Интересно, откуда у обычного налоговика Майбах, да еще и с личным водителем? Это такое служебное авто? Ой, не туда я пошла учиться и работать, ой не туда.
Конечно, Аркадий Семенович не такой уж простой налоговик. Он большой руководитель, один из самых крупных, а еще у него есть специальное звание, «действительный государственный советник». Короче, сразу понятно, что птица крупная, хищная, летает высоко, и лучше к такой не соваться.
Однако, какой у меня выбор? Сажусь на заднее сидение, рядом с ним и машина медленно двигается с места, а двери со щелчком закрываются на замок. Я нервно сглатываю, но виду не показываю, в конце концов, ну не убьёт же он меня тут. Не убьёт же?
— Добрый день, Алиса. Думаю, ты догадываешься, о чем будет разговор.
Лёшин отец выглядит на все свои пятьдесят шесть, но годы добавляют ему солидности и важности. Это высокий и крупный мужчина в дорогом костюме, больше похожий на олигарха, чем на госслужащего. От него веет авторитетом и опасностью, по крайней мере, так мне кажется. На семейных ужинах я всегда опасалась его больше, чем жены.
— Добрый день, Аркадий Семенович. Да, я догадываюсь.
— Вы доставили нашей семье много проблем. А моя жена считает, что проблемы нужно решать основательно, раз и навсегда, — говорит он спокойно, смотря мне прямо в глаза.
Сердце падает, начинают потеть ладони, но я точно знаю, что показывать слабость нельзя. Тогда точно убьет, непонятно только, в переносном смысле, или в прямом.
— При всем уважении, Аркадий Семенович, — я быстро собираюсь с духом и пытаюсь найти правильные слова, — я просто хотела уйти от вашего сына, тихо и спокойно. Он создал на моем пути все мыслимые и немыслимые преграды и я много раз просила его остановиться, прежде чем принять доступные мне меры. Но я не считаю себя проблемой, учитывая, что мы с ним недавно договорились и все-таки разошлись с миром.
Я делаю глубокие, медленные вдохи и выдохи, что бы скрыть свою панику и заполошное биение сердца. Один большой человек витиевато угрожает мне в дорогой тонированной машине, где личный водитель выглядит как Коммандо. Просто чудесно.
— Что ты хочешь этим сказать? — хмурится он.
— Только то, что мы, наконец, закончили наши сложные отношения. По соглашению сторон, так сказать. Я попросила своего друга закопать все обвинения и забрала все документы, что ему давала. Они у меня дома, я готова их вам отдать.
— И ты предлагаешь мне обо всем забыть? О том, что какая-то неблагодарная девка шантажировала моего сына?
— Господи, Аркадий Семенович, посмотрите на меня! Я никого не хотела шантажировать. Я просто хотела уйти от вашего сына. Ничего не просила, ничего не хотела, просто ушла. Он напустил на меня налоговую, каких-то людей в масках, звонил, угрожал, нанял людей, которые избили моего парня. Это поведение нормально мужчины в возрасте тридцати двух лет? Сына судьи и налоговика? Он изменял мне целый год! И я не имела права от него уйти после этого? — я честно стараюсь сохранять спокойствие, но мой голос грозится сорваться на визг к концу этой нелепой тирады. Я беру секунду на то, чтобы отдышаться и он терпеливо ждет, что же еще могу ему сказать.
— Вы скоро станете дедушкой. Так займитесь реально важными вещами, а не травлей одной беспомощной уставшей девушки, — смотрю на него устало и выжидающе, но вдруг понимаю, что он не знал об этом.
На лице обычно сурового и собранного мужчины проступает искреннее удивление и недоверие, а потом что-то еще, что я никак не могу идентифицировать. А ведь была совершенно уверена, что его ничем не проймешь.
— Лёша вам не сказал, — удивленно тяну я и это скорее утверждение, чем вопрос. Ну, в конце концов, никто не говорил, что это тайна.
— Не сказал. Виталий, поворачивай обратно, — обращается он к своему водителю и отворачивается к окну.
Несколько минут мы едем в молчании. Он задумчиво смотрит в окно, постукивая пальцами по сидению, а я сижу, ни жива, ни мертва, смотрю перед собой и надеюсь выйти из этой машины целой и невредимой.
Когда мы подъезжаем к зданию, где я работаю, я облегченно выдыхаю, а он всё же обращается ко мне еще раз.
— Я хочу, что бы ты отдала мне все документы на Лёшу. Абсолютно все, до единой бумажки. Что бы у тебя ни копии не осталось.
Он замолкает и оценивающе смотрит на меня, а я судорожно быстро киваю.
— Ты навсегда забудешь о нашей семье, — продолжает он, — тогда и наша семья о тебе забудет. Но если я узнаю, что ты не сдержала обещание и где-то всплывет неприятна информация… Я закрою тебя лет на десять. Все поняла?
Он говорит это совершенно металлическим тоном и только, дожидаясь моего кивка головой, немного смягчается
— Хорошего вечера, Алиса.
Раздается оглушительный щелчок и я понимаю, что двери машины открыты.
Выхожу на ватных ногах, по позвоночнику течет пот, сердце выпрыгивает из груди, но я понимаю, что хороший конец близок, так что беру себя в руки и шагаю в ближайшую кофейню.
Лечить нервы первоклассным лавандовым рафом.