Сила был в нерешительности.
- Да, Зора... я отправляюсь. Так надо. - Он с трудом это выговорил. Мы скоро встретимся.
- Где? - спросила Зора почти шепотом.
- Я думаю, в горах... А скорее всего - здесь, в свободном Триесте. Ведь и ты не останешься там, куда тебя посылают, и я тоже не собираюсь вековать в горах. Мы - жители Триеста - боремся за его свободу и вернемся сюда, когда наступит наш час...
"А вдруг..." - одновременно подумали оба. Однако ни она, ни он не высказали вслух своих опасений.
- Когда же мы увидим его свободным? - задумчиво проговорила Зора. Она вдруг вспомнила мать, погибшую в горах Триглава, так и не успевшую взглянуть на родной город. - Сила... Когда ты встретишься с моим отцом, поцелуй его... за меня. Завидую тебе - ты увидишь там много нового... Наверное, ты встретишь советских бойцов, познакомишься с ними. Если увидишь там партизана, которого зовут Асланом, передай ему привет...
- От тебя? - с удивлением спросил Сила.
- Да, скажешь, что я, простая словенская девушка, шлю ему привет и что я горжусь им... А если подвернется случай, попроси его написать слова русской песни "Катюша". Я ее выучу. От меня ее выучат другие, и пусть эта песня летит по всему побережью...
Зора замолчала на миг и, бросив на друга радостный взгляд, добавила:
- У меня есть еще одна просьба: если у Аслана найдется фотография, попроси. Я хочу нарисовать портрет этого человека. Советского человека...
- Ах, Зора, какая ты фантазерка! Даешь мне поручение за поручением, будто я отправляюсь путешествовать!
- Может, ты не уверен, что дойдешь куда надо?
Сила взглянул на нее так, что она прикусила язык. Сказал:
- Уже время, пойдем. Павло нас ждет.
- Ты вела себя замечательно, - сказал Павло Зоре. - И вновь оправдала наше доверие. Здорово ты одурачила этого Ежу. - Он помолчал. - Ну, убедилась теперь, что здесь такое же поле сражения, как там, в горах? И каждый, в ком бьется сердце патриота, может проявить здесь свою храбрость?
Сила при этих словах взглянул на сидевшую около него Зору.
- Вылазка шпиона, - продолжал Павло, - подтверждает, что он намерен пробраться к партизанам. А мы сделаем так, что ему дорого обойдется эта затея. Мы сами шьем башмаки дьяволу. Не так ли, уважаемый артист? обратился он к Силе.
- Верно!
- Не так ли, дорогая служительница муз?
По губам Зоры пробежала улыбка.
- Пожалуй, так, товарищ Павло!
Павло улыбался, и глаза его ласково сияли.
- Значит, мы подчинимся приказу отца?
- Я подчинюсь... и вашему и его приказу, - ответила смущенная Зора.
- Ведь ты хотела узнать его мнение. - Павло вытащил из кармана письмо Августа Эгона и протянул его Зоре: - Возьми.
Зора прочитала письмо, грустно улыбнулась.
- Пусть будет так.
"Она всегда прекрасна - в печали и в радости, - подумал Сила. Заслужить ее любовь... Смогу ли я когда-нибудь добиться такого счастья?!"
- Вот что, други мои, юные мои товарищи! - Голос Павло еще более потеплел, но была в нем и какая-то новая нотка, нотка решительности. Позвал я вас не для того, чтобы читать вам проповедь... Вынужден я разлучить вас на время. Я долго думал, колебался. Если не ошибаюсь, вам хотелось бы работать вместе, но приходится отправлять вас в разные места. Сила пойдет в горы. Задание ему уже известно. А ты, Зора, должна... Мы поручаем тебе доставить приказ партизанской бригаде, действующей в районе Гориции. Это очень важно, дорогая. Речь идет об освобождении Триеста... Итак, вы оба должны на время забыть о том, чем занимались до этого дня. Особенно это касается тебя, Сила. Ты больше не даешь представлений, чтобы не привлекать к себе внимания. Ты, Зора, больше не пишешь и не расклеиваешь листовки. С этим все покончено. Вас ждет дело очень, очень серьезное, трудное... У меня много отважных бойцов, но такие ответственные поручения не всякому доверишь. Я все обдумал, прежде чем дать вам задания. Я учел твою ловкость и сообразительность, Сила, и то, что ты, Зора, хорошо знаешь итальянский язык. Мне кажется, я правильно распределил обязанности? И хотя, по законам военной службы, обсуждать задачу с бойцами не положено, я делаю это, чтобы вам все было ясно. Друзья мои, я разлучаю вас, чтобы потом еще больше и крепче сблизить. Ну, мои храбрецы, в путь! И на нашей улице еще будет праздник!
Павло встал, опираясь на костыль. Достал из шкафа нужные документы и принялся подробно инструктировать Зору и Силу.
Когда Сила вернулся домой, Марица латала его старую суконную куртку. Она плохо видела и с трудом продевала нитку в ушко иголки.
- Мама, не мучай себя, тебе уже трудно заниматься шитьем, - сказал Сила и сел рядом с ней.
Марица тягостно вздохнула.
- Что делать, сынок? Война помешала женить Анатолия. Будь у меня невестка, она бы мне помогала. А так - что же делать? День и ночь молю бога, чтобы он оставил тебя при мне...
- И я тоже хочу быть с тобой. Но... мама... раз уж ты заговорила об этом, я должен сказать: мне надо ехать.
- Куда, сынок? - тихо спросила Марица.
- Надо... На несколько дней. Есть серьезное дело.
- Что за дело?
- Извини, голубушка... Об этом, понимаешь, нельзя говорить.
Марица подняла на него полные слез глаза.
- Сынок, ты знаешь, я никогда не становлюсь тебе поперек пути.
Сила взглянул в морщинистое лицо старушки, потом перевел взгляд на мрачные, в сырых потеках, стены жилища, и сердце его сжалось от горечи. Сейчас бы дать старой женщине покой, побыть рядом с ней, согревая ее сыновней лаской! А надо уходить. Ежа, наверное, уже давно отправился в путь. Не упустить бы его! Дело серьезное, и нельзя терять ни минуты.
Чтобы успокоить мать, Сила ласково сказал:
- Я скоро вернусь. А если задержусь, пришлю весточку....
- Сынок, я знаю, куда ты отправляешься. Нечего скрывать от меня. Ведь я член Смока*.
______________
* Смок - женская антифашистская организация.
Сила, несколько озадаченный, промолчал. "Так вот она какая, старая Марица?! Никогда не подумал бы..."
- Ничего, сынок, - продолжала Марица. - Мне можно и не говорить, куда едешь. Знаю, ты делаешь полезное дело. Одна только просьба к тебе: увидишь там брата своего Анатолия, обними и поцелуй его за меня.