Я, в самом деле, приезжаю к Ане, вот только этой ночью совсем не сплю. Сон не просто не идет, он даже не виднеется в конце тоннеля.
Аня, которая никогда не подает виду, сегодня не может сдержать удивления. И после того, как я рассказываю ей все, она удивляется еще больше.
— Ты приехала ко мне…почему? Дима тебе помог, Санникова жива, здорова, но больше не судья. И отлично, она больше не станет тебя цеплять. С такими людьми только так и можно, они ведь не понимают ничего, кроме силы. Уверена, она уже сопоставила, за что ей прилетело, и оценила, что ее не упрятали на долгие годы. А теперь, видя за твоей спиной влиятельного покровителя, они забудут о тебе.
Аня говорит, явно сдерживая эмоции, которые периодически прорываются в мимике и жестах, но ее голос остается спокойным. Сама я сижу, как на иголках.
— Этот Нодар — темная лошадка, явно криминальная и Дима имел с ним какие-то темные делишки, Ань. Как мне ему верить? Они за сутки организовали арест! Как так вообще можно? Кем для того нужно быть? И это же просто… это просто какие-то девяностые!
— Но он помог тебе! Дима попросил его об услуге, потому что нужно было спасать тебя! Я не понимаю, детка, что не так?
Я нервничаю так, что руки начинают трястись. Что-то внутри растягивает меня, как канат, рвет на две части по живому. И я рассказываю ей, сбивчиво, нервно и прыгая от темы к теме.
Я долгое время жила с бабушкой, которая все время твердила мне, как правильно жить.
Правильно — это золотая медаль в школе, красный диплом в университете, хорошая работа в офисе. Правильно — это не списывать, никогда не жульничать, не врать себе и родне. Если ты нашла кошелек — верни, если можешь помочь — помоги, если человеку плохо — вызови скорую. Если мужчина изменил, его нельзя прощать, если ушел — нельзя принимать обратно. Если тебя ударили по щеке, то подставь вторую щеку, если попали и по ней — ударь в солнечное сплетение и беги. Нельзя забывать обиды. Если любить, то мозгом, а не сердцем.
Моя бабушка была очень сильной женщиной, железной леди и приличной семьи, а вот дедушка был не только редким красавцем, но еще и бабником, и авантюристом, так что дорожка его недолгой жизни скоро стала кривой и привела к не самым благонадежным занятиям. Дедушку я не знала, но всю жизнь бабушка упоминала его, как самую большую ошибку в своей жизни, темное пятно на ее репутации и просто «пропащего».
Я так привыкла к этому, что и не думала, что это как-то на меня повлияет. Но однажды, в студенчестве, я потеряла билет в автобусе и, как назло, зашли контролеры. Огромная тетка в форме просто заломала мне руку, пока я пыталась лепетать, что не могу найти билет. Наверное, думала, что я решу сбежать на приближающейся остановке.
Штраф, который они выписали, а самое главное, слова, которые они говорили, стали самым страшным воспоминанием того времени. Я была в панике, ведь штраф — это что-то вопиюще ужасное. Я заикалась неделю, пила успокоительные и потом отрабатывала все это с психологом, чтобы вернуться в норму. Какое-то время панически боялась опаздывать, просыпалась ночью от страха, что не прозвонит будильник. Конечно, это всё сгладилось, прошло, но сейчас, видимо, после нервного срыва, сразило меня еще раз.
Сейчас я чувствую, что весь мой мир уходит из-под ног, потому что Леша играл нечестно, сколько нервов он мне потрепал, а теперь вот и Дима пошел по этой же дорожке. Да, во благо мне, но… Откуда мне знать, что будет дальше, если уже сейчас во бьется этот бешеный страх.
— Алиса, мне очень жаль, что это сидит в тебе. Я не психолог, конечно, но… Просто посмотри со стороны. Кто не без греха? Дима любит тебя, он пошел на это ради тебя, потому что в борьбе с Санниковыми вы сами бы не выстояли. Это просто тяжелая артиллерия, к которой никто бы не прибегнул просто так. Она играла нечестно и заслужила это!
— Но, получается, и он играет нечестно. Он позвонил кому-то и сказал, что надо устранить проблему и оп — Санникова в тюрьме! Он… он как мой дед… Так нельзя поступать с людьми.
— Остановись, Алиса! Не впутывай сюда это. Твой дед и бабушка — это детские травмы, с ними надо пойти к психологу и отпустить уже вот это всё. Но Дима — это другое. Ты сама-то шантажировала своего бывшего, помнишь? Ты тоже пошла по кривой дорожке?
— Я не знаю. Я уже ничего не знаю, Ань.
— Ты решила, что шантаж это нормально, потому что Лёша стал вести себя странно, а потом оказался на стороне «пропащих» из-за измены. Димина-то вина в чем? Он и в восемнадцать тебе не изменял.
Я не сразу понимаю, что из глаз катятся слезы. Я рыдаю совсем бесшумно, но в три ручья, и мысли мои роятся в голове, как пчелы. Аня обнимает меня, успокаивает и в конце концов оставляет меня наедине с собой.
Я всю ночь лежу без сна, смотрю в потолок и пытаюсь решить для себя, что я на самом деле думаю по этому поводу. Я ужасно скучаю, хочу под теплый бок и вообще, просто все обнулить и начать заново. Я люблю его, но что сильнее, эта любовь или мой страх?
И перед рассветом все-таки засыпаю.