый..."
И Аслан оказался в рабочей команде.
С утра до поздней ночи пленные выполняли самую тяжелую работу: строили здание непонятного назначения, разгружали машины, кололи дрова... Кормили их плохо, требовали с них много. Люди слабели час от часу. Аслан страдал не только физически, но и морально. Разве это не преступление - работать на фашистов? Как убежать? Как обмануть бдительную, сильную охрану?
На каторжных, порой непонятно к чему затеваемых работах прошел год. Потом судьба угрюмо улыбнулась ему - в числе других военнопленных Аслана отправили в Триест. Там в концлагере были собраны люди разных наций. Там Аслан впервые за многие месяцы услышал от итальянцев ласковое "си, си" "да, да", увидел необыкновенно приветливые лица.
Итальянцы ему нравились, Аслан полюбил их песни, особенно одну, в которой нежно звучало чудесное слово "мама". Пела по утрам какая-то девушка; слова песни долетали и на лагерный двор.
Мама, сон танто феличе
Перке риторне да те...*
______________
* Мама, я счастлив, что возвращаюсь к тебе... (ит.)
Аслан не понимал слов, но песня волновала его. Сильный, красивый голос завораживал, напоминал родные азербайджанские напевы.
Аслан бросал работу. Слушал. Девушка уходила, звуки ее голоса замирали вдали, а он все сидел в задумчивости. И хотя мечты уносили его далеко, лагерь оставался лагерем - высокие каменные стены, колючая проволока, сторожевые вышки, цепные собаки, суровые надзиратели...
Увидит ли он когда-нибудь эту девушку, услышит ли завтра ее голос?
Аслан попросил итальянцев, и они вызвались помочь ему выучить песню "Мама": он споет ее своим друзьям, когда вернется на родину... А что он вернется домой - в это Аслан верил непоколебимо. Конечно, одного желания было для этого мало, и потому, приглядываясь к другим, Аслан искал помощников и сообщников, мучительно размышлял, как вырваться из неволи. Пленные знали и чувствовали, что большинство населения ненавидит фашистов; каждый житель этой местности (словен или итальянец - все равно) готов был помочь.
Мысль о побеге не покидала Аслана ни днем ни ночью. От друзей итальянцев Аслан впервые услышал о том, что в горах Триглава действует сильный партизанский отряд.
Через них же Аслан раздобыл гражданскую одежду и вот уже много дней носил ее под лагерной пижамой.
...Побег удалось осуществить быстрее, чем он рассчитывал. Это случилось, когда партия пленных работала на железнодорожной станции и началась бомбежка. Часовые сразу же кинулись в укрытие, а пленные попрятались кто где мог. Аслан, улучив момент, нырнул под вагон, перелез на другую сторону и добежал, пока еще не рассеялись дым и пыль, до первых станционных построек. В это время самолеты зашли на бомбежку еще раз. Ну что ж, пусть заходят еще и еще...
Он бежал без оглядки, пока не выбился из сил. Сзади грохотали разрывы, вверху слышались хлопки зенитных снарядов.
Вперед, вперед! За поселком - густой зеленый лес, в нем - свои люди, братья; впереди - долгожданная свобода. Еще немного - и он спасен, и конец позорному рабству!
Бомбардировщики улетели, паника улеглась, и сразу же послышались крики охраны, собиравшей пленных. Минуту спустя затрещали немецкие пулеметы.
Аслан перелез через каменную ограду и оказался в чьем-то запущенном саду. Оглянувшись, он сбросил с себя ненавистную одежду военнопленного с буквами SK.*, закопал ее в старой воронке. Никогда больше он не позволит снова надеть на себя эти позорные рубища.
______________
* SK (совьет кругсгефанген) - советский военнопленный (нем.).
Так начался для Аслана тот день - самый светлый в жизни, необыкновенный, замечательный августовский день 1943 года.
Бежать он больше не мог - надо было отдышаться.
Он стоял, тяжело переводя дух, под черешней, ветки которой обвисли под тяжестью ягод. Увидел ягоды... В глазах загорелся огонек... Протянул дрожащую руку - сорвал одну, другую... Ел быстро, прислушиваясь, нет ли погони. И хотя желудок был уже полон, глаза все еще не могли насытиться.
Когда успокоился, до слуха его донеслось тихое журчание ручья.
Аслан спустился к нему, припал к чистой воде.
Потом умылся. И почувствовал себя так, будто заново родился.
Вскоре он вышел из сада, одетый, как большинство здешних мужчин, в темную рубашку и черные брюки. Огляделся - никого. Надо уйти как можно дальше от этого места! Уходить, уходить, сколько бы трудностей ни было, какая бы опасность ни угрожала! Если суждено погибнуть, то лучше погибнуть на воле, на свободе!
На всякий случай Аслан положил в карман увесистый камень и, стараясь унять волнение, зашагал по узкой улице поселка. Может, на него никто и не обращал внимания, но ему казалось, что каждый прохожий подозревает, кто он и откуда. Да, одеждой и внешностью он был похож на итальянца - это так, но все же... Несмотря на то, что он был небрит, девушки оборачивались и смотрели вслед рослому и, пожалуй, красивому парню. Но, тем не менее он не мог успокоиться и особенно взволновался, когда вспомнил про свои старые арестантские ботинки - сочетание почти новой одежды и старой грубой обуви могло вызвать подозрение. Он ускорил шаг, хотя и не знал, куда держать путь. Скорее, скорее из города! На лбу у людей не написано, кто враг, кто друг.
...К вечеру Аслан оказался уже далеко. Он все время выбирал окольные пути. А теперь решил: "Будь что будет". И, добравшись до ближайшей деревни, постучал в первую попавшуюся дверь.
Ему открыла полная женщина средних лет. Пытливо оглядев его с головы до ног, спросила:
- Вам кого?
Аслан пошел на риск. На ломаном словенском языке признался, что бежал из лагеря и ищет партизан.
Услышав это, женщина отшатнулась. Справившись с испугом, она долго смотрела на него, качала головой. Потом в глазах ее появилась решимость, она знаком велела ему следовать за собой. Они подошли к ветхому чуланчику; женщина открыла дверь:
- Прячьтесь пока тут. Я сейчас вернусь.
Растерянность женщины не ускользнула от его внимания. Аслан почувствовал беспокойство, но отступать было поздно. Женщина принесла хлеб, молоко, сыр. И, подперев полной рукой подбородок, молча следила, пока он ел, незаметно поглядывая по сторонам. Когда он съел все, спросила:
- Принести еще?
- Нет, спасибо.
Она еще раз оглянулась и сказала тихо:
- А теперь иди, милый. На ночь оставить тебя не могу... Ведь ты не знаешь, что мой муж днем с огнем ищет таких, как ты...
Последние слова она произнесла с горечью. Аслан побледнел, первым его побуждением было бежать.
- Да, я жена полицейского. Но ты не бойся, я не выдам тебя. Не возьму греха на душу... К тому же ты чужеземец. Советский. Я впервые вижу советского человека. Пусть там, далеко, не думают, что здесь продают попросившего убежище. - Женщина помолчала, улыбнулась и неожиданно погладила Аслана по голове. - Не бойся. Я одна... Мой муж... За кусок хлеба он продал честь и совесть... Никак не решится бросить эту собачью службу, позорит нашу семью. Нас презирают в селе. Виселицы ему не миновать... - Женщина смахнула с глаз горькую слезу. - А я никогда не отказываю в помощи таким, как ты. Много их прошло через наше село. Может, вспомнят мою доброту, и я оправдаюсь перед людьми...
Аслан понял: бежать поздно. Надо довериться женщине полностью.
Спустя полчаса, отдохнув, Аслан шел по узкой тропинке, веря и не веря, правильно ли она указала путь. Но выбора у него не было.
К ночи Аслан достиг горной деревушки. На этот раз он был осторожен. Не всегда человеку везет, не каждая жена полицейского так добра, что приютит, накормит и покажет дорогу.
Он постучал в дверь самого неказистого домика. На стук вышла худощавая, смуглая старуха, чем-то похожая на его мать.
- Нельзя ли переночевать у вас? - спросил он.
- Почему нельзя? Пожалуйста, - с улыбкой ответила старуха.