больше всего на свете
я хочу спасти тебя
от себя самой
рупи каур. milk and honey
Ночной город завораживал. Он заворожил меня своим затихшим ветром и словами влюблённых, которые раздавались на его улицах, буквально пару часов назад.
Поставив бутылку пива, я свесил ноги с крыши дома, мой собеседник сделал тоже самое.
— Скажи, почему ты его полюбил?
— Чёткого ответа на это нет. Ведь я любил его, когда ненавидел себя. Когда голос мой в крови, когда резкий, как гром и слаб, как фарфор. Когда я бросал всех на произвол, он был вбит в моё сердце плачущим мечом, как кол. Я люблю его, даже если он предпочитает мне другие имена, их лица, другие города, в которых нет моих амбиций, других мужчин и женщин, что взывают к нему на рассвете дня, — парень говорил это очень тихо, почти одними губами, — Я люблю его по сей день, как себя.
— Ты в этом уверен?
— Да. Я никогда в своей жизни не был настолько уверен, как сейчас. Да, я сделал много говна, — *глоток пива*, — и я сожалею обо всём. Но его уже не вернуть…
— Ты же даже не пытал…
— Я сломал ему жизнь! Как ты этого не понимаешь!
— Ты помог ему стать тем, кем он является сейчас. Разбитым, но в тоже время склеенным. И он больше не совершит ошибки.
— Ты считаешь, что то время, которое он провёл со мной — ошибка?
— Да. Это самая страшная ошибка в его жизни… — я встал и направился к лестнице. — Знаешь, он не рассказывал мне всего. Но я точно знаю, что Влад помнит каждую минуту, проведённую с тобой, каждый твой поцелуй. Ведь именно ты тогда подарил ему этот мир. — Моя походка стала шаткой и медленной. Я споткнулся и начал падать. Но в последний момент меня подхватили и прижали к себе.
— Дим, может, станешь моим парнем?
— Я не совершу той ошибки, которую совершил Влад. Прости, — я вырвался из объятия и поковылял к лестнице.
— Я улетаю сегодня.
— Куда? — бросил я через плечо, но мне это было всё равно не интересно.
— В Москву.
***
«Может всё-таки позвонить?» — вопрос ворвался в пустоту мыслей и загремел фанфарами. «Нет, он, наверное, спит. Не буду его тревожить».
Гуляя по улице, я не заметил, как вышел на маленькую набережную, которая заканчивалась большим подвесным мостом. Речной ветерок обдал приятной прохладой, которая гуляла средь прядей волос. Я решил присесть на лавочку. И вновь оказать в приятных мне днях…
Мы провели с ним так много интересных вечеров. Я, конечно же, говорю о Диме. Когда он пришёл ко мне в больницу, то показалось таким романтичным. Таким правильным и хорошим, что сердце готово было вырваться и закричать от радости. Он не злится.
Мы говорили много, много и долго. Обсудили всё, что произошло, что сводило с ума.
А после мы встречались с ним каждый день, до выписки из больницы. Он был таким добрым и заботливым. Никогда не забуду его тёплый, приветливый взгляд, с которым он смотрел на меня.
Все синяки зажили, и я вернулся в спорт. Да, на восстановление ушло слишком много времени, но всё равно.
*Прошло несколько недель*
Ох уж этот запах турнира… Я всегда его любил. Эта смесь лака для волос, пота, пудры и паркета. Они в смеси создавали неповторимый ни одним парфюмером запах, который мне так дорог. Думаю, если бы такой парфюм создали, и им попшикался какой-нибудь паренёк, я бы точно влюбился в него, точно так же как и в соревнования.
Да, я частенько бываю на турнирах, но этот трепет в сердце никогда не погаснет. Каждый шорох, каждая мелодия, каждый костюм отпечатывается в голове, словно новый. Хотя никогда ничего не меняется. Все те же платья, фраки, рубашки, причёски — всё это каждый раз ощущается по-новому. В особенности крики поддержки, звучащие с разных сторон паркета. Блаженство, хоть ни разу они и не звучат в сторону меня.
Я стоял у входа на паркет, уже переодевшийся в жилетку, белую рубашку, чёрные штаны и туфли, кожа которых была начищена мной до блеска. Рядом стояла моя партнёрша с надменным лицом, будто она королева паркета. Никто не уронил на нас ни крупицы внимания. Все были сами по себе. И только тренер говорил нам, что мы должны держать рамку, активно двигаться. Я знал, что это не поможет, ведь когда ты на паркете ни одной мысли в голове не может быть. Только чувство окружения, память мышц и стресс, вызванный огромным количеством людей.
— Второй заход, — огласил диктор в микрофон, и заиграла новая мелодия. Пары потянулись на паркет, подхватив меня за собой. Волшебно.
Исполнить композицию у меня не составило и труда. Но вот то, что на паркете было пятнадцать пар на маленький паркет — проблема ещё та. В таком момент нас можно было представить рыбками — сардинами, плотно упакованными в упаковку. Было тесно, пары постоянно сталкивались, и это не внушало энтузиазма. Хотелось взвыть от досады и боли, когда одна из них столкнулась со мной. Мне прилетело в спину локтем одной из партнёрш. Было больно, но кто меня спрашивает, ведь так?
Когда я танцевал, я постоянно посматривал на тренера, она, Нина Степановна, была явно зла. Это читалось даже не по определённым признакам, по типу заламывания пальцев или напряжённым плечам. Нет. Всё было написано на лице. Что я делал не так?
Выйдя с паркета стирая пот со лба, я направился к тренеру. Овации звучали довольно долго, но это не помогало. Настроение было паршивое. Она кричала, говорила, что мало думал и вообще ничего не добьюсь, если буду бездумно танцевать. Она назвала меня идиотом, пару раз ударила меня по плечу. Она говорила, что танец был тяжёлым, не кадычным, неправильным. И вообще я никуда не пойду дальше. И что мы могли лучше.
Не хотелось ничего: ни есть, ни пить, ни говорить. Просто ждать, что покажет результат. Хотелось выть от досады. Почему у меня ничего не получается? Я же всего лишь хочу быть сильнее в танцах. Почему? Почему я всё ещё не сдался?
Так прошло несколько долгих минут. Потом появились результаты.
22. Юниоры 2+1
127|1|1|1|1|1
145|1|1|1|1|1
152|1|1|1|1|1
171|1|1|1|1|1
173|1|1|1|1|1
174|1|1|1|1|1
175|1|1|1|1|1
182|1|1|1|1|1
183|1|1|1|1|1
185|1|1|1|1|1
186|1|1|1|1|1
187|1|1|1|1|1
Номера 172 — нет. Я не прошёл. Почему? Потому, что я слаб? Потому что я пролежал в больнице? Папа будет ругаться…
Подойдя к тренеру и сказав о результате, он психанул и, развернувшись, ушёл. Но нечего было делать, я собрался, переоделся и пошёл домой. Поход оказался недолгим.
Зайдя в буферную зону, я разулся и сразу направился в ванную. Не хотелось ничего, кроме горячего душа. Я посмотрел в зеркало, немного облокотившись на раковину.
— Они заставляют меня думать, но этот хлам, — я постучал по голове, — не работает. Хотя всё из-за меня. Это я теперь хлам. Я никуда не гожусь. Никому не нужен, — слёзы потекли из глаз.
Меня ценят и признают мои заслуги.
Но это всего лишь моё «я», играющее эту роль ради признания.
Это не настоящий я.
«Твоё истинное «я» всегда плачет, не так ли?»
Да, но я счастлив.
«Я счастлив?»
Я счастлив.
«Я счастлив?»
Я и в самом деле счастлив.
«Я СЧАСТЛИВ?!»
Нет. Это не счастье.
«Что есть счастье?»
Это не я. Это не настоящий я. Я просто не хочу смириться с действительностью.
«Что такое действительность?»
Это не я.
Мысли крутились в голове, как бешенные, когда одна из них не закричала громче всех:
«Покажи меня!» — голос был тихим и детским.
Что?
«Покажи меня.»
Я не понимаю.
«У тебя есть Дима. Ты можешь ему всё рассказать.»
Нет. Я не буду нагружать его проблемами, у него и своих достаточно.
«И всё равно покажи.»
НЕТ!
Голос вновь сменился, но на этот раз очень тяжёлым и низким.
«Почему ты такой слабак?»
Но… Я делаю всё, что в моих силах.
«Ты делаешь недостаточно!» — постепенно он начал становиться отцовским.
Но я, правда, стараюсь. Честно.
«Я сказал недостаточно!» — голос кричал и вкладывал всю ненависть, что он только мог.
Но…
Раздался звонок телефона, который отпугнул миллион голосов, звенящих, словно колокола одинокой церкви. Мелодичный гудок избавил меня от того ада, что воцарился в моей голове. Взяв телефон, я посмотрел на экран: «Димочка». Да, мы с ним помирились, но в голове всё равно возникал этот ужасный момент в туалете.
— Ало? — тихо сказал я в микрофон телефона.
— Ало! Привет!
— Привет.
— Ну как там? Стой, не говори. Лучше приходи ко мне. Отпразднуем, — я посмотрел в сторону двери, потом на часы в телефоне. Отец вернётся через полтора часа.
— Не знаю. Может быть, приду.
— Не не знаю. И не может быть. Ты придёшь. Буду ждать.
— Да, хорошо. Я только в душ схожу.
— Окей. Буду ждать, — я положил трубку и забрался в душевую кабину. Холодная вода обожгла тело. Мысли отсутствовали, но и слава богу.
Вышел я довольно быстро, всё-таки не хотелось попадаться отцу. Брата дома тоже не было, ровно, как и матушки. Они уехали в магазин за продуктами. Надо-бы их оповестить, что я собираюсь к Диме. А то будут волноваться.
Я зашёл в мессенджер и набрал довольно короткое сообщение: «Мам, привет, я буду у Димы» Этого было достаточно, чтобы меня отпускали хоть куда. Даже если буду гулять один, она никогда не говорила против, если «рядом» Дима. Но в этот раз не хватает этого одного сообщения. «Буду у него с ночёвкой.» Всегда ставлю точку, когда не хочу писать ещё. И матушка этого понимала и, не печатая вопросов. Только отправляла какой-нибудь смайлик, что точно прочла.
Я собрался довольно быстро (мне на это понадобилось всего десять минут). Вещей тоже брал немного: только сменные носки, зарядку для телефона, пару футболок и бутылку лимонада, припрятанного на такой случаи среди вещей младшего братика. Не думаю, что нам её хватит, но, я думаю, это лучше, чем ничего. Взял ключи, надел куртку и пошёл в сторону дома Димы.
Я достал телефон и набрал короткое сообщение: «Я вышел. Можешь встретить?»
«Да без б» — ответил он буквально через секунду.
Мы встретились с ним возле уже закрывшегося универмага, продавщица которого была невероятно добрая женщина. Раньше, когда мы были младше, а она, соответственно, была моложе, девушка угощала нас сосательными конфетками. Мне особенно нравились с лимоном, а Диме с клубникой. Сейчас магазин был закрыт. Его прикрыли года два назад из-за нехватки денег на аренду. Может это из-за нас и тех конфет?
Мы тихо дошли до дома, не проронив и слова. Поднялись на девятый — максимальный, этаж и направились к квартире 146. Дверь была приоткрыта. И Дима сказал: «Отец ушёл к другу. Мы с ним поругались, так что его не будет до завтра.»
Мы зашли в квартиру. Нос приласкал такой уже родной запах сигаретного дыма. Внутреннему убранству, которому, не хватало уюта. Да, всё самое необходимое здесь было, но ничего более. Словно квартира была съёмной. Это меня всегда и привлекало в «убежище» Димы. Да, я жил лучше него, но мне не хватало того, что есть у Димочки, а ему того, что было у меня. Это довольно странно, но мы уже привыкли.
— Я взял лимонад, — сказал я, когда Дима начал входить в свою комнату.
Дима
— Я взял лимонад, — сказал Влад, когда я преступил порожек своей комнаты.
— У меня есть кое-что получше, — ответил ему я, мой взор упал на неубранные салфетки. Забыл их убрать. Я быстро подошёл к ним и затолкал под кровать. Благо Влад не заметил.
— Ты чего такой красный? — спросил он меня, доставая из портфеля одежду и полторашку пепси.
— Да… — я посмотрел на окно, — тут просто душно.
— Странно… Но если тебе душно, то пожалуйста открой окно.
— А, да. Я это и хотел сделать, — напряжение нарастало с каждой минутой. Всё-таки то, что произошло между нами давало о себе знать. Я подошёл к окну, и прохладный ветерок окутал комнату.
— Ты говорил, что у тебя что-то есть.
Просунув руку между кроватью и батареей, я вытащил бутылку мартини, накануне украденную у отца. Он, вроде, ничего не заметил.
— Но… — не успел договорить Влад, как я его перебил.
— Без но.
Я достал стаканы, и мы, разбавляя сладостью сладость, выпили полбутылки. Уже смеркалось. Влада потянуло в сон, как и меня. Но мыслями мне не хотелось этого.
— Включи, пожалуйста, свет, — тихо попросил я Влада, еле стоящего на ногах.
— Ты по-прежнему боишься темноты?
— Нет. Просто… — перед глазами замелькали бесконечные фары машин, несущиеся по автостраде. Затем раздался громкий визг. Свет в комнате включился, разгоняя пелену перед глазами. Этот туман растворялся медленно, словно нехотя.
Мягкие прикосновения к лицу полностью вывели меня из этого состояния. Они были наполнены нежностью и заботой, той, которой не хватало мне очень долго. Влад смахивал слёзы. Это будто были руки матери. Как же я хочу её увидеть.
— Я здесь, я рядом, — прошептал Влад. И я заковал его в свои объятия, прижимая со всей силой. Послышались парочка щелчков, это позвонки встали на место, но Влад не издал и звука, а вывернул руки и обнял меня в ответ. — Я рядом, ты же знаешь. Ты можешь рассказать мне всё, что у тебя не так. Не сдерживайся.
Именно эта теплота мне и нужна. Именно её мне даёт Влад. Иногда так хотелось сказать ему «Спасибо», но он запретил говорить это. Ведь: «На то и нужен лучший друг. Ведь именно без «Спасибо» он обязан прийти на помощь.»
Я отпустил его, но объятия всё-ещё были крепки, Влад не отпускал меня. И только сейчас я почувствовал грудью, как намокла моя футболка из-за слёз. Он тихо плакал, даже не дрожа.
— Эй, ну ты чего? — спросил я, но он мне не ответил. Только отпустил и неуклюже вытер свои слёзы руками.
— Прости. Я в порядке.
Влад
— Прости. Я в порядке, — тихо ответил я. Весь мир кружился, постепенно погружаясь в туман.
Вспомнился тот момент в ванной.
«Покажи меня!»
Я понял, что это значит. Я не покажу ему ничего. Не покажу боли. Не покажу больше слёз. У него и так много проблем. У него мама… Ему хватает и своих забот. Я просто не покажу этого ребёнка. Нет. Никогда.
Я попытался показать улыбку, но ноги подкосились. В момент меня подхватили на руки и аккуратно положили на кровать рядом с дакимакурой. Потом Дима склонился над моей головой и поцеловал меня в губы. Или это было иллюзией?
Нет, я просто перебрал. Он не может такого сделать, ведь есть Артём. И вообще, как Димочка всё-ещё стоит на ногах после алкоголя?
Взгляд упал на рамку с фотографией. Он её так и не от…
Я провалился в сон.
Дима
Влад лежал на кровати, свернувшись в позу эмбриона. Это было чрезмерно мило. Я не заметил, как улыбка появилась на его лице во время сна.
Спать не хотелось. Хотя надо. Взглянув на часы, что теперь стояли в противоположной стороне от фото-рамки я убедился в этом: 2:35. Интересно, почему он расплакался? Что произошло? Или это из-за алкоголя и того, что вспомнил мой рассказ?
Отбросив мысли, я снял с себя футболку и штаны, выключил свет, но прежде зажёг ночник и лёг спать.
Я проснулся раньше будильника. Открыв глаза, рядом со мной лежал Влад, тихо посапывая. По его щекам текли слёзы. Дакимакура лежала в другой стороне, в то время как я обнимал Влада. По спине пробежались мурашки, а меня охватила паника. «Я обнимаю его?! Но…» Я легонько отпрянул от него и посмотрел вниз. Мои трусы были немного мокрыми, а стояк было видно невооружённым взглядом. «Блядь…»
Я попытался вытащить руку из-под спины Влада, но это не увенчалось успехом. Он проснулся.
— Доброго, — тихо сказал он, не поворачивая головы.
— Ты спи, спи, рано ещё, — «Не поворачивайся, прошу» — орал голос в голове.
— Хорошо. Только принеси мне водички.
— Угу. — Я быстро соскочил с кровати и надел штаны, первым делом направился в кухню. По спине пробежали мурашки из-за прохладного воздуха. Я достал две кружки и налил из водоочистителя воды, и так же быстро метнулся в комнату, по дороге немного разлив жидкость. Влад уже спал, и поэтому я поставил кружку рядом с кроватью, взял чистое нижнее бельё и вышел в ванную комнату.
Было стыдно перед Владом за это, но ничего нельзя было поделать, это уже произошло. Зайдя в ванную, я быстро разделся и забрался в душ. В нём было маленькое зеркальце, оно моментально запотело, как только горячая вода полилась из лейки. Я быстро протёр в него и немного не узнал своего отражения.
Это я? Это моё тело? Да. Это оно. Но почему оно показалось мне незнакомым? Бред какой-то.
Я коснулся губ. Их поверхность была сухой, как и всегда. Я посмотрел вниз, член всё-ещё стоял, и скорее всего не собирался расслабляться.
Что же делать?
Влад
Я видел, как он заходил повторно в комнату, как он поставил кружку и как второпях ушёл. Потом услышал, как плещется вода и как Дима выходит из душа. К тому моменту, как хлопнули дверцы душевой кабины, я оставил в кружке лишь половину воды, но голова всё-равно-сильно болела.
В комнату зашёл Дима. Он увидел, что я проснулся и на его лице выступил румянец.
— Можешь подать мою сумку? — попросил я, и Димочка сразу исполнил мою просьбу. — Спасибо. Ты просто супер-дупер-лучший-друг.
— Ты… Тоже, — после этих слов я достал таблетницу и вытащил четыре капсулы. Три из них были с коллагеном, а одна — от головы. Взяв кружку и закинув все таблетки в рот, я запил их. — Ты как?
— Хреново, — повисло тяжёлое молчание. — Сколько сейчас времени?
— Шесть, сор… — Не успел договорить он, как на телефон позвонили. Дима взял его и сразу принял вызов.
— Привет… — он посмотрел на меня, — думаю, что сегодня не получится. Мы сегодня с Вл… — в момент он переменился в лице. — Да хватит уже! Я имею право провести хоть один день так, как я хочу. Мы договаривались с ним заранее, и я не собираюсь менять планы. — И вновь молчание. — Давай завтра. Ну зай…
Весь разговор я с ревностью смотрел на Диму. Не хотелось слышать, как он называет своего парня такими тёплыми словами. Эмоции постепенно вскипали, становились яростнее и больнее. Мысли кричали: «Не мешай ему! Пусть гуляет! Парень важнее, чем друг!»
— Слушай, ты гуляй. Мне домой пора. Забыл тебе сказать, что мы с мамой договаривались, — сказал я Диме и, встав с кровати, начал собираться. Он следил взглядом, не отнимая телефон от уха. С одеждой я покончил довольно быстро, и выйдя в коридор начал обуваться.
— Стой! — крикнул он, но его слова отразились эхом в пустом коридоре, а потом и в лестничном пролёте. Я выбежал на улицу и бежал так долго, как только мог. Мимо пробегали весёлые дети, которые по непонятным мне причинам встали так рано в воскресенье. Голова начала кружиться, краски стали расплывчатыми из-за слёз. В один момент моя нога подвернулась, и я упал на землю.
Нос болел, коленки тоже. Не хотелось ничего, только плакать.
Какой я идиот! Идиотище. Ненавижу себя! Почему я так плохо поступаю с ним! Он же ради меня старался! Почему я такой идиот! Ненавижу себя! Зачем я делаю ему больно! Я же обещал! Да что со мной, чёрт подери, не так! Позор!
«Позорище семьи!» — вторил отец моим мыслям: «Ты блядь кусок говна недоделанный! Блядина!» — не унимался он.
Да, отец! Ты сука прав!
Поднявшись с пола, я отряхнул одежду и сразу же осмотрел её. Вроде нигде не порвалась. Я поднял с пола упавшую сумку, утёр кровь, сочившуюся из носа, и пошёл в сторону дома. Отца не должно быть там. Дома должен быть братик.
Я дошёл довольно быстро. Не было бы ни одной причины, чтобы где-то задерживаться, ведь дома меня ждёт братик. Такой тёплый в своих объятиях и родной. Я хотел к нему попасть быстрее, заковать в объятиях, прижать и согреть свои руки.
Отворив дверь ключом, я проник внутрь, проскальзывая по коврикам словно вор. Но на пороге ждал меня отец.
— И где ты был?
— Я у Димы на ночёвке.
— Почему именно сегодня?
— Мы с ним договаривались, что после тур… — я осёкся.
— Я бы хотел поговорить с тобой по поводу этого самого турнира, — он показал жестом, что мне надо войти внутрь, — заходи.
Войдя в дом, меня встретил брат и моя мама. Они стояли с опущенными глазами, словно стыдясь.
Дальше мы прошли на кухню, оставив остальную семью за дверью в неё.
— Ну, давай, рассказывай, как результат? — спросил отец, садясь предо мной.
— Результат — не очень хороший, но Нина Ивановна сказала, что это было не плохо, — немного тихо ответил я.
— Нина Ивановна сказала? А у меня другая информация. Так что не ври, лучше говори честно, иначе хуже будет.
— Она… — замямлил я.
— Не мямли. Говори громко, как настоящий мужик с мужиком, — повысил голос отец.
— Она была не совсем довольна.
— И что сказала?
— Что мы могли лучше.
— Так почему не смог?! — взорвал он, — Почему ты такой никудышный! Ничего не можешь! Ты позоришь нашу семью! Я деньги плачу, в конце концов! Ты на Диму своего посмотри! Нормальный парень: сильный, стойкий и непреклонный! На него посмотришь и гордость в глазах! Он человеком растёт! А ты! — он указал на меня пальцем. — Ничего не стоишь! Слабый, не умеющий нихера делать! Нахлебник!
— Но…
— Без НО! — заорал он. — Вместо того, чтобы гулять, лучше чем-нибудь полезным занялся!
— Дорогой, — сказала мама тихим голосом, зашедшая в комнату, — Не перегибай палку.
— Да он не понимает!
— Не всё получается с первого раза. Ты это должен был уже давно понять.
— Он наш сын! Он обязан нам!
— Да, он наш сын, и мы долго пытались, чтобы он появился на свет.
— Именно поэтому он и должен нам! Мы старались ради него! Телефон — есть, одежда, крыша над головой — тоже — ВСЁ! У него есть при жизни всё! Нам бы такое благо в детстве, так мы бы…
— Ничего бы не изменилось! — закричала мама. — Как ты не видишь его стараний!
— Так почему он не видит наших! Так и ещё и позорит нас! — он бросил злостный взгляд на меня.
— А нахуй я его тогда рожала!
— Вот именно! Лучше бы он никогда не рождался! — после этих слов, ком в горле подступил, не давая вздохнуть.
— Вот именно!
— Закрой дверь! — крикнул отец, и мама ушла.
— Я пойду, — тихо сказал я.
— Ты никуда не пойдёшь! — он взялся за ремень и быстро вытащил его из штрипок своих полосатых штанов.
Первый удар пришёлся на ноги, второй — руки, третий — спина. Но я стоял на ногах, не позволяя себе упасть. Было больно, но не физически. Распахнув руки и сделав один шаг навстречу неизбежности, я заковал отца в крепких объятиях. Я держался за него, пока град ударов бился об спину. Но в момент он оттолкнул меня, и мир вновь замедлился, как в тот раз.
Не помню, что произошло дальше. Только момент пробуждения, то, как мой братик лежал возле первого этажа кровати в нашей комнате. Я тихо поднялся и, стараясь не разбудить его, вышел из комнаты. Взглянув на часы, я понял, что проспал около шести часов. Действительно ли это был сон?
В голове крутились слова отца: «Лучше бы он никогда не рождался!»
Если он меня не желает видеть, то зачем я нужен? Может проще умереть?
Быстро одевшись, я вышел на улицу.
Вечерело, прохладный ветер ласкал моё лицо. Заходящее солнце дарило последнии небу последние лучи, окрашенному в розово-фиолетовые оттенки. Листочки деревьев тихо шелестели, птицы пели. Эти звуки создавали музыку для ушей.
Я шёл по улицам, минуя миллионы ярких цветов, что стали серыми в глазах. Весь мир обесцветился: и небо, и дома, и машины, и прохожие. Красок не было. Они словно сбежали от меня и прячутся в самых отдалённых местах. И это подтверждали слова отца. Я действительно ненужный, неуклюжий, не умеющий, никудышный, ни на что не способный. Умею только ныть. Я только могу сидеть на шее родителей, имея всё, чего у них не было. Я вообще должен был рождаться? Я имею право на любовь, заботу? Нет, я не имею право на них. Я не имею право даже на жизнь. А это означает только одно…
Я не заметил, как добрался до нужного дома, поднялся по лестнице и достал телефон, стоя на крыше двадцати пятиэтажки. Ветер был здесь сильным и таким тёплым. Птицы всё также пели свои песни, но вот шелеста деревьев я уже не слышал.
«Ничего не можешь! Ты позоришь нашу семью! Я деньги плачу, в конце концов! Ты на Диму своего посмотри! Нормальный парень: сильный, стойкий и непреклонный! На него посмотришь и гордость в глазах! Он человеком растёт! А ты! Ничего не стоишь! Слабый, не умеющий нихера делать! Нахлебник!»
Прости меня Димочка за мою слабость. Прости за то, что не выполняю обещания. Прости за то, что не следую своим же словам.
Я слабый и морально и физически.
— Прикинь чё, меня в один момент не станет. И больше ты не увидишь мои тупые сообщения, меня. Ты не сможешь видеть мою рожу в школе. Во прикол будет, ха-ха-ха. — Сказал я в микрофон телефона, открыв первый попавшийся чат и не читая получателя.
Где ты? — пришло сообщение.
— Это уже не важно, — сказал я в микрофон, всхлипывая и подходя к краю крыши.
Да, понимаю, вы мне не поверите. Ведь я сейчас в Москве, а это значит — выжил. Но тогда у меня ничего другого не оставалось сделать. Звучит по детски. Но суицид был для меня единственным выходом.
Встав со скамейки, я направился дальше по набережной. Мимо меня пробежал одинокий бегун, не понимающий, почему я не сплю. Но спать не хотелось, хотелось вновь и вновь чувствовать ту ностальгию по временам, которые ненавижу.
Фонари озаряли улицу довольно ясно. Лестницы пестрили подсветкой разных цветов, а храм, располагающийся в дали, изливал из своего купола свет.
Достав телефон, я открыл камеру, навёл на ночной город и запечатлел, потом зашёл в приложение «Телефон», до листал до нужного номера и позвонил. Ответили мне быстро.
— Ало, — раздалось в трубке.
— Привет. Как ты там?
— Да… всё, вроде, нормально. Ты чего не спишь?
— Этот вопрос я должен задать тебе.
— Я на тусе был.
— А я решил прогуляться. Что делаешь?
— Лежу на кровати.
— Прости, если разбудил.
— Да нет, всё нормально.
Мы разговаривали с моим собеседником долго, около сорока минут, пока мой телефон не сообщил о двадцати процентах зарядки.
— Хочу выпить, — сказал я вслух и направился в ближайший бар.
Больше книг на сайте - Knigoed.net